Олег Мухин - Человек: 1. Теория большого надувательства Страница 26

– Не больший изувер чем тот, кто не просто, подобно ничтожному червю, копается в говне, а имеет собственную позицию в жизни, служит высокому долгу и, когда пробивает час, воплощает свой замысел в реальный поступок. Я – человек действия. Канувшая в лету цивилизация делилась на две неравномерные части: огромную – пассивных людишек, не делающих ничего полезного, и малую часть – активных личностей, пытающихся тем или иным способом воздействовать на большинство. В свою очередь в этой малой части преобладали сионисты-жидомасоны, но были и истинные патриоты человечества, к которым я условно отношу и себя. Они-то и остановили пагубный ход истории, господин Шанхай… – сказал генерал жёстко.

– В какую красивую одежду ни наряжай демагогию демагогией она и останется. Такие фанатики, как вы, и погубили мир. Вам нет прощенья. Вы очень опасный тип, чтобы продолжать жить на земле, – Хай Фай вколачивал гвозди в генеральский гроб.

– Жаль… Вы абсолютно ничего не поняли. Вижу, я зря потратил своё красноречие и время. Я говорю, но вы не слышите. Думал, вы обрадуетесь ходу моих мыслей. Что ж, чую носом, пустите меня в расход, как инакомыслящего?

– Вероятно.

– Сделаете колоссальную ошибку! Ладно, может, дадите спокойно состариться? Эх… Отправьте меня на необитаемый остров, если я вам так противен. Я возьму с собой туда Волка. Это единственное существо, которое полностью понимает меня, которое будет всегда верным другом и никогда не подведёт. Надеюсь, он уже оклемался после вашего усыпляющего газа?…

Тут запись резко прервалась, потому что кто-то посторонний проник в мою память, в блок управления «видиком». Я снова увидел залитый солнцем салон сотого этажа небоскрёба. В дверях же стоял Майкл Саймон Третий, воплощение истинного добродушия, и широко улыбался мне своей керамической улыбкой.

4

Он не дотянул каких-нибудь пятьдесят километров до хранилища, помеченного одним из витиеватых значков на подробной карте, составленной парнями из Конуса. Табло наручных приборов высвечивало точные долготу и широту, свидетельствующие, что хранилище совсем рядом. Однако ни в основном, ни в резервном баках уже не было ни капли, а без горючего, как известно, летать невозможно. Поэтому, подчиняясь закону всемирного тяготения, он косо рухнул вниз на кроны деревьев, в изумрудное море буйной растительности. Пробив верхний, самый плотный слой листвы, обдирая при этом одежду и кожу о ветки, скатился, цепляясь за лианы, к мощным уродливым корням, приземлившись, к его чести, надо сказать, на ноги, несмотря на громоздкий летательный аппарат, прикреплённый к спине.

Он попал как бы в другой мир – непроходимые джунгли обступили его с четырёх сторон. Он вдруг отчётливо осознал, что оказался в настоящей западне, о существовании которой в принципе никогда не задумывался. Неуязвимость порой расслабляюще действовала на разум и вот сыграла с ним злую шутку. Джунгли вокруг были действительно труднопроходимы, настолько, что даже он увидел в них проблему. Он понял – до склада он доберётся нескоро. И всё-таки нужно было идти, а не стоять на месте.

Придерживаться выбранного направления удавалось плохо, мало того, он почти не продвинулся к хранилищу за двадцать четыре часа непрерывной борьбы с природой. Он рвал мясистые стебли руками, жалея, что на этот случай, увы! не запасся мачете, что было бы весьма кстати, или чем-либо подобным.

До цели он так и не дошёл, но не потому, что бросил эту затею и собирался уже звать через спутник помощь, а потому что на четвёртые сутки мытарств внезапно услышал впереди лязг металла, и спустя короткий промежуток времени прямо перед его носом, ломая всё на своём пути, появилась огромная туша танка. Гусеницы, подобно мясорубке, перемалывали растения, плюясь зелёно-коричневыми ошмётками. Это была именно та ситуация, которая называлась «приятная неожиданность». Многотонный «мышонок» чихнул выхлопными трубами и остановился. Танк был без дула. Раскрылся люк, и из чёрного четырёхугольника высунулось некрасивое лицо Реджа, что стало приятной неожиданностью вдвойне…

Назад они покатили по проторенной дорожке. Редж показал ему компьютерное устройство внутри танка, которое запомнило весь обратный путь и самостоятельно управляло двигателями, строго подчиняясь программе. Поэтому им не оставалось ничего другого, кроме как удобно расположиться на башне и под урчание моторов повести задушевную беседу.

