Вячеслав Харченко - Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов Страница 3

Евграф Поликарпович работал на разных должностях, начиная от простого открывателя дверей перед выносящими мешки с золотым запасом и заканчивая бригадиром грузчиков – человеком ничего не таскающим, но за всем наблюдающим. На карьеру ушло пятьдесят лет жизни.

Вообще, когда первые большевики пришли в банк, захватив его вместе с почтой, телеграфом и портами, поначалу все испугались, но потом привыкли, так как порядки если и изменились, то не настолько, чтобы что-то в корне перечеркнуть. Просто возникла новая чеканка, немного подправили дизайн и стали именоваться вместо господ товарищами.

В тридцатые, сороковые и пятидесятые было строго. Например, когда меняли старую мелочь на новую, друг Евграфа Василий подобрал вышедшую из обращения монетку, выпавшую из упаковки и идущую на переплавку, за что был уволен без содержания тут же. Хорошо, что больше ничего не произошло.

В годы Брежнева все ослабло, и когда из отъезжающего грузовика вывалились три мешка советских денег, никто даже не заметил. Только к концу дня один принесли старые партийцы, надеясь получить двадцатипятипроцентное вознаграждение за находку клада, а вышло если не наоборот, то никак. Хорошо, что через сутки отпустили, когда по тревоге нашли два оставшихся мешка у старушек соседского двора, которые долго соображали, то ли в дом нести, то ли бежать закрыв глаза.

На шестьдесят седьмом году работы Евграф Поликарпович оборзел, насмотревшись веяний девяностых, и взял да и вынес через проходную, нагло и не стесняясь, несколько наборов юбилейных золотых монет, тянувших на собственную обеспеченную старость и внучную безбедную молодость. Только уже когда он заходил в метро, его нагнал молодой и пылкий охранник и спросил о предмете ноши.

Казино «Измайловское»

В Нью-Йорке одно казино, а в Москве – пятьдесят семь, а первое открылось в восемьдесят восьмом году в корпусе «Гамма» гостиницы «Измайловская». Казино представляло собой квадратный зал, где за столиками играли в блек-джек и покер, а вдоль стен стояли игровые автоматы, имитирующие рулетку. По желтому электронному кругу двигался лучик, который останавливался вместо шарика на секторе, а все, кто поставил до этого, получали выпадающие жетоны в зависимости от первоначальных взносов. А так – правила, как везде: черное, красное, цифра, сектор, зеро и так далее.

На первом курсе МГУ мы зарабатывали либо преферансом и храпом, либо беспроигрышными лотереями на Арбате, которые устраивали, договорившись с милицией, но когда узнали про казино, поехали туда.

В первый день все выиграли: я – сорок рублей (стипендия была семьдесят), Алексис – двадцать пять, Андрей – семь, а Гоша – сто сорок восемь. Мне кажется, что автоматы были специально настроены на новичков, чтобы они не уходили и возвращались. И мы вернулись так, что через неделю мой суммарный проигрыш был восемьдесят рублей, Алексиса – двадцать пять, Андрея – семь, а Гошин – триста восемьдесят девять. Мы ездить перестали, а Гоша довел свой баланс до полутора тысяч, после чего вскрыл ножом автомат в окружении таких же бедолаг, получив суммарный выигрыш три рубля.

С того дня прошло пятнадцать лет, и недавно я заходил в элитное казино «Кристалл», что на Крестьянской заставе. Лучистая Гошкина фотка до сих пор красуется на видном месте в ряду главных предателей и рецидивистов, которым вход запрещен, вызывая трудно скрываемую гордость у людей, знающих его лично.

Журналы и проза

Я подошел к прекрасному русскому поэту и дал издаваемый нами журнал в подарок, на что он хитро улыбнулся и сказал: «Зачем? Моих же стихов там нет». Тогда я купил книжку его прозы и принес на автограф, на что он поинтересовался: «А вы ее читали?» Ехидно улыбаясь, я ответил: «Зачем же? Ее ведь писал не я». Поэт рассмеялся, забрал у меня журнал и позвал пить портвейн.

