Олег Рой - Тайна Страница 32

А главный врач института, поколебавшись с полчаса, все же поднял трубку телефона. Спустя несколько секунд на другом конце провода ответили.

– Я по вашему запросу… У меня появилась очень интересная испытуемая. Как раз по вашему профилю. Говорит о войне… Я ничего не понимаю, – произнес он, недоуменно поведя рукой, хотя этот жест его собеседник, конечно, не видел, – у меня просто нет слов. Смотрите ее сами. Испытуемая крайне интересная личность. Я подобных пациентов еще не встречал.

Через некоторое время ему перезвонили.

– Что вы говорите? Неужели он сам приедет? – изумился Павел Сергеевич и тут же испуганно встал со стула. – Хорошо, хорошо… Мы будем ждать…

В тот же вечер к институту подъехала черная машина, из нее в сопровождении охраны вышел плотный человек в пенсне и большой черной шляпе. Его уже ждали. Дверь перед ним тут же подобострастно распахнулась.

Разговор

В столовой загородной резиденции Сталина был накрыт стол. Чайные и кофейные чашки, ваза с пирожными, фрукты. Во время долгой беседы о текущих делах Сталин неторопливо отпивал кофе, смешно оттопырив в сторону мизинец.

«Ишь, как манерничает… – подумал Берия, – и где он такого набрался, простой неотесанный мужик?..»

Но вслух он этого, конечно, не сказал. Когда все важные вопросы они уже обсудили, Сталин сделал паузу, потом встал и направился в прихожую.

– Пройдемся, – бросил он на ходу, и Берия устремился вслед за ним.

– Иосиф Виссарионович, у меня для вас есть один любопытный человечек, – заметил он, когда они отошли от дома и медленно побрели по расчищенной от снега дорожке.

Сталин шагал, не глядя на собеседника, попыхивая трубкой и думая о чем-то своем.

– Да? – неопределенно спросил он, не поворачивая головы.

– Простая деревенская девчонка, некая Ольга Акимова. Удивительный феномен, вроде как гадалка или ясновидящая. Говорят, многие из числа московской элиты уже воспользовались ее услугами. Ее сейчас в институте Сербского исследуют.

– И что? – спросил Сталин, все так же не поворачивая головы, хотя теперь в его голосе послышалась легкая заинтересованность.

– Я лично навестил ее и поговорил, – уловив этот интерес, заторопился Берия. – То, что она может, не поддается никакому научному обоснованию. Я склонен считать, что она просто уникум.

Сталин резко остановился и посмотрел в глаза Берии.

– Ты же знаешь, как я доверяю твоему мнению, Лаврентий. И я в курсе, что вы этим увлеклись – мистикой, спиритизмом, оккультизмом… Я даже слышал, что у некоторых есть личный астролог! – расхохотался вождь.

– Она говорила про войну, – тихо сказал Берия.

Сталин изменился в лице, помолчал, потом сказал уже совсем другим тоном:

– Я бы хотел лично увидеть эту девочку-уникум, – усмехнулся он.

Берия с готовностью кивнул, и дальше они шли уже молча.

Оля стояла у большого стола, покрытого красной бархатной скатертью, и оглядывалась по сторонам. Место было какое-то чудное – огромный кабинет, на стенах портреты, в шкафу книги с золочеными переплетами. Час назад ее привезли сюда молчаливые люди в одинаковых серых костюмах и оставили здесь одну, приказав ждать. Время шло, а она даже и предположить не могла, где оказалась.

Вдруг дверь отворилась, и в кабинет неторопливо вошел человек среднего роста, с усами, одетый в серый китель.

Мужчина показался Оле смутно знакомым – словно видела его где-то на улице или на картинке в журнале…

– Ну, здравствуй, – сказал он с легким акцентом, – узнаешь меня?

Оля почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Она задрожала, схватилась рукой за спинку стула и робко кивнула.

Человек закурил трубку и кивнул:

– Да ты садись, садись. Что стоять, в ногах правды нет. Я тебе хочу задать пару вопросов, а ты отвечай как есть, ладно?

Оля безмолвно кивнула, руки ее ходили ходуном, и она изо всех сил старалась унять дрожь. Наконец-то она узнала, кто это.

– Говорят, ты будущее видишь, много можешь. Что ты, например, видела про нашу страну? – помолчав, спросил он.

Девушка, вначале запинаясь, а потом все увереннее начала говорить:

– Я видела начало войны. Она начнется совсем скоро… Это очень страшно… Война продлится несколько лет. Страсть как много народу погибнет… Каждой семьи коснется…

Оля говорила отрешенно, словно повторяла чьи-то, слышные только ей слова.

– Вот как, – недоверчиво хмыкнул он, выдохнув дым. Сталин, судя по всему, не удивился, хотя ему и было не по себе. Оля чувствовала это.

