Александр Образцов - Европа – полуостров России (сборник) Страница 3

Еще 200–300 лет Мир стремительно делился.

И в 1000 году (строго по Фоменко) возник Христос как порождение крайнего отчаяния и последний шанс.

И последняя знакомая нам волна – это Ордынская империя, так называемые «татаро-монгольское нашествие=великое переселение народов», когда Мир начал окончательно распадаться и Орда предприняла экспедиции в Китай, Японию, на Восток вообще, и на Запад, в Западную Европу.

Порядок был поколеблен в Мире, потому что завоевания закончились, оставалось только поддержание порядка (Гитлер вспоминал именно ордынский и более ранний порядок, но уже пародийно).

Кусок был больше рта, в то же время откусить было больше нечего, дикие окраины типа Африки не представляли интереса ввиду бездорожья, но везде, в том числе и в Африке, существовали остатки царств с роскошными излишествами ювелирными и архитектурными.

Это говорит о том, что был громадный период накопления искусств, который следовал за громадным периодом сытости.

А нас пытаются убедить в том, что человек спустился с дерева, взял в руки скребок и начал трудный путь к сытости? Да сытость, к вашему сведению, существует и на уровне таракана.

Я по-прежнему говорю – никаких эволюций!

Жизнь существует вечно и вечно существовала – никто никуда не развивался и не развивается! Идёт вечный карнавал мысли и вкуса, прерываемый для того, чтобы не было пресыщения.

Итак, на окраинах остались развалины царств, заглохших по причине того, что в центре начались процессы борьбы внутривидовой, то есть прарусы=ноевропейцы после завоевания Мира начали срочно делиться и возникла обычная схема: кто-то завоевывает мир, затем они начинают враждовать друг с другом – вчерашние братья и сестры, и постепенно, по кусочку, по щипку Империя начинает плыть.

Последним грозным движением было так называемое «татаро-монголькое нашествие», этот последний всплеск великой Империи, Мира, когда она решила в последний раз (она не знала, что в последний) утвердить себя как единственного хозяина Мира.

Есть всемирные народы. Мы видим как они оплодотворяют окраины, окраины становятся самостоятельными.

Но они, оплодотворяя окраины, каждый раз их теряли.

Вот эта потеря и обратный захват для оплодотворения знанием и энергией и составляли наряду с физико-географическим, биологическим стремлением к западу основу истории движения человечества.

Человечество всегда стремилось к единству и оно всегда стремилось к распаду. Всегда центробежные силы должны были быть уравновешены центростремительными.

Здесь возникал прогресс, потому что только борьба внутри империи могла двигать общество. Через технологии, через смену способов жизни, через возникновение буддизма, христианства.

Христианство могло возникнуть только в среде захватчиков. Возникновение христианства было жестом отчаяния, когда прежняя идеология единства прекратила работать, Мир рассыпался.

Возникли региональные элиты, которые выстраивали свои мировые истории, в центре которых были именно они.

Опускание своих историй в безмерную глубь времен с одновременным сиюминутным политическим сведением счетов.

То есть, повезло евреям быть рядом – получите древность, не повезло русским – даже упоминания не дождётесь.

Там, где были привязки на местности – пирамиды, всемирные обработанные камни – там погружали глубже.

Здесь, севернее Чёрного моря привязки были не нужны, здесь была общепринятая Родина, база. Хотя и здесь привязок была масса: кремли, капища, пирамиды. Но не нуждались хозяева в доказательствах того, что они – хозяева.

20 век был сумасшедше тяжёлым для жизни.

Однако ничто не указывает на то, что предыдущие века были легче. Так же человек страшился одиночества, так же он сбивался в коллективы, в империи, в орды, судя по тому, как развивается жизнь в нынешнем мире, в СНГ, так же было и тогда. И существовало тяготение к центру.

Представления Геродота и других историков ордынского периода, уже региональных, о том, что у них цивилизация, а вокруг безбрежное море варваров – крайне болезненные ощущения изоляционизма, когда уже забыто прошлое единство – напрочь. Эта региональная яма длилась, может быть, сотни лет, до времен Христа.

