Лев Усыскин - …Его досужие вымыслы Страница 3

9.

И стали одолевать казаков, и увидел это Родченко, и сам выехал в поле с драгунами. И завязался бой с новой силой – и утомился Данила Сыч в рубке, и сказал, обратившись к отрокам своим: «Верно, пришли дни старости моей – мочи нет рубиться против прежнего! Глаз еще цепок, да немеет рука уже – что пользы от того для дела ратного!» И вывели его отроки из боя и отвели прочь – тогда слез старый Сыч с коня и, опустившись на траву, закрыл руками лицо свое. И донесли Салават-мирзе, что ищет Родченко Фрунзе, чтобы сразиться с ним, и просил он указать ему место, где Родченко, и сделали по слову его. И выехал Салават-мирза перед ним и крикнул: «Вот я – мой конь и шашка моя. Меня ли ты ищешь?» И спросил Родченко: «Ты Фрунзе?» И ответил Салават-мирза: «Да, это имя мое – так зовут меня». И сказал Родченко: «Пусть рука нас рассудит – один на один, одолеешь ты – твой будет Гурьев, одолею же я – прочь уйдете в степь». Отвечал Салават-мирза: «Пусть так, полковник» – сам же думал: «Что в том нужды – я возьму верх – так и будет, ну, а коли мне не судьба – кто-нибудь иной придет мне на смену». И съехались они и стали биться, и рассек Родченко Салават-мирзе лисью шапку башкирскую, и было бы хуже того для Салават-мирзы, да спасла звездочка литая эмалевая – зацепился клинок. Вскричал тогда Салават-мирза криком сердца своего и ударил Родченко пикой, целясь в коня его, – но промахнулся и лишь поранил бедро ноги его – пику же Родченко перерубил шашкой своей. И стали рубиться они шашками – наотмашь, искрами осыпая вокруг себя, и отсек Салават-мирза Родченке край одежды его, где заговоренная ладанка, – и не заметил Родченко этого, потому как был разгорячен боем и глядел лишь на врага своего. И съехались они вновь, и прежней яростью наполнились сердца их – достал Салават-мирза правого плеча Родченки, и выронил тот шашку из руки своей и думал уйти прочь, да не удержался в седле. Набросил тогда Салават-мирза на него аркан и повел кругом коня своего, надеясь опутать. Сам же думал: «Приведу связанным полковника в лагерь наш, это ли не победа?» И понял тогда Родченко, что не уйти ему от судьбы своей, и рассек кинжалом жилы на горле своем, чтобы избежать плена.

10.

Как пал Родченко, велел Салават-мирза людям своим отсечь голову его и выставить на пике как бы на манер знамени. И сделали так, и увидели защищавшие город, что пал их начальствующий, и смутились сердца их – и дрогнули их ряды, и побежали они к городским стенам. Некоторые же думали: «Что толку возвращаться в Гурьев на милость побеждающим! Добром ли обернется?» И малыми отрядами уходили в степь. И вступили в город осаждающие – на плечах врага; и бились на улицах его, хотя и недолго – вскоре взяты были батареи, затем арсенал и прочие места опоры – и после уже затихли звуки боя на улицах города этого. И велел Фрунзе разыскать плотников и сделать помост на центральной площади городской и скамьи возле помоста, – чтобы было где творить суд. И сделали по слову его, и собрался на площади народ городской и народ, пришедший под знаменами, – и привели плененных в бою, чтобы те ждали судьбы своей. И пришел Фрунзе, а с ним начальники астраханские, кроме павших при штурме и кроме Багряного, ушедшего в степь. И сказал Фрунзе пришедшим на площадь: «Вы, дети свободы первородные! Вот – свобода ваша отныне рукою моей! Да не посмеет вовеки никто пресечь ее, ибо будет повержен волею вашей и руками вашими!» И радовались люди на площади – и угощали друг друга вином и немногим хлебом, бывшим в городе. И приведен был некто, и говорили про него, что грабил дома жителей города этого; и спросили его судьи, что брал он из домов, и сказал допрашиваемый, что брал золото и украшения женщин – и сверх того не брал ничего. Тогда стали решать судьи – как быть с ним, и решили приговорить его к отсечению рук, и спросили Фрунзе, сделать ли так. И сказал Фрунзе, говоря: «Беда ли в том – у вора вор украл песку степей? Хоть бы и все золото города этого взял, что тогда?» И велел лишить его мужского естества потому, что крал украшения женские, и сделали по слову его. После приведен был другой, грабивший провиант защитников городских. И спросил Фрунзе у судей, как быть с ним. И сказал один: горе ему, он покушался на то, что ныне в руках войска нашего. И сказал другой: достоин пощады человек этот, ибо он ослаблял противника нашего. И спросил тогда Фрунзе у Соленого, почему пал Гурьев перед рукой его. И ответил Соленый без умысла, что, верно, правда легла на сторону осаждающих, хоть бы и стояли крепко противоборствующие им. И сказал тогда Фрунзе судьям и народу, бывшему на площади: «Слышали вы, что сказал человек этот? Вот причина победы нашей и побед, бывших прежде, и тех, что обретем мы во дни грядущего, – где здесь о провианте?» И велел высечь вора перед собранием. И спросил тогда Ефим Дуга, бывший старший над судьями, как поступить с жителями городскими, и ответил Фрунзе, что прощает всех во имя свободы, наступившей вовеки. И призвал вступить под знамена его, и стали жители делать по слову его, кто и хотел – но набралось их числом немного, не более двух сотен. После приведен был на суд немец Вольф, фортификационный и артиллерийский мастер, взятый в бою. И спросил его Фрунзе: «Какая служба была ему у Родченко?» И ответил немец Вольф, что был призван как изучивший науки артиллерийских и фортификационных дел – начальником над крепостью и батареями. И спросил тогда Фрунзе: «Что за науки ты изучал, тщедушный?» И ответил ему ожидающий суда его: «Науки оборонять крепости малым числом людей и науки разрушать крепости штурмом либо правильною осадой, о вождь степей». И спросил тогда Фрунзе: «Какому же войску годятся твои науки, мастер?» – «Это без разницы, о начальствующий над полками; каждому случаю свое наукой предписано. Всегда есть правильная тактика и школа». И задумался Фрунзе. И, увидев это, сказал немец Вольф, ободрившись: «Дозволь мне еще сказать, начальствующий над войском степей, – резонно ли людям твоим, взяв в городе пушки и все припасы к ним, нужные для обхождения, брезговать словом стратегии: позволь быть при пушках и впредь». И расхохотался тогда Фрунзе громоподобно: «Пусть будет по-твоему, мастер!» И велел бросить в реку пушки, пленного же перед тем привязать к одной из них по его выбору.

