Алексей Муренов - Танцы с бряцаньем костей. Рассказы Страница 3

Вроде ничего так состояние. Можно выпить ещё. Сейчас только подложу закуски. Картошка уже остыла, а подогревать лень. Перебьюсь капустой. И что за хрень я пишу?

С трудом прочитал уже написанное, да и то пришлось закрыть один глаз, потому что двумя не получилось. Буквы и так корявые, а тут и вовсе начали плясать как пьяные казаки после сечи.

Пират опять залаял. А за окном по-прежнему мрак и вьюга. И так будет до утра.

Нельзя в этом мире доверять никому, даже самому близкому человеку. А я вам скажу так, ТЕМ БОЛЕЕ, самому близкому человеку. Обычно именно к нему ты стоишь незащищённым местом, своей ахиллесовой пятой, и всегда находишься в смертельной опасности. Потому что если этот человек решит воткнуть тебе нож в спину, то ему не помешает ничего.

В один из вечеров, я как всегда возвращался с работы, голодный, уставший и замёрзший. На улице стоял трескучий мороз, и вьюга едва не валила с ног. Возле подъезда была припаркована старая «волга» Володи. И почему-то в тот момент меня не смутил этот факт. Какого хрена он делал в такой мерзопакостный вечер у нас дома?

С порога меня встретила Ирина, одетая в своё праздничное платье с блёстками, накрашенная и с завитыми волосами. В квартире витал аромат свежеприготовленных салатов и шампанского. Я слегка ошалел от неожиданности, но жена обняла меня и поцеловала в нос.

В нос.

Поцеловала.

– Что с тобой? – смутился я.

Она улыбнулась, и на какой-то момент мне показалось, что я снова вижу перед собой ту самую девочку в очках и платьице в горошек, скромно стоящую в углу зеленогорского молодёжного клуба.

– Мы так отдалились в последнее время друг от друга, – сказала она. – Что я решила устроить нам с тобой маленький праздник. Почему бы и нет? Ведь так?

У меня прямо от сердца отлегло. Столько месяцев напряжённых мыслей, подозрений и недомолвок; столько горечи и душевных терзаний, и наконец-то этому пришёл конец. Тогда я в первый и последний раз поблагодарил бога. Того бога, в которого верите все вы, и ничего не подозревая, вошёл в комнату.

В зала стоял журнальный столик, который мы вместе покупали на распродаже в первый год нашей семейной жизни. На нем теснились несколько салатниц с закусками, пара бокалов и уже открытая бутылка шампанского.

– Ты извини, я немного торопилась, – сказала она. – Сделала что успела.

Я почувствовал, как к горлу подступил мерзкий комок стыда. И вместе с тем внутреннее напряжение, мучавшее меня в последнее время, спало. На глаза сами собой навернулись слёзы.

– Прости меня, – только и смог выдавить я, и добавил: – Моя маленькая мышка.

Она обняла меня снова, и я, уткнувшись ей в грудь, расплакался как ребёнок. Говорят, что мужчины не плачут. Враньё это всё. Ещё как плачут. Только это табу, святая святых для всех, кроме одного человека, той самой женщины, от которой мужчине скрывать нечего.

Ирина усадила меня на диван, наполнила бокал шампанским, который я тут же с жадностью осушил. Во рту всё пересохло.

– Бедненький мой, – проворковала она, наполняя мой бокал снова. – Совсем уже извёл себя этими подозрениями.

Я начал мало-помалу успокаиваться и вроде бы приходить в себя. В голове вдруг зашумело. Наверняка от нервного потрясения. Шутка ли, пережить такое? Ах, если бы я знал тогда, что мне ещё предстоит.

Дерьмо. Какое дерьмо. Холодной картошкой закусывать коньяк ещё противней, мать вашу так! Хотя запахов я не чувствую уже давно, зато вкус обострился и компенсирует вдвойне все нюансы аромата сивушного пойла. Пить без закуски я так и не научился, хотя сегодня могу вправе и с полной уверенностью назвать себя алкашом. Чёрт! Надо хоть покурить, чтобы перебить этот вкус. Жаль, если он сейчас не полезет. Я что-то внезапно начал трезветь. А для того, чтобы закончить эту историю, мне предстоит изрядно нажраться.

Слишком поздно я понял, что с шампанским что-то не так. Внезапно в глазах начало темнеть, а ноги и руки стали ватными и словно чужими. Я завалился на диван как безвольная тряпичная кукла, словно из другой вселенной наблюдая за тем, как Ирина встаёт, а в комнату входит Володя, мой друг, тот самый, за которого я всю жизнь заступался, сдувал с него пылинки, жалел его и поддерживал как мог, когда тот приходил поплакаться в жилетку. Вижу, как он обнимает мою жену за талию, как они сливаются в долгом и страстном поцелуе. И странным кажется, что его длинный уродливый нос совсем не мешает им делать это.