– А с кем война?

– С одной из стран… Ну, близко от нас… В Европе.

– И кто победит?

– Я не знаю, – тихо ответила девушка.

– Ты говоришь, что война коснется каждой семьи. А что будет с моей семьей?

Оля замялась, хотела заговорить, но никак не решалась.

– Говори, – властно произнес он.

– И вашей семьи тоже… Старший сын, Яков… Он попадет в плен, – выдохнула Оля. – Больше ничего не знаю…

Она выпрямилась на стуле, словно приходя в себя из забытья.

Сталин помолчал, потом резко нажал на звонок у стола. В кабинет тут же вошли люди в серых костюмах, и Олю увели.

А он подошел к столу и начал листать ее дело. Через полчаса он снова позвонил.

Вошел его помощник.

– Эта Акимова… – неторопливо произнес Сталин, – понаблюдайте за ней. Отправьте девчонку в какое-нибудь надежное место, подальше от Москвы. Она еще может пригодиться.

Помощник кивнул и вышел.

Суд

А взволнованную Олю в это время везли обратно в институт Сербского.

Утром ей объявили, что обследование закончено, и она возвращается в следственный изолятор.

– Валентина призналась, что ты жила у них, – радостно улыбаясь, возвестил ей Пархотин, на следующий день вызвав девушку к себе, – ее муж это тоже подтвердил, так что, думаю, теперь все будет в порядке.

– И меня скоро выпустят?

– Ну, какое-то время займет оформление бумаг, но вообще, думаю, что выпустим…

Олю увели обратно в камеру, где она принялась с радостным нетерпением ожидать своего освобождения.

Но за ней почему-то не пришли ни на следующий день, ни в течение следующей недели. Сначала она томилась, переживала, успокаивая себя тем, что, наверное, еще не готовы документы или что-то перепутали, но потом на нее опять нахлынула апатия и равнодушие.

На ее вопросы ей не отвечали. Лейтенант Пархотин, обещавший ей освобождение, тоже больше не объявлялся.

В один из дней, когда она уже перестала надеяться на какие-либо перемены в своей участи, с лязгом отворилась дверь ее камеры, и раздался зычный приказ:

– Акимова, на выход!

Ее опять повели тюремными коридорами в кабинет. Там ее ждал новый следователь – полноватый мужчина в круглых очках на выпуклых глазах.

– Акимова?

Оля кивнула.

– Из института пришли результаты вашей экспертизы. Вы признаны вменяемой, психически здоровой, а значит, можете нести полную меру ответственности перед законом за свои действия.

– За какие действия? – заволновавшись, уточнила Оля. От долгого заточения она почти разучилась говорить, и теперь каждое слово давалось ей с трудом.

– Не прикидывайтесь дурочкой, Акимова. Можете облегчить вашу участь, то есть во всем признаться. Тогда мы оформим протокол и быстро отправим дело в суд. Чего вам тут сидеть – дожидаться? В одиночке поди не сахар, а на зоне все же люди, будете налаживать свою новую жизнь.

– Но за что? – изумилась Оля. – Почему меня не отпускают? Мне говорили, что Валентина Николаева признала, что я жила у нее. Значит, доказали, что я не воровка и в их квартиру не залезала…

– Конечно, признала, – удивленно глядя на девушку, подтвердил следователь, – вас будут судить не за кражу.

– А за что? В чем это я виновата?

Рыбьи глаза следователя, казалось, еще больше выпучились и вот-вот грозили лопнуть.

– Ну, как вы не понимаете? – изумился он. – Да потому что открылись новые обстоятельства дела. Вас будут судить как врага народа.

Теперь Олю ежедневно вызывали на изнурительные допросы. Она вспоминала те времена, когда про нее все забыли и она была никому не нужна.

Разговор со следователем всегда была один и тот же… Оля, бледнея и чуть не валясь с табурета от страха и усталости, мотала головой и отказывалась подписать признание. Следователь злился, кричал на нее и даже бил по лицу, требуя признаться во всем… В чем именно, похоже, он и сам не знал, не говоря уж об измученной, перепуганной Оле.

Но то ли потому, что она была беременна, то ли по особому распоряжению сверху, особо на нее не напирали, только давили безызвестностью и неопределенностью, рассчитывая, очевидно, сломать ее упрямство и взять измором.

– Ты троцкистка? – орал следователь. – Поддерживаешь изменников, контрреволюционных подонков, двурушников и кулаков! Об этом ты говорила Николаевым в личных беседах? С кем из этого отребья у тебя контакты?.. Гражданка Николаева поняла, что ты поддерживаешь врагов нашей страны, и задержала тебя, чтобы дать сигнал органам, а ты хотела сбежать. Так ведь было?.. – вкрадчиво вопрошал он.