11.

В тот же день донесли Фрунзе, что нет нигде Багряного. Люди же, бывшие при нем, показали, что видели, как он с немногими ушел в степь – во гневе великом. И призвал тогда Фрунзе Фому Солдата и сказал ему так: «Слушай, Фома, слова скорби сердца моего – все вы дети мне, дети возлюбленные; трещиной сердца мне проступки ваши – быть ли мне строгим либо великодушным теперь? Кто разрешит мне? Кто укрепит меня? Отправляйся, Фома Солдат, разыщи ослушника собрания – пусть вернется он, не помня мерзости своей, – пусть снова станет среди рядов наших, никто не упрекнет его впредь памятью заслуг минувшего: если же по нраву ему упорствовать в деле своем, – то пусть скитается в страхе, словно суслик степей, и нет ему нигде убежища – до самой смерти его, ибо достанет его рука моя от Астрахани до Андижана и от Оренбурга до Тебриза в земле Персидской». Так сказал Фрунзе, и отправился Фома Солдат по слову его; и прошло восемь дней и пришло известие, что погиб он от руки кочующих киргизов, и немногие вернулись из бывших с ним. И спросил тогда Фрунзе вернувшихся, видели ли те Багряного, и сказали они, что видели. И спросил он тогда, не было ли слова для него, и сказали в свой черед, что да – насмехался Багряный над ним и над людьми его, Фому же Солдата называл падалью овечьей, удобряющей степь. И исполнился тогда Фрунзе гневом сердца своего, и велел искать охотников привести Багряного мертвым или живым, – нашлось таких немало. И отправились они по степи, откуда пришли люди Фомы Солдата. И не было их четырнадцать дней – после воротились они с головою Багряного: удачливым же из них был Ефим Дуга, разыскавший его со слов перегоняющих овец и пронзивший его стрелою в затылок, пока тот охотился и не было рядом отроков его.