– Пока мне не сказал Саймон, – произнёс Алекс, – что ты здесь, среди нас, я и представить себе не мог, что ты жив, ведь средства массовой информации сообщили о твоей смерти в результате авиакатастрофы личного самолёта в конце 2008 года; как сейчас помню, это было третьего ноября. Этот день для меня, как впрочем и для миллионов твоих поклонников, стал днём траура. Знаешь, незадолго до Войны я даже побывал на твоей могиле в Лондоне.

– А я действительно считаю, что умер в 2008-м. Разве то состояние, в котором я нахожусь теперь, можно назвать жизнью? Мой разум впихнули в мёртвый механизм. У меня нет никаких чувств – только мысли, и те не в голове, а где-то в районе пупка!

Хотя спасибо, что не ниже! – со свойственным ему юмором ответствовал Редж.

– И всё-таки ты согласился на Саймоновское предложение, не так ли?

– Да, по двум причинам. Ну, во-первых, после конфликтов в группе и её неофициального распада я очутился как бы в изоляции. Помнишь, «… в полной изоляции, в замке, здесь, за каменной стеной, жду, когда чернорубашечники явятся, жду, когда они придут за мной…»? Так вот, поначалу, выступая сольно с командой приглашённых со стороны музыкантов, я ещё пытался докричаться до людей своими новыми песнями, заставить их на минуту задуматься о том мире, где они живут. Я тогда думал, что причина, почему меня перестали слышать, кроется в самой группе «Fink Ploy», изменениях, произошедших с ней. Но потом я понял, что не одни мы изменились, а изменилось, главным образом, общество, те люди, с которыми мы раньше находили

контакт. Признаки же этой разобщённости возникли ещё до распада коллектива, когда мы ради сверхприбылей начали арендовать гигантские стадионы…

– Хорошо известен случай, когда ты не выдержал и плюнул со сцены в лицо поклоннику, стоящему в первом ряду, который вёл себя, как ненормальный, – вставил реплику Алекс.

– Точно… А во время моей сольной гастрольной деятельности я почувствовал буквально отчуждение. На меня ходили, как на основного виновника развала «Fink Ploy», забрасывали пустыми банками из-под пива, тыкали плакатами «Редж – никто!», они просто издевались надо мной. Я замкнулся, прекратил заниматься концертами, стал записывать только пластинки. Всю душу в них вкладывал, писал песни-предупреждения, песни-размышления. Однако мои диски не покупали. И однажды мне в голову пришла мысль: «А ведь они правы, я на самом деле никто. Я – песчинка, лежащая на дне океана, возомнившая себя спасителем рода человеческого. Зачем я повесил себе на шею его неисчислимые беды? Зачем я трачу нервы, кровь, здоровье на то, чтобы открыть этим слепцам глаза? Покруче меня пытались, и что в результате? Им ни к чему зеркала! У них иная логика: мы приходим в этот мир на мгновение и хотим лишь успеть получить удовольствия – побольше денег, женщин, наркотиков, деликатесов; и суметь к тому же нагадить на головы других, таких же жаждущих, потому что на всех наслаждений не хватает…» Я тогда решил – дальше продолжать бессмысленно. Я сделал всё, что было в моих силах, с музыкой покончено. Однако праздно жить я не смог, хоть ни в чём и не имел нужды. Я серьёзно задумался о самоубийстве, как о способе выхода из тупика. Помнишь, Джон Леннон как-то сказал: «Теперь я стал богатым и знаменитым, кем и хотел всегда быть. Но ничего не происходит»?

– И затем появился Саймон.

– Да. Потом меня посетил Блондин. То, что он предложил, совершенно ошарашило меня. Я сразу врубился, какие перспективы сулит его, так сказать, товар. Чуть ли не захлебнулся от восторга. Вторая причина, почему я согласился – поражающие воображение, практически неограниченные возможности человека-«сквиза», от которых буквально захватывало дух.

– Но ты разочарован.

– Теперь. А в 2008-м я так не считал.

– Как он объяснил, почему сделал предложение именно тебе?

– Сказал, что является большим любителем моих песен, особенно нравятся тексты, то есть моя философия. Сказал, что слышал о моих неудачах и провалах.

– Взял с тебя деньги?

– Нет, ни цента.

– Что ты думаешь о Саймоне?

– А что конкретно ты хочешь услышать?

– Не показалось ли тебе, что он каким-то образом связан с пришельцами? У меня вообще есть подозрение, что он – один из них.

– Ха! Безусловно, Блондин – личность во многом загадочная, но чтобы он был пришельцем, вряд ли. Видишь ли, конечно, ни в чём на сто процентов нельзя быть уверенным до конца, однако если бы пришельцы активно вмешивались в нашу жизнь, то они предотвратили бы атомную войну. Поскольку, опять же, при их желании и праве на вторжение с нами можно было бы покончить ещё во вторую мировую. Зачем им было тянуть?