Лариса Райт - Алая нить Страница 27

– И все-таки, дорогая, будь осторожнее!

– …Так и говорила: не вмешается, – торжествующе объявляет Антонио. – А ведь вмешался, да еще как. Давайте, ребята, выпьем за мою жену, за ее золотые руки. А вы все читали газету? Нет? Как же так? Это необходимо исправить.

– Не надо, – вяло возражает Катарина. Ей уже порядком надоели хвалебные речи, но она знает, что мужа не остановить и сейчас он процитирует гостям вырезку из статьи, которую может воспроизвести без запинки даже среди ночи.

«…и лишь старания опытного хирурга Катарины Тоцци спасли жизнь несчастной Каролины. Девушка была доставлена в больницу с одиннадцатью ножевыми ранениями…

– Одиннадцатью! – трясет Антонио в воздухе указательным пальцем.

…Ее шансы выкарабкаться оценивались медиками как пять против девяноста пяти. Она потеряла полтора литра крови, нуждалась в экстренной трахеотомии, которую провела бригада реаниматологов. Однако их слаженные действия могли бы оказаться напрасными, если бы не работа врача в операционной клинической больницы Инсбрука, куда доставили чуть живую Каролину Братц. Золотые руки доктора Тоцци не только подарили жизнь девушке, но и наградили полицию шансом заполучить наконец портрет преступника и приблизиться к поимке опасного убийцы».

– Слышали? – продолжает восклицать Антонио. Он поднимает бокал и нежно целует смущенную жену. – За золотые руки доктора Тоцци!

– Ладно, хватит тебе, – отнекивается Катарина, – этот случай вовсе не был таким уж сложным.

– Одиннадцать ножевых ранений!

– Из них опасных для жизни всего два.

– Но опасных!

– Да уж. Бедняжке просто повезло, что убийцу спугнули и он не стал тратить драгоценные секунды на то, чтобы выстрелить ей в голову, как остальным жертвам. Видно, заволновался. – Катарина смотрит на побледневшие лица друзей. – Все, все. Меняем тему.

– Точно, – подхватывает Антонио, – к чему обсуждать одну спасенную жизнь, если ты, возможно, спасла десятки? Скоро опубликуют фоторобот – и песенка ублюдка будет спета.

– Не обольщайся, – вздыхает Катарина. – Фоторобот обычно похож на сотни людей, особенно если у преступника нет никаких характерных примет или изъянов во внешности.

– Наверняка у него выпученные глаза, страшный оскал и огромные лапы, – съеживается от собственных мыслей молоденькая пассия Риккардо.

– Ага. На носу бородавка, а на лбу татуировка: «Здравствуйте. Я тот, кто вам нужен», – ехидничает над подругой итальянский товарищ Антонио.

– Бросьте, – остужает пыл гостей Катарина. – Нет у него ни татуировок, ни прыщей, ни клыков.

– Откуда ты знаешь?

– Полицейские рассказали. Среднего роста, нормального телосложения. Глаза голубые, волосы короткие, светлые, губы тонкие, нос утиный. Пол-Австрии подпадает под это описание.

– Ни шрамов, ни родинок, ни увечий? – расстроенно спрашивает муж.

– Ничего особенного, – вглядывается в зависший на экране портрет анестезиолог. – Даже я похож на этого урода.

– Я бы в жизни не выделила его из толпы, – вторит травматолог. – Слышали, вчера обнаружили еще одно тело?

– А мне кажется, я бы его узнала, – осторожно говорит хирург. Она стоит спиной к телевизору и пристально изучает рентгеновские снимки. – Здесь все ясно: паравертебральные кальцификаты и растяжение петель кишечника.

– Брось, Катарина! Это невозможно! – отвечает анестезиолог.

– Почему? На снимке отлично видно. Сомнений быть не может. Посмотри.

– Я про маньяка. Как ты можешь утверждать, что узнала бы его?

– Глаза. Я бы на его месте после публикации фоторобота не снимала бы солнечные очки.

– А что, у него какие-то необычные глаза? – сомневается травматолог.

– Конечно.

– Как ты могла рассмотреть? Ты даже на экран не взглянула!

– Не хочу его видеть. Мне и так холодно.

– Ты мерзнешь, когда видишь этого психа?

– Да. Становится зябко и неуютно. Разве вы не заметили лед, застывший в его зрачках?

– Нет, – пожимает плечами анестезиолог.

– Я тоже как-то не обратила внимания, – поддерживает его коллега.

– Вот поэтому он до сих пор и разгуливает на свободе, – взвивается Катарина. – Все скользят по лицам друг друга, не задерживаясь ни на секунду, а достаточно один раз остановиться, обратить внимание – и вместо толпы появляются яркие, не похожие друг на друга личности.

