Фазу Алиева - Цена добра Страница 33

Но Хатун все решила сама, она не оказалась, как говорится, орешком, который можно ломать между пальцами. Выбрав момент, она сказала своему отцу:

– Я выйду за Магомеда замуж, потому что хочу иметь свой дом, и, кроме того, у меня будут две дочери, то есть своя семья.

Отец не стал упрямиться и выдал ее замуж за Магомеда. Разият и Рабият просто расцвели: всегда чистенькие, ухоженные, с причесанными волосами, в выглаженных платьях, они бегали за Хатун: «Мама! Мама!» Магомед сразу будто помолодел, он рано вставал, занимался домом, скотиной, пахал, сеял, молотил, как положено семьянину. Если Хатун поднимала тяжести, он тут же бежал на помощь. Хатун как-то выпрямилась, стала передвигаться быстрее и часто говорила: «Ой, мне некогда, надо, пока Магомед придет, обед приготовить, он просил сегодня сделать чуду».

А однажды случилось удивительное. Состоялось сватовство дочки Сухайнат – Жавгарат, и ей в ночь ураза-байрам должны были от жениха принести подарки. Невестина родня готовилась встретить достойно женихову родню. И Хатун со своими дочками тоже готовилась к этому событию.

Вдруг раздался сильный крик – сельчане кинулись в дом Сай-пудина. Все увидели – около печки без сознания лежала невеста – вся левая сторона тела, начиная от головы, была залита кипящим маслом. Оказывается, Жавгарат нечаянно задела платком ручку кастрюли, в которой кипело масло для халвы. Кастрюля упала, и все масло вылилось на девушку. Несостоявшуюся невесту увезли на арбе в больницу, потом в Махачкалу. Целых два года ее лечили. Но она осталась калекой навсегда: половина лица обожженная – вся в рубцах, левая рука высохла. В ауле перешептывались: «И все же возмездие есть на земле, Сухайнат свою падчерицу сделала калекой, и Аллах наказал ее за это».

На горе я, как в седле

В долинах яростно-зеленых,Где травы ласковее щек,На тучах, звездами крапленных,Луна раскидывает шелк.Ее глаза, лицо и руки,Мгновенно превращаясь в свет,Летят, опережая звуки,Мерцанья требуют в ответ.И реки струями бряцают,И кони сбруями трясут,И всеми силами мерцаетПланеты голубой сосуд.

«Искренность – источник всякой гениальности».

Унас в горах, а именно на Хунзахском плато, нет многоводных, глубоких рек, поэтому они текут быстро, легко, разбиваясь о скалы и камни, а многоводные реки текут не так шумно, они, как умный, мудрый человек, спокойны и неторопливы. А в этих шумливых горных речках, которые берут начало с высоких вершин, столько прелести, если суметь терпеливо и внимательно их выслушать – в них столько музыки, которая способна окрылить человека.

Я с самого детства любила горные реки и в то же время боялась их. У меня ни разу не хватило мужества искупаться в речке, но часами стоять на берегу и слушать ее музыку стало моей слабостью. Однажды я поднялась на снежную вершину, солнце, казалось, опустилось прямо на нее и грело своими теплыми лучами, эта любовь солнца не осталась безответной. Лед сначала будто вспотел, на нем появились капельки, чистые и прозрачные, как утренняя роса, а потом они, превращаясь в маленькие струйки, соединились, и я стала свидетелем рождения горных ручейков. А уже в низине маленькие ручейки стекались, образуя молодую речку.

Как мужественно она прокладывает себе дорогу, прыгая с камня на камень, как неукротимо она рвется вперед, сверкая под солнцем многоцветьем радуги! Речка не знает, куда она спешит, зачем шумит и гудит. Очутившись на краю пропасти, на миг останавливается, но не возвращается и в пропасть глубокую падает головою вперед, мгновенно превратившись в водопад. Дитя любви, солнца и льда – речка, которая соединила много чистых струек из-подо льда, не остановится перед пропастью. Падает, рождая величественный водопад. Я стою на краю пропасти и слышу уже не оглушающий гул падающей воды, не шум, а настоящую оркестровую музыку.

Вы когда-нибудь слушали музыку водопада? Если нет, то вы многое потеряли. В ней грозный Бетховен, трагичный Шостакович, в ней умирающий лебедь Чайковского, в ней все незабываемые мелодии наших предков, их зов на защиту родной земли, их клятвы верности и любви…

На Хунзахском плато четыре водопада, падающих в пропасть Цоботль. У каждого из них своя симфония, которую я унесла с собой.

