Алиса Орлова-Вязовская - Не было бы счастья… Страница 3

– Может ей денег дать, шалаве этой? – Деловито намазывая хлеб маслом, предложила Лиза.

– И впрямь, Тонечка! – Тот час закивала бабаня. – Сунем ей денежку, пусть подавиться, да отстанет, стерьва такая.

– А не отстанет? Всю жизнь этой побирушке платить? – Буркнула Антона.

– И то, и, то. – Сразу согласилась старуха. – Такая хитрозадая эта Вырикова, и денежку и приберет и прокурору нажалуется.

За столом вновь повисло тягостное молчание. Мать искоса бросила взгляд на Олега, на мгновение вместо высокого широкоплечего парня перед ней возник маленький мальчик с тугими щеками и смешными бровками. Теперь, когда сыну грозила настоящая опасность, она совсем перестала обвинять его в случившемся. В Антонине разом выключились все разумные доводы и остался только инстинкт самки, что будет защищать детеныша даже ценой собственной жизни и чужих тоже не пожалеет.

– Ты возьми хоть огурчика… Олег. Пьешь и не закусываешь. – Тихо сказала она. – Не морить же себя голодом из – за всяких…

Он тут же почувствовал, что голос матери стал мягче и виновато, жалобно кивнул в ответ.

Бабаня, не зря за глаза прозванная отцом «флюгером», засуетилась, подвинула Олегу заветную баночку со шпротами.

– Внучек, а вот рыбки покушай, лучку – то покрошить тебе? Ой, гляди – ка люди добрые, парнишка наш белый – белый! Словно сглазили его!

Лизавета не донесла до рта толстый ломоть колбасы.

– Точно! Точно тетка то говорит! Тонь, эти Выриковы его опоили, факт! Как бы иначе с этой поганью связался?

Мать испуганно уставилась на сестру. Кто его знает, вдруг бабаня права, Олега сглазили и теперь сын начнет чахнуть и таять на глазах.

– В церкву надо сходить, свечечку поставить, батюшке записку положить о здравии раба Божия Олега. – Уверенно произнесла бабаня. – Еще надо бы святой водой комнату окропить и Образ Матушки Семистрельной над кроватью повесить.

В кои – то веки вся семья смотрела и слушала старуху с явным уважением. А что, старые люди в таких вещах лучше разбираются. Да и как ни крути, ни партийный зять, ни кандидат в партию Антонина не смогут пойти в стоящий на отшибе крошечный храм. Словом, без старухи тетки им никак не обойтись.

А бабаня явно наслаждаясь всеобщим вниманием, и для пущей важности приложив сухонький тощий палец к губам, прошептала:

– Есть верное средство узнать, сглазили или нет.

– Тьфу, на вас! – В сердцах бросил отец. – Умом рехнулись что ли?

– Молчи! – Крикнула Антонина. – Иди отсюдова, если такой умный!

– Чо это ты Гена, разорался? Не на партсобрании сидишь, это семейное дело. – Подхватила Лизавета. – Тебя в никто в компанию не тянет, иди вон покури.

Отец хмуро покачал головой, и обреченно махнув рукой, отправился на балкон. Если бабы начали сходить с ума ничего не поделаешь. Подмигнул сыну, но Олег сделал вид, что не заметил и остался сидеть за столом.

А женщины склонились к бабане и внимательно слушали.

– Ты, Тонечка, возьми два чистых стакана и налей левой рукой в один воды до половинки.

– Из – под крана можно? – Тревожно спросила мать.

– Неееет, лучше кипяченой. – Задумчиво протянула старуха. – Теперь надо что бы Олежек пять спичек сжег над водой.

Лизавета торопливо сунула племяннику в руки коробок.

– Как жечь, бабань? – Растерянно спросил парень.

– До конца каждую, что бы до последней деревяшечки сгорела.

– Я пальцы обожгу! Как их держать – то?

– Вымахал дубина! – Сердито шепнула Лизавета. – Ничего не умеешь! Догорит до половины, и возьмешься за обгорелый конец.

Олег старательно перехватывал горящую спичку, но пару раз действительно обжегся и едва не выронил ее на пол. Мать напряженно смотрела на происходящее, она готова была сама держать руку над огнем и вытерпеть любую боль лишь бы удостовериться, что сыну ничего не грозит. Теперь, когда все спички плавали в стакане, женщины поспешили за бабаней к входной двери. Продолжая упиваться своей внезапно свалившейся значимостью, старуха велела Олегу переливать воду из стакана в стакан над дверной ручкой, а сама в благоговейной тишине шептала молитву.

Мать и Лизавета боялись громко вздохнуть, а ну как сейчас явится чудо и откровение. Бабаня взяла у Олега стакан со спичками и, поджав губы, оглядела его со всех сторон.

– Ага! Видали? Вот оно, тут уж и гадать нечего. – Победно произнесла она, ставя стакан на стол.

– Чего там, теть Варь, не томи уже, сердце выскакивает. – Судорожно вздохнув, шепнула Антонина.

– Видишь, одна спичка потонула, видишь? Это точный знак, сглаз на нашего Олежку навели.

Лизавета охнула, придвинулась ближе.

– А если бы все потонули, бабань?

– Ой, это такой сглаз, что свести нельзя. На смерть значит. – Деловито ответила старуха. – А у Олежки одна только и утопла, это тоже сглаз, но не шибко сильный, отмолить можно.

Мать всхлипнула и с надеждой уставилась на бабаню.