Из книги Говорухи-Отрока

<…> Стоял Фрунзе в Гурьеве те дни, и пришла ему весть от калмыцких кочевий, где были верные ему, что поднял Багряный знамя свое, и призвал под него кочующих киргизов, обещав отдать им степь от Аркалыка до Царицына. И многие встали под знамя его, и разоряли кочевья калмыцкие, отбирая скот, людей же каких уводили с собой, думая продать в Герат и Бухару, каких убивали тут же. И исполнилось скорбью мучений сердце Фрунзе, и созвал он совет начальников, бывших под ним, и было их тринадцать человек, вышедших от Астрахани. И стали говорить они – и говорили разное: «Срядимся же в поход и уймем недостойного, ибо он как прыщ на лице гноящийся!» – говорили одни; «Невелики его силы – по плечу это дело одному кому-нибудь из вождей опытных, ибо что толку в степи войско большое против нескольких всадников!» – возражали иные в черед свой. И согласился Фрунзе с этим, и наказал Фоме Солдату взять до сотни всадников, испытанных боем, – чтобы добыть Багряного. И сделал Фома Солдат так, как сказал Фрунзе, – следующим утром, и ушел в степь. И случился в степи ветер, несущий песок, и застил глаза людям отряда этого, и когда кончился он, было с Фомой лишь до двадцати человек, – прочие же отбились и блуждали по степи. И увидели люди его киргизское кочевье, и подумал Фома Солдат: «Стану здесь и подожду своего отряда – что толку искать врага малым числом!» И когда расположились люди его, то стали отнимать у киргизов овец, потому что потеряли в бурю все припасы свои. И узнал об этом Багряный от гонца, посланного киргизами к нему тайно, и сказал: «Видите! Вот идет к вам гость желанный – и это лишь малая его толика!» И сказали киргизы тогда: «Убьем этих людей, что будет нам тогда?» И ответил им Багряный: «За этим будет еще один, а за ним – третий. После же не станет Фрунзе посылать против вас лучших людей своих и оставит за вами степь, как издревле было». И сделали киргизы по словам этим и убили людей Фомы Солдата ночью, когда те спали. Самого же и немногих из бывших при нем, связав, привели к Багряному, чтобы тот поступил с ними, как пожелает. И насмехался Багряный над попавшими в руки его, говоря: «Что ж, разве не сбылись мечты ваши? Разве не меня вы искали?» И велел отпустить людей Фомы Солдата назад, бив перед тем плетьми, – самого же Фому пытал каленым железом за брата своего, Моисея Черноуса, которого тот не любил. Когда же наскучила Багряному пытка, велел он киргизам зарыть Фому Солдата живым возле юрт своих. И сделали они по слову его. Когда же вернулись в Гурьев отпущенные Багряным и рассказали, как было с ними, окуталось гневом сердце Фрунзе, – велел созывать он охочих добыть Багряного живым ли, мертвым ли, – ибо нет места шестому пальцу на руке и надо его отсечь. И явились охотники, немалые числом, главным же над ними Фрунзе поставил Ефима Дугу, воина проверенного, известного своей хитростью. И отправились они в степь тем же днем, не мешкая. И был добрый знак Ефиму Дуге, пока он ехал степью, – танцующие змеи; к вечеру достиг он калмыцкого кочевья, частью разоренного киргизами, и спросил, где искать Багряного. И указали ему на другое кочевье. И так ходил он от кочевья к кочевью шесть дней и еще три дня, прежде чем дали знать ему, что Багряный близок уже. Тогда оставил он отряд свой и поехал дальше один, куда указали ему. И встретили его люди Багряного и спросили, кто он. И назвал он себя. И спросили тогда, не Фрунзе ли его послал. И ответил он: «Так». Тогда спросили его, знает ли он, что стало с Фомой Солдатом, и ответил он, что знает. И спросили его, чего же он хочет тогда, и он в ответ сказал, что Фрунзе хочет его головы, как хочет он головы Багряного. Тогда отвели его к Багряному, и спросил тот в свой черед, усмехаясь: «Что ж невзлюбил так начальствующий полковников своих?» И ответил Ефим Дуга: «Должно – многие тревоги одолели разум вождя: не тот он, что прежде, – то яростен без повода, то в тоске без причины. Что ж до нас – то не стало покою нынче: всюду рыщут соглядатаи его – разнюхивают измену или только запах измены». И услыхав это, сказал Багряный: «Так говоришь, я ожидал подобного. Что же думаешь ты теперь, Ефим Дуга?» И ответил тот: «Вот я, недалеко отряд мой – поедем же и примем его под знамена твои». И поверил ему Багряный, потому что жаждал такого в сердце своем. И поехали они туда, где стояли бывшие с Ефимом Дугой, и спросил их Багряный, хотят ли встать под знамя его, и ответили, что – да, потому что были научены прежде того. Тогда велел им Багряный идти в ставку свою и быть там среди людей его, и сделали по слову его, как говорил он. И спросил Ефима Дугу один из людей его втайне от прочих, не пора ли, возмутившись, отдать клинкам Багряного и людей его за то, что сделал он над Фомой Солдатом, и ответил тот, что не настал еще час, но чтобы готовились вскоре. По прошествии двух дней отправился Багряный охотиться на сайгаков и взял с собой Ефима Дугу, думая на пиру охотничьем услышать что-либо, прежде им затаенное. И были они вдвоем в степи, отроки же Багряного поотстали; тогда окликнул Ефим Дуга Багряного, и когда обернулся тот – сшиб его стрелою охоты: прошла стрела ему в открытые уста и вышла через затылок, и упал он замертво. Тогда снял Ефим Дуга с руки Багряного перстень и вернулся к сотникам его, ждавшим невдалеке. И спросили сотники, где же Багряный, и сказал Ефим Дуга, что увидел Багряный сайгака о двух головах и погнался за ним, сказав, что не найдет покоя прежде, чем поразит его. Людям же своим наказал вернуться в ставку и принести то-то и то-то. И усомнился один из сотников Багряного в словах этих, и показал тогда Ефим Дуга ему перстень Багряного, сказав: «Что ж ты, нерадивый, не веришь слову хозяина твоего?» И смирился сотник и поскакал в ставку Багряного, где были все люди его и люди Ефима Дуги, другого же зарезал Ефим Дуга кинжалом своим. И услышали люди Ефима Дуги слова про сайгака о двух головах и поняли, что убит Багряный, и восстали тогда и поразили всех ближних его, и сотников его, и воинов его, и киргизов, бывших при нем, – и ни один не спасся из них за то, что сделали они над Фомой Солдатом <…>