Алексей Теплухин - Рокот полуяви: Великое делание Страница 3

Он медленно сполз по стене, ероша волосы, которые, наверное, вот-вот встанут дыбом.

– Я сбрендил… надо позвонить в психлечебницу, да?

– Не нужно, – смущённо улыбнулась девушка. – Это из-за меня.

– Конечно, из-за тебя! – нервно хохотнул Глеб. – Кто бы ещё смог столь эффектно выплыть из лужи? Кто ты такая вообще? Как тебе удаётся… ну, вот это вот всё… а?

Она, закинув ногу на ногу и неуловимым жестом расправив складки своего платья, положила одну ручку на стол, а другой подпёрла подбородок, сверкнула волшебным притягивающим взором и заговорила совершенно спокойно, не переставая всё также источать серебристость:

– Имя мне Веденея.

– А? – Глеб издал жалобный звук.

– Веденея, – терпеливо повторила девушка. – Или Ведана, если угодно.

– Не-не, Веденея – нормально.

Она улыбнулась, тряхнув копной волос:

– Хорошо. Я желаю, чтобы ты успокоился и воспринимал действительность таковой, какова она есть. Да, я понимаю, что сегодня, всего за полчаса, тебе довелось увидеть столько необыкновенного, сколько другие не видели за всю жизнь.

– Ага! – кивнул Глеб, выпучив глаза.

– Но давай будем последовательны в наших умозаключениях. Если ты видишь нечто запредельное, чего иные не способны не только постичь, но даже заприметить, то получается, тебе либо дозволили глядеть на запретное, либо ты просто не различаешь тонких граней. Я лично не люблю, когда на меня обращают много внимания, потому обычно стараюсь… э-э-э… отводить глаза случайным прохожим. К сожалению, в этот раз со мной приключилась неприятность – приземление выдалось болезненным, я не смогла совладать с собственным весом. Как видишь, от моего желания мало зависело.

Глеб немного помолчал, а затем осторожно полюбопытствовал:

– Что же? Выходит, я сам сумел разглядеть всю эту чепуху на берегу, да? НЛО, тебя, какие-то мутные знаки…

– Получается, дело не в моём или чьём-то вмешательстве, а в твоём собственном зрении, – вздохнула Веденея.

– Ну, да, да, – Глеб встал, опершись о стол. – Вдаль плохо вижу, близорукость небольшая.

– А этот свет, который сейчас окружает нас, видишь? – по голосу Веденеи можно было понять, что она едва сдерживается, чтобы не засмеяться.

– Ах, свет… я-то подумал, что туман в глазах от недосыпа…

Звенящий голос девушки продолжал нарастать и почти казался чем-то вещественным:

– Просыпайся уже! Хватит отпираться! У тебя живое зрение! Посмотри вокруг: вон, возле шкафа сидит косматый мужичок в лаптях – это домовой, вон в зеркале мордашка Зеркалицы, вон другие духи, наполняющие жилище!

Глеб присел на стул, потирая разболевшийся лоб – как будто что-то лопнуло в голове, что-то надломилось, словно череп треснул, подобно переспевшему арбузу, пополам, а в широкой прогалине, жаром горя, точно пламенное сокровище, наружу проклёвывается колеблющийся, резонирующий мозг. И внезапно всё то, что мелькало раньше лишь невоплощёнными грёзами, размытыми и хмурыми тенями, пугало нарочитой лживостью с показной противоестественностью, – всё разом обрело смысл, цвет, форму и, самое важное, глубину! Всё обрядилось во плоть, нашло своё отражение в Глебовом восприятии и перестало дичиться его, будто с окружающей тайны сдёрнули пыльное покрывало.

В одночасье узрел он мир таким, каким ежедневно и еженощно наблюдал его далёкий предок! Предок, вздыхающий на звёзды подле водоёма тысячи лет тому назад и верующий, что там высоко-высоко следят за миропорядком небожители. Недрёманным оком предстала царица-луна, а солнце теперь мнилось вечно бодрствующим странником, стремящимся хотя бы на краткий миг возвратиться в свою обитель, где ждёт-пождёт его матушка. Зашуршал домовой – не мистическим непонятным скрежетом, но явным и доступным звуком. И вдали на берегу – заплескались русалки, а за окном прошёл покряхтывающий дворовой – в гости к сварливому баннику, выпить вместе с ним по ковшу самогонки…

Заиграл старый мир новыми красками, раскрылся, развернулся, как скатерть-самобранка, самовольно подпихивая под нос удивительные и невероятные картины да образы. А раз так, то и огненные шары способны падать с небес, оставаясь никем незамеченными… и загадочная незнакомка может, как на лифте, подниматься из лужи, которая муравью по колено… и целая бутылка отцовского виски от её единственного прикосновения может превратиться в крепкий несладкий чёрный чай – а почему бы нет, коли всё вышеперечисленное является свершившимся фактом?

