Роман Сенчин - Зона затопления Страница 34

Вечером дома с женой почти не разговаривал, часто встречался с ней глазами, видел в них поддержку. Молча благодарил… Дочка быстро поужинала и ушла к себе. Всё дулась… Алексей заглянул в ее комнату, сказал:

– Купим на днях компьютер. Я тоже созрел. Пускать будешь?

– Буду. – Дочка улыбнулась и сразу стала похожа на себя маленькую, ручную. – Только не компьютер, а ноутбук. Это такой раскладной… И надо Интернет обязательно.

– Ну да, ну да.

Поставил будильник в мобильном телефоне на четыре. Лег, закрыл глаза. Стала представляться вода, которую разрезает лодка. Быстро идет против течения, аж нос задирается, подпрыгивает. Брызги… Уснул быстро, не почувствовал, как устраивается рядом жена.

– Тум-тум-тум, тум-тум-тум, – мягко застучало по ушам; Алексей не сразу понял, что это будильник.

Сел, выключил, прикрыл глаза и сразу стал возвращаться в сон.

Встряхнулся, поднялся. Помахал руками. Слегка знобило, но приятно, как перед важным и большим делом. Так же бывало, когда вставал затемно на охоту, рыбалку.

– Ты уже? – пробубнила с подушки жена.

– Пора, Лен.

– Я там тебе собрала. На столе пакет. Бутерброды еще в холодильнике… Я не буду провожать, ладно?

– Ладно. Спасибо.

Одевался долго и тщательно. Шерстяные треники, сверху джинсы. Тельняшка, свитер, штормовка… Днем снимет лишнее, а сейчас наверняка прохладно, и торчать на улице долго придется. Тем более на воде. Отвык – все больше в квартире, в цехах.

Сунул пакет с продуктами в приготовленный с вечера рюкзак. Туда же – шерстяные носки. Вроде всё…

Шагал по тротуару, подошвы ботинок громко стукали об остывший асфальт. В воздухе попискивали редкие комары… На востоке густую синь неба разбавляли красноватые мадежи́ – выползало солнце. И Алексей как-то горделиво думал: «В Пылёве уже почти утро. У нас там светлее». Понимал, что для рассвета триста километров – чепуха, к тому же Колпинск на горе, а деревня, существующая теперь лишь в памяти, в низине, но все равно была уверенность, что там действительно настоящее утро и все ждет его появления: избы, колодец, клуб, дизельная, на которой он проработал двадцать лет, черемухи, усыпанные черными блестящими ягодами, само солнце…

В родительской половине коттеджа горел свет. Мать если и ложилась, то часа на два. Обязательно настряпала пирогов, шанег. Сейчас набьет едой полный рюкзак. Всегда так – стоит пойти за брусникой на дальние гари, дает с собой запасов полведра: «Вдруг что». И отец кивает: «Идешь на день – бери на три».

Раньше Алексей спорил, сопротивлялся, доказывал, что не надо столько, психовал. Но сегодня решил молчать. Пускай… Наблюдал, как суетится мать, старенькая, маленькая, уже немощная и в то же время какая-то внутренне удивительно крепкая. Отец тоже подсказывал, перебирал в уме могущие пригодиться вещи.

– Взял, – кивал ему Алексей, – и это взял…

А в груди росло, распирало волнение. То и дело поглядывал на часы, торопил минуты, прислушивался, не едет ли Привалихин.

– А удочки-то брать будешь? – вспомнил отец.

Мать всплеснула руками:

– Да до рыбалки ли ему там?!

– Возьму-возьму, точно, – обрадовался Алексей. – Часок найдется.

Отец достал из крошечного чулана телескопическую удочку в чехле.

– Тут мушка поставлена. Побросай за нашим перекатом. Там харюс после жары как раз кормится.

– И спиннинг надо.

Стали перебирать снасти, отыскивая подходящие блёсны, уловистые мушки, проверяя прочность лесок. А мать все запихивала что-то в рюкзак.

В начале шестого подъехал Дмитрий Аркадьевич. Сигналить не стал, чтоб не будить округу. Постучался в дверь.

Отнесли в «тойоту» канистры, рюкзак, весла, удочки, осторожно уложили мотор, подперев, чтоб не бился.

Мать на прощанье, конечно, заплакала.

– Проследи, сынок, чтоб всё там по-человечески. – И тут же махнула рукой: – Да что тут по-человечески – из земли вынимать.

– Но не оставлять же, – отозвался Привалихин. – Пусть лучше рядом будут.

– Это – конечно… Только все равно грех…

– Грех, мам, выше делают. – Алексей снова почувствовал, как накатывает злоба. – Кто это устроил. Кто топит. Ладно, – остановился, – ехать надо. Пока то да сё…

В машине было жарковато, но дышалось легко – работал кондиционер. «Тойота» шла мягко, не спотыкаясь на неровностях асфальтовой, но разбитой тяжелой техникой дороги, а покачиваясь на них.