Она что-то говорит ему, а он отвечает. Но смысл сказанного я уже уловить не в силах. Внезапно становится плевать на всё. Хочется умереть прямо здесь и сейчас.

Ах, если бы.

Не знаю, как они выволокли меня на улицу и погрузили в машину, но приходить в себя я начал только тогда, когда Володя открыл багажник и, кряхтя от натуги, вытащил меня наружу. Тело всё ещё было ватным и словно чужим. В голове стоял страшный гул, словно я находился в здании железнодорожного вокзала. Вокруг было темно и холодно. В небо возносились темнеющие пики сосен и елей. Ирина стояла рядом, кутаясь в норковую шубу. Я не злился. Она купила её сама, потому что моей зарплаты не хватило бы даже не воротник.

Володя тяжело дышал. Моё тело было слишком тяжёлым для его миниатюрных мускулов. Я почувствовал спиной холод снега.

– Кончай его, – сказала она.

Володя явно заколебался, но всё же вытащил из кармана дублёнки длинный кухонный нож. Я видел, как его ручонки предательски дрожат, видел, как в темноте блестят его крысиные глазки. Он тоже хотел убить меня, но природная трусость не позволяла этого сделать.

– Долго мне ещё ждать тебя? – раздражённо бросила она. В тот момент я сильно засомневался, что это действительно Ирина. Моя маленькая мышка не могла говорить таким холодным и жестоким голосом.

Володя медлил, а я чувствовал, что с каждой секундой силы возвращаются в моё тело. Несмотря на холод, пальцы двигались, подчиняясь внутренним усилиям. Ещё немного, и я бы смог встать. Нет, жить мне по-прежнему не хотелось. Но ещё страшнее казалась мысль быть зарезанным ночью посреди леса. Где-то в глубине души я надеялся, что всё происходящее со мной – не более чем ночной кошмар, и скоро я проснусь дома на своей постели, а рядом будет посапывать моя маленькая уютная домашняя мышка.

Нож в руке Володи задрожал ещё сильнее. Я понял, что он окончательно сдался и не сможет заставить себя вонзить его в ещё тёплое тело старого друга.

Но понял это не я один.

Вроде пошло. Ещё полбутылки осталось. Я думаю, этого вполне хватит, чтобы надраться в хлам, а перед этим закончить мою нечеловеческую историю. Тем более, что всё уже подходит к концу. Осталось только написать самое сложное. Пузырь уже вот-вот вынырнет из пучины гнилого болота.

Но перед этим я должен собраться с силами и покурить.

И выпить.

Мои каракули всё ещё можно разобрать. Так что читайте и наслаждайтесь. Вот все ваши моральные принципы, ваша вера, и ваша любовь. Откуда берутся такие как она, спросите вы? Я бы хотел узнать это у вас, мои дорогие люди. Я-то уже давно отказался от столь высокого права называть себя человеком. Нет уж. Я всего лишь старый и покалеченный зверь. В моей голове устроено всё намного проще. Убиваю только тогда, когда в этом есть необходимость. Ну, или когда понимаешь, что по-другому просто нельзя. Да и то, так я могу поступить только по отношению к крысам. Порой они действительно не оставляют мне другого выбора. Но это крысы. Убить себе подобного я бы не смог.

И когда «моя маленькая мышка» выхватила нож из рук Володи, я понял, что уже попал в ад. Может, потому и не было так больно, когда холодный клин стали по самую рукоятку погрузился мне в живот. Мой неверный друг в страхе отшатнулся в сторону, а жена с неистовым блеском в глазах вытащила нож и всадила его снова.

– Сука! – взревела она. – Сука, как же я тебя ненавижу! Двадцать лет жизни коту под хвост! Сука! Сука!

– Хватит! – неожиданно заорал Володя. – Хватит! Ты же видишь, ему конец! Перестань!

Трусливое ты дерьмо, подумал я, проклятая гнида, уродец и предатель. В тот момент он почему-то показался мне ещё худшим монстром, чем Ирина.

Она вроде бы успокоилась, даже сделала шаг назад, к дороге. Я видел, что нож по-прежнему в её руках. С лезвия на снег капала кровь. Моя кровь. За что, любимая? За что?

Володя двинулся к своей «волге», трясясь так, будто его собирались убить следующим.

– Никто больше не помешает нашему с тобой счастью, зайка, – голосом зомби сказал он.

– Никто, – эхом откликнулась она, и неожиданно, зашипев как змея, бросилась на меня снова.

То, что она сделала потом, ставит крест на всём вашем грёбаном человечестве, ибо если один особь может совершить подобное, то и в каждом из вас есть склонность к таким вещам. Кто-то из ваших древних мудрецов сказал однажды, что все люди на каком-то плане связанны между собой, что на самом деле человечество – это одно большое единство, этакий конгломерат, сплавленный из миллионов и миллиардов судеб, умов и душ. Истинно так! Только я, похоже не из вашего числа, потому что на подобные вещи и поступки ну никак не способен.