То есть христианство – религия отчаяния. Христос – мученик, страдалец за общее дело, жертвой напоминающий о единстве.

Неизвестно, знай христиане о предыдущем единстве Мира, смогли бы они захватить полмира? Так же и мусульмане. Буддисты ближе других были к памяти о Мире.

Но все они пренебрегли историей.

Почему история погибала? Она погибала в периоды отчаяния, когда случалось вавилонское столпотворение народов.

Народы оказывались предоставлены самим себе и на своем клочке земли в страхе ждали каких-то агрессий извне, не контактировали друг с другом.

Новая региональная религия не могла выжить, если она имела в качестве примера великую историю единства, несоизмеримую с нынешней куцей, осторожной и местечковой идеологией. Все сметалось от раздражения: уже не будет рая! Не будет Мира! Не будет единства!

Так пусть всем будет плохо.

Новая религия не должна была иметь ничего в прошлом, чтобы люди зацепились за неё, новую, как за последнюю соломинку.

Но эта соломинка постепенно становилась бревном, плотом, и на этом плоту можно было отлежаться.

Уничтожение прежнего знания в ордынский период представлялось необходимым. Для того хотя бы, чтобы новая история заняла место уничтоженной беапелляционно, как единственно разумная и первоначальная.

Свидетельства прежней истории уничтожались повсеместно и безжалостно по тем же причинам.

Но человек не может жить в постоянном состоянии компромиссов с собственной совестью. А так как все равно остаются косвенные доказательства прошлого, эти прежние знания все равно пробьются, ибо они уже не угрожают новому человеку, они ему становятся необходимы.

Европа – полуостров России. Диалог с переводчицей

А. О. «Тугоухая Европа». Кто-то сказал так про Европу, имея в виду собственное прозябание. То есть, в России тебя не признают, по тому что всё куплено, а Европа должна восстановить статус-кво. А почему, интересно спросить, она что-то должна? Марксизм мы до сих пор считаем тайным оружием Европы против угрозы с Востока. Расширение НАТО на Восток также считаем прелюдией будущей агрессии. И в то же время постоянно обижаемся на Европу, как на нерадивую мамашу из-за того, что она не обращает на нас никакого внимания. Надо определиться: Европа или наша мама, или враг. Лично мне она не так близка, как Китай. Может быть потому, что я родился и вырос на Дальнем Востоке. А что такое Россия для Европы сегодня? Танки, демагогия, злоба – некий заплеванный привокзальный сквер, где когда-то играли Штрауса и тонко пахло вечер ними флоксами, а на скамеечке сидели Толстой и Чехов, проповедуя доб рое и вечное молчаливой толпе? Которая думала во время проповеди сов сем о другом.

Б. Ш. Моя дорога в Россию была обычной для немецкого интеллигента, если можно сделать такое словосочетание. Я окончила университет в Марбурге, институт славистики с польским и русским языками. Затем работала в институте Гердера в польском отделе. Мы занимались бывшими немецкими землями на Востоке. Мой интерес к России становился одновременно и шире и глубже. Когда изучаешь язык и сталкиваешься с его носителями, то происходит некоторое искажение образа народа – ведь к гостям, которые знают твой язык и культуру, относятся обычно намного лучше, чем к окружающим. Поэтому, может быть, все переводчики с Запада так влюблены в Россию. И если ты что-то любишь, то тебе больно видеть бедность и заблуждения. И ты не можешь отделять плохое от хорошего. Это ведь и есть любовь.

А. О. В последние годы стало даже модно убеждать русских полюбить свою Родину. Хотя разговоры о Родине, о судьбах культуры носят скорее ритуальный характер. Так же, как разговоры о погоде и политике. На самом деле мы редко задумываемся на эту тему. Хотя постоянно болтаем, болтаем… Давайте лучше поговорим конкретно. Входит сейчас современная русская литература в десятку лучших в Германии?

Б. Ш. Входит. Хотя после начала перестройки она стала менее интересна. Я сейчас живу в Швейцарии, в Берне. У нас два года назад выступал Чингиз Айтматов. В зале собралось 400 человек! Это очень большая аудитория для Швейцарии, где все так заняты, так заняты.