– Не плачь, Тонечка, я вот в церкву схожу, только ты денежку дай на свечи, записочку оставлю, водички возьму. Отмолим парнишку нашего.

– Пока вы молиться будете, Вырикова как раз заявку в милицию напишет! – Хмуро буркнул отец, вернувшись в кухню.

Лизавета словно очнувшись, бросила взгляд на сестру. В кои – то веки зять умное сказал, сглаз сглазом, но и с паршивкой малолетней надо что – то решать.

Такую скоропалительную и унылую свадьбу единственного сына Антонины Николаевны никто и ожидать не мог. Впрочем, и сами Князевы даже в страшных снах не видали эдакое представление. Но, осуждать всесильную Тоню не торопились. Хотя редкие завистники и смаковали чужую беду, но по – тихому меж собой и шепотком. На людях, все понимающе качали головой, скорбно поджав губы. До слез жаль Антонину и сынка Олега. Вина – то его пустяковая, мало ли приключится с пьяным парнем по глупости по молодости, не слишком ли велика расплата за такое дело? Мальчонка у всех на глазах рос, разве за ним когда бывало непотребное? А вот Выриковы эти приезжие, шваль настоящая! Будь их ушлой Лидке восемнадцать, то поминай, как звали. Осталась бы матерью одиночкой как ее мамаша. Отцы ухмылялись, мол, Лида девка ядреная фигуристая, молодая, может Олег не так уж и прогадал. Матери хмурились: кому такая невестка нужна, на нее только спьяну позаришься, и тайком крестились, что в историю вляпались не их сыновья. Поселковые девчонки кривились и на все лады частили проклятую малолетку. Зараза пришлая, да за Олега каждая бы вышла! Парень симпатичный и семья уважаемая, за такого пойдешь и как сыр в масле всю жизнь кататься. Ребята откровенно посмеивались, не рассчитал Князев крепость самогона. Гуляли в пристройке впятером, а проснулся с Лидкой один Олег. Сделал дело и ползи домой хотя бы на четвереньках. Сам виноват.

Антонина денег на свадьбу дала в обрез, чем заставила Нинку Вырикову аж зубами скрипеть. Платье для дочки соорудили впопыхах, переделав взятое у подружки. Гостей пришло до обидного мало, стол бедненький, словно не сын заведующей столовой женился, а сирота из детского дома. В придачу, сама Антонина на торжество не явилась, муж с хмурым лицом побыл только в Загсе. От всей семьи лишь тетя, с тайным наказом насыпать потихоньку мак под ноги невесте и в след Нинке Выриковой шепнуть три раза: «поди – пропади за лихой бугор, крутой косогор» и незаметно плюнуть через плечо. Все эти напутствия бабани Лизавета с каменным лицом старательно исполнила, вдруг поможет? Словом, Князевы явно дали понять, что свадьба эта обидное недоразумение и стоит поберечь силы и деньги на нормальную женитьбу, которая их сыну непременно представится. Нинка предвкушала, как заполнят зал в кафе солидные люди, и она станет с ними на равных, но, кроме молодежи и завсегдатаев любых посиделок никого не было. Танцевали под магнитофон и то пока он пленку не зажевал. Разошлись до обидного рано, напились до бесчувствия лишь электрик дядя Гриша и новоиспеченная теща. Лизавета сидела с поджатыми губами, прямая, словно кол проглотила. Если бы не беда с племянником ноги бы ее здесь не было.

Выходило, что Князевы согласились проиграть битву, но выиграть войну. И не гласно, почти все одобряли Антонину. Что говорить, она баба умная, раз так поступила, значит, лучшего решения и не было. По слухам, Лизавета бегала за консультацией к дочери Анны Филипповны. К ней все бегают, Дина – девчонка серьезная, учится на юриста. Эх, вот бы Олегу такую жену! Пусть невзрачная и худенькая как заморыш. Зато такой невесткой похвалиться одно удовольствие. Да что теперь говорить. Главное, что парня не привлекут, а то, что он на восемнадцать лет увязнет с алиментами, Бог с ним, не смертельно.

Мать искренне надеялась, что стоит заткнуть рот Выриковым свидетельством о браке, как все войдет в свою колею. Олег станет жить дома, не потащат же его милиционеры насильно к навязанной жене? А после рождения ребенка, можно и вовсе на развод подать. Сын сможет устроить свою жизнь как положено, по – людски. Вот ведь обидно до слез, что этой вертлявой шалопутной Лидке через полтора месяца после свадьбы восемнадцать стукнет! Вляпался Олежек по глупости, словно дачник приезжий, что пока на красоты природные пялятся в аккурат в коровью лепеху ступят. Внезапный отказ сына вернуться домой без Лидки, Антонина восприняла как самое страшное предательство. Растерялась настолько, что не смогла ни голос повысить, ни замахнуться. Не мог Олег в здравом уме поменять семью на паршивую голодрань! Неужто то старуха тетка права и сына продолжают опаивать приворотным зельем? Ну, как бы там ни было, такую как Антонина Князева сломать за здорово живешь не получится, обрыбитесь новые родственнички, не дождетесь. Сын одумается и вернется с покаянием, она знает, точно знает. А пока, надо собраться и выстоять. Правда на ее стороне, и люди на ее стороне, если кто и выставит себя на потеху, то уж точно не она. Все, пока Олег не явится с повинной – разговору нет! Мать, слава Богу, без его поддержки пока что обойдется, а вот он навряд ли.