– Хорошая машина, – сказал Алексей.

– Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. – Дмитрий Аркадьевич поводил рукой в воздухе, ища деревянное, а потом постучал по своей голове. – Не жалуюсь пока… Скорей всего, большой пробег ее скоро ждет.

– А?

– Переезжать думаю. Сын, Олежка, под Каратузским дом достраиват.

– Где это?

– На юге, в Саянах… Говорит, рано-поздно, а Шушку прорвет все-таки. А если она не выдержит, волна все смоет – и Шушенское, и Абакан, и остальное на километры. И Красноярскую ГЭС. А значит, Красноярск накроет, и дальше… Ученые весь этот процесс просчитали, мне сын статью присылал. Надо, говорит, прятаться.

– И нас заденет? – спросил Алексей, не веря, конечно, в такую глобальную катастрофу.

– Напрямую, может, и не заденет, но тоже… Да и не приживаюсь я тут. Муторно.

«Муторно», – кольнуло Алексея слово, каким и он называл свое состояние.

– Уехать, позабыть, – продолжал Дмитрий Аркадьевич, – если получится. Там, в Каратузском, и климат, сын говорит, хороший. Вот приватизирую свою квартирёшку, продам кому. И двину. Жена, – жена Привалихина умерла лет семь назад, – простит уж, наверно. Она здесь лежит, на городском…

– А это, куда переезжать собрались, не пострадает?

– Ну, это вообще в стороне от Енисея. Там и горы защищают… Олежка три гектара земли купил навсегда – теперь можно, – строится.

В этом «строится» было столько веры в надежное, вековечное, что Алексей позавидовал. И тут же внутри ухмыльнулось: «Ну, Олегыч может себе позволить – бизнес у него нехилый. А нам как…»

– М-да, – выдохнул вслух. – Поглядим, как оно все будет.

– Глядеть, конечно, можно. Но можно и доглядеться.

Мудрые слова… Алексею было что ответить на них. Напомнить, к примеру, что Олег не с пустого кармана начал свой бизнес. Дмитрий Аркадьевич в восьмидесятые был в руководстве совхоза и, когда совхоз из-за скорого, как тогда считали, затопления ликвидировали, неплохо нагрелся на распродаже списанной, но вполне еще исправной техники. И с этими деньгами Олег году в девяностом уехал в Красноярск. Не сгинул, не пропил капиталец, надо отдать должное, – поднялся и теперь строится. А большинство людей и тогда в стороне, и сейчас. Не у всех эта деловая жилка.

Да, было что сказать. Сдержался. Попросту некрасиво будет сейчас заводить подобные разговоры – Привалихин его везет, а он припоминает, считается.

Дорога постепенно шла на спуск, и по обочинам природа становилась живее – вместо холмистой степи появились сначала одиночные деревья – березы, сосенки, потом колки́, а дальше и настоящий лес.

– А не знаете, правду говорят, что водохранилище почти до города доберется? – спросил Алексей.

– Да наверно. Там-то, – Привалихин кивнул направо, на восток, – забо́ки, старицы. Петляла когда-то, быки обходила. Теперь ее заперли, снова стала дорогу искать.

Действительно, местность под возвышенностью, на которой стоял город, была странноватой – лесистая низменность, из которой поднимались утесы, быки, каменные столбы. Наверняка миллионы лет назад здесь происходило нечто грандиозное. Узенькая нынче лента реки катилась тогда широченным потоком, разламывая и дробя горы, срезая их части. Потом вода спа́ла, бывшее дно заросло травой, деревьями, а уцелевшие части гор торчат, как напоминание о прошлом.

В одном лишь месте поблизости река не смогла побороть горы, пробить широкую дорогу себе, и там-то, в распадке, полвека назад решили строить очередную электростанцию. Да, удобное место для плотины, нельзя не использовать.

Годы изысканий, расчетов, стягивания техники, десятилетия строительства, и вот она, серая стена плотины, желтые спички кранов над ней… Сейчас устанавливают турбины, оборудуют машинные залы.

Вот-вот запустят. Готовятся, как к великому празднику. Уже сейчас, отбиваясь от упреков, что ничего в стране не производится, не строится, кроме банков и офисов, власть отвечает: «А Богучанская ГЭС?! Возводили практически из руин недостроя, довели до ума. Через несколько месяцев начнет вырабатывать электроэнергию, даст мощный импульс развитию региона!»

Может, и так, может, и так…

«Лодочная стоянка», как ее называли официально, а меж людьми – «кладбище моторок», находилась прошлой осенью в полукилометре от берега. Огороженная рабицей территория, где жители ликвидированных деревень держали свои «Казанки», «Прогрессы», «Сибирячки», «Веги», «Янтари», «Южанки», дюралевые самоделки, деревяшки, долбленки, илимки, а то и катера, яхточки. Одни на ко́злах, другие на земле, какие-то под брезентом, какие-то просто так…