– Странно, – травматолог недоверчиво косится на хирурга, – раньше ты сама утверждала, что практически любой среднестатистический австриец подпадает под описание, которое предложат публике.

– Я ошибалась.

– А по-моему, ты сейчас увлекаешься, – дразнит анестезиолог. Катарина легко откликается на подначку:

– Дай мне газету. Там на последней странице тоже есть его портрет. Вот. Неужели не понимаете, о чем я?

Врачи склоняются над фотографией, к ним присоединяются еще несколько человек из ординаторской. Группа безмолвно изучает снимок, боясь пошевелиться, словно случайное движение может помешать им уловить то, что видит Катарина. Хирург снисходительно наблюдает за ними. Коллеги напоминают ей кучку туристов, застывших перед Джокондой. Они слышали, что она таинственно улыбается, и теперь просто обязаны узреть, где именно кончики губ Моны Лизы приподнимаются вверх. Лица сосредоточены, фигуры напряжены. Наконец появляется некоторая расслабленность, головы размыкаются, пять пар глаз растерянно смотрят на хирурга.

– Кажется, у тебя слишком развито воображение, – выражает общее мнение травматолог.

– Вовсе нет. Просто я обращаю внимание на детали.

– Мы думали, это касается только негативов, – шутит один из ординаторов. Полбольницы знает, что доктор Тоцци способна углядеть на снимке то, что проворонили остальные врачи. Коллеги из других отделений часто обращаются к ней за советом. Но способность эту объясняли исключительным профессионализмом, не смешивая его с наблюдательностью.

И какая нам забота,

Если у межи

Целовался с кем-то кто-то

Вечером во ржи!

Катарина декламирует Бернса, обводя нерешительным взглядом смущенный ее поведением народ, и все-таки решается: – У тебя, Хайди, в сумочке лежит обезжиренный йогурт. И хотя ты никогда никому не говорила, что хочешь похудеть – и правильно делала: молодая женщина сорок второго размера, желающая сбросить пару килограммов, вряд ли отыщет хоть одну сочувствующую ей даму, – заметить, что ты ешь это отсутствие калорий, очень просто. Достаточно всего лишь запомнить содержимое мусорной корзины женского туалета и невольно отмечать, что и когда там появляется. Ты, Курт, сегодня поедешь домой на трамвае. Когда я ходила перекусить, эвакуатор увозил черный «Фольксваген» с номером 574. Я помню цифры, хотя ты парковался рядом со мной всего пару раз. У Берта вечером – свидание. Мне уже несколько раз сообщали о появлении в его жизни очередной пассии, аккурат после того, когда я видела на нем этот розовый галстук и дышала обильными парами «Fahrenheit». Наша заведующая отделением выиграла еще один кубок по гольфу. Она об этом не сообщала, но ее коллекция керамических собак всегда пополняется именно после победы. А позавчера на полке появился новый экземпляр королевского пуделя. Да, Аника, рододендроны в саду твоей тетушки прелестны, но третий слева может погибнуть – у него пятнистые листья, а значит, начинается грибок. Подари ей медный купорос и посоветуй обрызгивать растение каждые две недели в период вегетации. Вот так. О, чуть не забыла про тебя, Стив. Позавчера, когда в ординаторской сидела дочка Полетт и смотрела «Русалочку», ты говорил, что нельзя воспитывать детей на диснеевских мультиках, и божился, что своих ты просто не подпускаешь к ящику. Между тем на фотографиях, которые ты показывал под Рождество, твой сынишка позирует на фоне экрана, по которому Том мчится за Джерри.

– Браво! – травматолог Аника зачарованно смотрит на Катарину.

– Твое место – в следственном отделе, – надувает губки Хайди и вытаскивает из сумочки на всеобщее обозрение тот самый йогурт.

– Точно, – согласен Курт, – мою тачку забрали пару часов назад.

– Так что ты нашла в портрете? – требует отчета анестезиолог Стив, не горя желанием признаваться в любви к творениям Диснея.

– Взгляд.

– Какой? – хор голосов.

– Не знаю, как подобрать правильное слово…

– Напряженный?

– Сосредоточенный?

– Цепкий?

– И да, и нет. С одной стороны, все определения подходят, а с другой, они какие-то неемкие.

Катарина, нахмурившись, разглядывает изображение. Есть в лице этого человека нечто пугающее, что-то неуловимое, запомнившееся ей с первого взгляда. Хирург сверлит его глазами, и ей кажется, что картинка отвечает ей, ухмыляясь так же, так же…