Глеб изучил Веденею взглядом, стараясь применять только что обретённый дар… дар, который давно наметился, но до сих пор был не в состоянии пробиться наружу, словно неуверенный желторотый цыплёнок, страшащийся проклюнуть скорлупу, за пределами которой, оказывается, прячется целая вселенная.

– Кто ты? – задал он вопрос, будучи не в состоянии распознать её сущность, идентифицировать, как то случилось с домовым, дворовым и прочими поразительными существами, живущими параллельно.

Она мягко и сердечно улыбнулась в ответ:

– Звезда.

Космогония

Раздираемый противоречиями, переполненный неведомыми ранее чувствами и эмоциями, Глеб выбежал вслед за нею из дома. Но прежде – замер, постояв три-четыре секунды на пороге и подумав, что это есть граница обжитой территории. Веденея не оборачивалась, гордо держа голову. Такой осанке, такому умению нести себя, а не волочиться по земной персти можно только позавидовать. Огненные локоны её были длинны – ниже пояса – и густы, они трепетали от нежных прикосновений ночного ветерка, напоминали языки костра с метущимися искорками. Осиная талия и невыразимая внутренняя мощь чудесным образом сочетались в ней, в этом поразительном существе, называющем себя ясносветлой звездой, обитательницей заоблачных чертогов.

– Подожди! – окрикнул Глеб. – Ты же не станешь вот так уходить!

Веденея повернула голову в его сторону, впервые на её лице отразилось некое подобие удивления, как будто она задавала немой вопрос: «Почему же я должна медлить?». Вслух же девушка произнесла:

– Но… мне нужно возвращаться!

– Постой! – Глеба разрывали на части страх и восторг, вера и неверие в происходящее. – Расскажи… столько всего сразу…

Тут Веденея на мгновение закатила глаза, однако этим всё уже было сказано – этот несмышлёныш только что очнулся от дремоты, вырвался из полуяви, начал кое-как различать окружающий мир и теперь боится потерять того, кто оказался рядом в момент пробуждения. Точно также птенцы принимают за маму первого, кого увидели перед собой в час появления на свет.

– Расскажи, зачем ты спускалась к нам! – выдохнул Глеб, желая исправить мнение, сложившееся о нём. – Почему ты упала, а не приземлилась?

Удивление опять промелькнуло на её лице. Должно быть, человек не настолько прост и наивен, как она полагала изначально.

– Звёзды время от времени спускаются в нижележащие миры, чтобы привнести в сумеречную явь света и тепла, – Веденея отвечала, тщательно подбирая слова. – Нам достаточно спуститься на несколько минут, чтобы задача оказалась выполненной.

– Извини, что перебиваю, – Глеб старался быть деликатным и учтивым. – Что такое сумеречная явь?

– Один из подуровней Яви, – пожала плечами звёздочка, но по непонимающему взгляду собеседника поняла, что без подробных пояснений здесь не обойтись. – Вселенная многослойна и неоднородна. Есть три уровня бытия – Правь, Явь и Навь, которые, в свою очередь, делятся на многие подуровни. Например, Явь и Навь делятся на сумеречные и светлые. Да что я тебе говорю – посмотри наверх!

Он обомлел, когда различил иные измерения над крышей собственного дома. Там, высоко-высоко, раскрывалась воронкой Вселенная, бесстрашно и бесстыдно выставляя напоказ всё содержимое. Что-то искрилось, а что-то сияло, врезалось в разум сквозь очи навечно. Хотелось кричать до визга и взорваться безудержной пляской.

– Что это? – спросил он, как спрашивает ребёнок, хватая в новогоднее утро коробку в цветной упаковке.

– Там Птичий мир, – сказала Веденея, указывая распростёртой дланью. – А там, пониже, небесная твердь…

– Куда же ты уходишь?

– Выше! – улыбнулась звезда. – Туда!

В неясном свете, почти на самом верху чудесной воронки, серебро смешивалось с мраком, и само пространство утопало в синеватой дымке. Завораживающий край с мерцающими тенями и проблесками необычайно ярких фигур, мнящимися отсюда не больше хлебной крошки. Там вечное движение не стихало, просеиваясь через сито пронзающей мысли и превращаясь в деяния.

– Что там? – повторил вопрос Глеб.

– Шестое небо! – голос Веденеи задрожал, наполненный священным трепетом, а вместе с тем ликованием и любовью. – Прародина… исток…

Глеб вдруг осознал, что щёки умывались солёной влагой, – выступили слёзы супротив воли, совершенно неосознанно, как будто он разделился натрое: плоть оставалась в материальном явном мире, а дух, находящийся, оказывается, далеко-далеко, встрепенулся и поманил к себе, в полузабытые просторы. Душа же застыла посерёдке, исполняя роль шаткого моста, прокинутого от одного берега к другому. Печально было от того, что в каждое мгновение связь, установленная совсем неожиданно, могла оборваться; а как вернуть её, оставалось загадкой.