Игорь Соколов - Человек из грязи, нежности и света Страница 35

– Ну, что там у вас?! – вздохнул Зэбка.

По его голосу чувствовалось, что он уже жалел, что связался с Эскиным.

– Что, опять какой-то древний муж решил посетить свою женушку?! – со злой иронией спросил он.

– Нет, – тяжело вздохнул Эскин, – просто я хочу, чтобы вы его отпустили!

– А больше ты ничего не хочешь, сизый голубочек? – надрывный смех Зэбки чем-то напоминал звук расстроенного пианино.

– А если я опять заплачу и еще больше?! – сглотнув слюну, спросил Эскин.

– Засунь свои деньги себе в задницу, а меня больше не тревожь, если не хочешь оказаться в одной палате с мужьями своей гребанной жены! – огрызнулся Зэбка и отключился. Эскин молча сел у дерева на траву и заплакал. Неожиданно зазвонил телефон и он услышал голос матери.

– Лева, ты не знаешь, где отец?!

– Нет, – Эскин вяло откликнулся.

Он уже не хотел ни с кем говорить.

– Он обещал мне три дня назад приехать, чтобы оформить развод, но его почему-то нет!

– Ну, а я-то здесь причем?! – закричал Эскин. – Он с какой-то там дурой в телешоу в любви объясняется сутками, ты назло ему выходишь замуж за собственного ученика, а я вам что, нянька, что ли?!

– Какой же ты, хам, – заплакала мать и отключилась.

– Вот, если бы я мог так ото всех разом отключиться! – Эскин порылся у себя в карманах и нашел нож.

И все же, резать вены как Глебу ему не хотелось.

Он еще раз взглянул на сумрачное небо, с тоской сплюнул и пошел домой. Соня продолжала валяться на кровати голой. Неожиданно ему пришла в голову мысль, что для некоторых людей время останавливается или идет так медленно, что они даже не ощущают его таинственного хода.

– Эскин! – резко окликнула его Соня, повернувшись к нему злым лицом.

– Что?! – съежился Эскин.

– Мне только что звонил Глеб из психушки!

– И что?! – Эскин напряженно вглядывался в ее расширенные зрачки.

– О, Боже, какое же ты животное, Эскин! – заплакала она.

– А кто ему дал телефон?! – Эскин почувствовал, как вся его голова наливается кровью.

– Разве это имеет какое-то значение?!

– Ну, да! Конечно! – он переминался с ноги на ногу, он не знал, что делать и поэтому заплакал.

Соня плакала громче, и ее было жалко, но она была сумасшедшей, и это Эскин тоже понимал.

Во всех ее поступках отсутствовала логика, и только одной ей он благодарен за весь абсурд своего существования.

– Ты не забыла, что ты мать моего будущего ребенка?!

– Нет, не забыла, – она снова повернула к нему свое злое лицо.

– И ты никак не можешь понять моего поступка?!

– Нет, не могу! – она рыдала, как будто у нее кто-то умер.

– А тебе не жалко нашего ребенка?! – у Эскина скатилась из одного глаза слеза.

– Жалко, только что это меняет?!

– Ничего! – ответил Эскин. Он не знал, как объяснить Соне, что он ее любит и жертвует ради нее всем, даже своей честью.

– Я бы не хотела жить с тобой дальше, – она еле выговорила эту фразу.

– Что же мы будем делать?! – Эскин присел к ней на кровать и обхватил голову руками.

– У меня нет выбора, Эскин, ты мне совсем не оставил выбора! – ее лицо искаженное глупой злобой, как же оно было искренно и наивно, наверное, так дети обижаются на взрослых за непонимание их детского мирка.

– Я устал, Соня, я хочу спать! – Эскин лег на кровать в одежде.

– Неужели тебе ни капельки не стыдно? – изумилась Соня.

– Животные знают, что они недостойны называться людьми! – напомнил ей Эскин ее же фразу.

Она ошарашено замолчала, она забыла, что недавно сама говорила эту фразу, и теперь ей казалось, что Эскин залез к ней в самую глубину ее души, и теперь читает все ее чувства и мысли.

– Ты, ты, ты… – Соня попыталась найти подходящее слово и не смогла.

– Хватит спорить, – оборвал ее Эскин, – ты заблудилась в своих чувствах, но я в этом не виноват! Мне надоело ходить за твоим помешательством и все время пытаться излечить его!

Я не врач и не алхимик! И если я согласился ради тебя побыть денек-другой сумасшедшим, то только ради любви к тебе!

Ты первая моя женщина, ты лишила меня невинности и уговорила жить с твоим мужем, потом уговорила избавиться от него!

Потом нашла какого-то детектива и тоже уговорила избавиться, отправить в психушку.

Потом ты встретила мужа и решила его вернуть!

Я думаю, что у тебя не все в порядке с головой, если ты так часто меняешь свои чувства и настроения! Наконец, мне просто трудно с тобой жить!

– Животные знают, что они недостойны называться людьми! – Соня повторила свою фразу и поцеловала его, и Эскин сразу же все забыл.

Он опять любил до безумия эту женщину и готов был ради нее на все!

Глава 28. Бананы поднимают настроенье

Четвертые сутки дядя Абрам с Ритой играли в карты, которые совсем случайно оказались в ее сумочке.

Дядя Абрам предложил Рите этого психа-продюсера взять измором.

Ну, какому идиоту захочется несколько суток подряд смотреть их игру, хотя Рита своей блатной речью и ужимками все же вносила в их игру какой-то едва уловимый шарм.

– Рита, не улыбайся, – насупился дядя Абрам.

– