Алексей Клёнов - Бес новогодней ночи Страница 3

Тиша с Мишей пошли в сарай бабы Кати огородами, и баб Катю опередили порядком. Хотя по пути по паре раз присасывались к горлышку, чтоб легче было идти. Заглянули в сарай, козла не обнаружили, и, переглянувшись, недоуменно пожали плечами. Баба Катя еще не подошла, Василия в доме не было явно, так как света не было ни в одном окне, и братцы устроились на крыльце, заботливо вытирая грязными пальцами граненые стаканы. После второй Миша почувствовал жгучее желание облегчиться по маленькому, и трусцой побежал за сарай. Но вернулся быстрее, чем положено, и с испугом окликнул братца:

– Слышь, Тиша. Там воет кто-то. Может, волки? Да страшно так.

Тиша, не столь впечатлительный, лениво отмахнулся:

– Какие, на хрен, в пригороде волки? Садись, давай. Щас баб Катя подойдет, весь кайф поломает.

Однако Миша упорствовал:

– Да говорю тебе – воет! Пойди, послушай.

Ругнувшись, Тиша зашкандыбал следом за братом, хотя вскоре тот оказался в арьергарде, испуганно выглядывая из-за широкой братовой спины.

В огороде действительно послышался, то ли вой, то ли ругань, чего прежде не было. Прислушавшись, Тиша махнул рукой на темнеющий за сараем погреб:

– Оттуда, кажись…

И попер как бульдозер, чуть не волоча за собой Мишу. Добравшись, окликнул:

– Эй, ты кто? Ты что?

Из темного погреба донесся радостный голос деда Василия:

– Кого бог послал? Тиша, ты что ль? Выручай, родной! Выбраться не могу. Ступени, мать яти, все как одна поломались! Сколь разов за лето починить хотел, да все руки не доходили! А тут, видать, морозцем прихватило, и все зараз полопались!

Миша, поглядев на брата, покрутил пальцем у виска. Тиша был красноречивее, и откровенно спросил:

– А ты как, дед, умудрился все разом то? Ну ладно б одну-две…

Василий вдаваться в подробности не стал, и снова взмолился:

– Да вынайте меня скорее, вахлаки! У меня от холода аж кишки смерзлись!

Вдаваться в подробности аварии дед не стал. Сообщать, что без малого два часа грелся самогоном и Мишкиным мехом, тоже благоразумно воздержался. Еще решат, что дело терпит, уйдут и забудут. С них станется. Тут надо брать глоткой и натиском, чтоб очухаться не успели. Все же дед явно погорячился, решив назло своей старухе встречать Новый год в погребе.

Однако Тиша оказался не таким уж злодеем, и добродушно отбрехался:

– Ладно, дед, не сепети. Щас вынем тебя в лучшем виде.

И ткнул братца локтем в бок:

– Давай-ка слетай за веревкой. Будем выручать старого. Авось и он нам поставит.

Миша полетел. При упоминании еще о литре, словно крылья выросли. Добежав до крыльца, подхватил веревку, сунул в карман ватника початую бутылку водки, чтоб на месте обмыть дедово спасение. И, зачем-то, сунул в другой карман нож, предназначенный для несчастного козла. Это была вторая роковая людская ошибка в тот вечер. Похоже, только козел в предновогоднюю ночь действовал обдуманно, логично, и целенаправленно.

Размотав веревку, Тиша бросил один конец в темный погреб, второй намотал на локоть, кинув остаток Мише, чтоб тоже уцепился. Дыхнув перегаром, велел:

– Обмотай пузо, щас потянем. Да ручонками держись, не то передавим организм, пока тянуть будем. И ногами, ногами отталкивайся от стены. Мы ж не бульдозеры.

Благодарный дед радостно пискнул «Ага. Щас!» и стал торопливо обматываться веревкой. И тут заметил горящие в темноте Мишкины глаза, смотрящие на него с тоской и укоризной. Ничто человеческое деду чуждо не было, в том числе и прорывающееся иногда под воздействием спиртного из глубины души милосердие. Оставить козла в холодном и темном погребе после почти двухчасового совместного заточения было не по-людски. И даже не по козлиному. В порыве благодарности к животине Василий сдернул с себя веревку, обмотал под передними ногами Мишкин торс, приговаривая:

– Пущай-ка его сначала выдернут. А то я потом как его? Сам-то себя обвязать не сумеет. Животина хоть и умная, но ведь копытная. А уж после и меня. Ничто, поставлю им литр за спасение…

И, рассудив так, здраво, как показалось в тот момент, крикнул наверх:

– Тяни! Майна помалу!

Тиша с Мишей послушно потянули, синхронно и сладостно размышляя еще как минимум об одной халявной бутылке. Когда веревка туго затянула козлиные ребра, Мишка утробно икнул, всхрюкнул по-свинячьи, и выпучил от испуга глаза, решив, что неблагодарный дед решил его для начала удавить, а потом уж прирезать, и освежевать. От такой несправедливости козел тоскливо взревел, Тиша с Мишей недоуменно переглянулись, не понимая, отчего дед неблагодарный материт их в глубине погреба, и потянули еще усерднее, чтобы не вызывать недовольства. Василий, сообразив, что козлу не слишком комфортно, стал старательно подпихивать его в зад, чтобы ускорить процесс спасения.

Когда Мишкина башка показалась из погреба, Тиша с Мишей, порядком взопревшие, все же веса в козле килограммов сорок, не меньше, нагулял паразит жиру, готовились совершить последний, аккордный рывок. И уже, опять же синхронно, решили, что пол-литрой дед не отделается. Но когда вместо дедовой головы наружу полезла рогатая, с вытаращенными глазами и хрипящей от натуги глоткой косматая морда, братцы пришли в легкое замешательство. Уж неизвестно, что им там спьяну почудилось, но, похоже, Мишка второй раз за вечер удостоился чести быть принятым за беса. Тиша рявкнул ставшую уже исторической фразу «Черт!!! Мать!!!». Миша, охнув, как девушка во время первого мужского проникновения, тоненько взвизгнул «Ептыть тебя коромыслом!», выпустил конец веревки, и опрокинулся в снег, складываясь пополам. Нож в кармане ватника благополучно пропорол подкладку, и остро кольнул Мишу в живот, значительно ниже пупка. К счастью не вошел глубоко, а только сильно оцарапал кожу, отчего кровь обильно напитала рубашку и штаны, со всем, что под ними имелось, и, минуя расстегнутый ватник, струйкой побежала на снег. Миша, решив, что рогатый наказал его с ходу, отчекрыжив одной только силой мысли его мужские причиндалы, заверещал еще тоньше и громче, чувствуя, что последствия кастрации уже дают себя знать, изменяя баритон на альт.

Впрочем, оправились от первого испуга непутевые братья быстро. И резво заскакали козликами прочь, подальше от аномального погреба, решив, что вместо деда с ними забавлялся черт рогатый. При этом обоим казалось, что тот дышит в спины, отчего прыти добавилось даже у раненого Миши.

Козел, почувствовав некоторое облегчение в области грудины, заорал совсем уж по-звериному, радуясь возможности свободно дышать. Тиша с Мишей от дурного крика еще прибавили прыти, стремительно трезвея на ходу. А зловредный козел, уцепившись передними копытами за порожек, яростно заскреб задними, пытаясь найти точку опоры, чтоб не свалиться с двухметровой высоты. Точка опоры нашлась. Дед Василий, все еще продолжая тактично подталкивать козла в пятую точку, неосторожно подставил плечо, получил ощутимый удар, выругался на неблагодарного, и саданул в подхвостницу кулаком. Получив ускорение, Мишка из последних сил рванулся вперед, взбрыкнув другим копытом. И так удачно! На этот раз Василий совсем уж неосмотрительно подставил лицо, и получил сокрушительный удар в глаз, отчего в погребе на мгновение стало светло, как днем. В фейерверке рассыпавшихся радужных искр Василий отчетливо рассмотрел неповрежденным глазом пухлый козлиный зад, и в сердцах саданул по нему вторым кулаком. Смачно выпустив деду в лицо очередную струйку газов, козел радостно взревел, и вырвался наружу. Свобода!!!

После ярчайшей вспышки дед на несколько секунд ослеп, и потому не сумел впотьмах ухватиться за конец веревки. Мишка торопливо отбежал подальше от злополучного погреба, утягивая веревку за собой. А с ней и последнюю надежду деда на скорое спасение…

Пару минут Василий сдавленно мычал от зверской боли в подбитом глазе, чувствуя, как разрастается, и начинает жечь здоровый синячище. При этом бессвязно выкрикивал нечто нецензурное и нечленораздельное. Отчего братцы, уже в конце огорода, запалено хватали разинутыми ртами морозный воздух, нечеловеческим усилием преодолевая последние метры до спасительного забора. А Мишка, отбежав в сторону, замер на месте, и покручивал башкой, наслаждаясь музыкой, которой прежде не слыхивал даже от деда. Однако вскоре дед успокоился, поняв, что матом делу не поможешь, сообразил самогоном компресс на подбитый глаз, не забыв употребить и внутрь, и стал принимать меры к самостоятельному спасению. Вспомнив физкультурную молодость, несколько раз пытался подпрыгнуть, и ухватиться руками за порожек. Не прошло. Руки соскальзывали с обледенелой доски, каждый раз возвращая деда на исходную точку. Как правило, на пятую. Поняв бесплодность попыток, и смирившись с неизбежным, дед пытался подозвать Мишку, в надежде уцепиться за веревку, и хоть матом, хоть уговорами заставить козла вытянуть себя наружу. Однако упрямая тварь или не желала подходить, или заглядывала в погреб, но только из чисто научного интереса. Вероятно, пытаясь выяснить экспериментальным путем, насколько хватит терпения у отчаявшегося деда.