Речка на все решается,Речка летит наугад,Над голубым столбомСветлые – светлые капельки,Ну, а на платье моем —Темные – темные крапинки.

Когда мне очень трудно и тоска давит на меня, я мысленно поднимаюсь на ту гору и вижу, как солнце дарит любовь льду, и капелька за капелькой рождаются тоненькие ручейки. Им скучно в одиночестве, они соединяются, и рождается бурная, грозная горная река, которая, не задумываясь, может прыгнуть в пропасть. И как это прекрасно, что, стоя на улице или дома, я вижу эти водопады и слышу их симфонию.

Я на этой горе,Как сама весна.Я царица года —Перед миром волна.

Кому ты не дорог?

Колокольчик мой лиловый!Нет цветка, что мне дороже,Столько раз воспетый мною,Ты бесстрашен и красив.Сам из каменного плена,Ты на свет явилсяБожий, Толщину породы скальнойКлювом крохотным пробив.Ты на камне рос пустынном,И с безмолвным обожаньемПред тобою на колениОпустилась я тогда.

«Больше всего цветов получает человек тогда, когда уже не может наслаждаться их красотой и запахом.

К себе это высказывание Э. Севруса применять я не могу, потому что я выросла в горах, где еще чуть выше полян лежат снега, а внизу цветет шиповник, раскрывают свои бутоны кажущиеся простыми, но величественные и гордые полевые цветы. Каждый из них несет людям что-то свое: аромат, дарующий радость, лекарство от какой-нибудь болезни, дарит нектар труженицам-пчелам, вдохновляя и притягивая их к себе. И сколько целебного несет человеку мед, полученный из этого нектара…

Я с детства имела целые поляны цветов! Мне их дарила земля, мое родное Хунзахское плато. Но с самого детства мне внушили старожилы, что рвать их нельзя, они растут не только для одного человека, а принадлежат всем, кто живет на этой земле…

Тогда, в раннем детстве, мне казалось, что это большой грех, если я сорву цветы. Не знаю, сколько мне тогда было лет, когда я уже полюбила все цветы, но однажды мы с бабушкой за лечебными травами поднялись высоко в горы. И вдруг я увидела на высоком твердом стебле синие колокольчики, которые, рассекая скалу, вырвались на свободу. Что-то светлое, сияющее разлилось в моем сердце, и этот свет проник во все мои клеточки. Я опустилась на колени и начала осторожно гладить колокольчики. Они оказались полны росой, и мои руки стали мокрыми от влаги.

– Бабушка, синие колокольчики! – крикнула я.

– Это мои любимые цветы! – улыбнулась бабушка и тоже стала на колени. – Видишь, из-за любви к жизни, от жажды красоты они просверлили скалу и дарят нам красоту. Так и человек должен бороться за свою судьбу, за свое «Я», иначе он превратится в пепел.

С того дня синие колокольчики стали моими любимыми цветами, будто они просверлили не скалу, а мое сердце и душу и звенят: «Дзинь! Дзинь! Дзинь!»

Как больно, что сейчас я не могу подняться на ту вершину, где впервые встала перед синими колокольчиками на колени!

Пробудилось все в округе,Все ликует по весне.До краев полна, как чаша,Щедрой радостью природа,Только грустно почему-то,Почему-то тяжко мне.И тогда, мой колокольчик,Из безвестья,Из разлуки,Чтобы трепетно коснутьсяСтебелька —Живой струны,Как лучи, тебе навстречуЯ протягиваю рукиИ мгновенно обретаюТвердость горной крутизны.И печаль моя уходит,И согласным хором птицыВ честь весны поют светло…

О мои синие колокольчики! Как вы мне помогли на моем жизненном пути, когда мне ежеминутно приходилось тоненьким стебельком пробиваться сквозь толщу скал, укрепляя в себе мужество, стойкость, уверенность в своих силах. Я вижу себя мысленно на вершине скалы, стоящей на коленях перед синими колокольчиками.

О, как нужен ты мне снова,Мой отчаянный цветок!Не страшат тебя ни тучи,Ни ветра, что вокруг шало, —Ты вперед с надеждой смотришь,Запасая силу впрок…

И моя душа с вашей душою слита, синие колокольчики, и я стою перед вами на коленях с вечным обожанием и любовью.