Маджапани

Самая большая голова Ленина находится в Улан-Удэ и внесена в Книгу рекордов Гиннесса. Она врыта в землю посреди главной площади города, как у Пушкина в поэме «Руслан и Людмила». Все приезжающие в Бурятию обязательно возле нее фотографируются, а потом едут поклоняться буддийским богам (местное прозвище – «олежки»), даря им монетки, сигаретки или еще чего-нибудь. Один мой знакомый, проезжая мимо на автомобиле, забыл бросить в окно подаяние, и через поворот ему в лобовое стекло влетел камень, оставив глубокую трещину на стекле на уровне переносицы.

Когда русские пришли в Бурятию, то вели себя как обычно. То есть посмотрели, что монастыри стоят у подошв, и стали утверждаться на вершинах. И царскому правительству хорошо, и местным жителям тоже, потому что их святыни не только не трогают, а чтят.

Интересно залазить на горы под православные кресты, но делать это надо на трезвую голову, а не как всегда, так как дорога вверх выдолблена ступенями и можно, не заметив, упасть и удариться о гранит.

За годы совместного существования все обряды перемешались до неузнаваемости, и теперь при встрече почетного гостя на официальном уровне подают молоко с перцем и хлеб с солью. Во всех домах хлеб только отламывают – что в городах, где говорят на русском, что в деревнях, где лопочут на бурятском. Такой обычай из-за того, что когда батон ножом режешь, то сердятся бурятские боги. Какие-то у них происходят неполадки.

Еще надо знать свое настоящее призвание, которое определяют специальные шаманы. Когда призвание определено, тебе дают амулет и курительные травы для вызова личного духа хранителя. Мой дух – Маджапани. Чтобы его вызвать, необходимо долго повторять «Маджапани хум хэ, Маджапани хум хэ», вдыхая дым. Когда дух приходит, наступает оргазм. Лежишь в отключке и вспоминаешь, как же Маджапани выгнать обратно.

Социальный статус

Когда я первый раз восемь лет назад пришел в Люблинские бани, никто на меня не обращал внимания, хотя я старался всем понравиться и не нарушать заведенного положения.

Я ходил в самые тяжелые парилки – лежачие и сталеварские, я купил себе брезентовые рукавицы и оставлял потом местным веники, я выкинул новый махровый халат и приобрел в дырках, чтобы не отличаться, но все равно, хотя я и приходил в течение двух лет утром по субботам, никто меня не замечал и только кассирша Зоя Ивановна то ли пренебрежительно, то ли ласково называла мальчиком. Ничего не происходило, лишь иногда удавалось первому добежать до шланга, и тогда я смывал струей то, что наследили.

Но однажды случился прорыв, и мне доверили стирать грязные половые тряпки после протирки парилки, которые я честно полоскал два года. Потом заболел Коля, и дозволили выметать листву, что было немало. А на седьмой год я стал открывать форточку, поддавать в печку, опускать пар и вбегать в парилку впереди всех, толкаясь локтями.

Теперь со мной здороваются двенадцать главных человек, кличут Славиком, а один раз обозвали придурком и взяли в пользование принесенный мною мятный настой.

Я так привык, что не могу ходить в другой день, так как только по субботам я уважаемая и выдающаяся фигура, апостол, а в другие дни незнакомые старожилы меня за человека социально значимого не считают, полагая безусой и бестолковой сявкой.

Бразильский футбол

Баба Лена

Бабе Лене девяносто два года, и она ходит в синем, пузырящемся на коленках и потертом на локтях спортивном костюме эпохи советских физкультурников, высоко задирая стопы при ходьбе, как экзотическая африканская птица.

Большинство из нас над ней подшучивают, потому что ведет старушка группы общей физической подготовки, куда попадают лентяи, балбесы и студенты с недостатками.

Говорят, что в детстве она сама болела какой-то странной напастью: то ли искривлением позвоночника, то ли смещением костей таза. В молодости ей светил паралич, но при Сталине (это поколение очень крепкое) баба Лена себя преодолела и ездила с танцевальным ансамблем на передовую давать концерты бойцам Красной армии.

Шесть лет назад, когда финансирование науки угрожающе ослабло, ее вызвал декан кафедры физического воспитания МГУ Поликарпыч и предложил с почестями уйти на заслуженный отдых, открыв дорогу молодым и увеличив общий фонд заработной платы. Баба Лена залезла к нему на стол и между кубком «Победителям Пекинской универсиады» и стопкой грамот «Готов к труду и обороне», не ойкнув, села на шпагат. Поликарпыч открыл рот и замолчал.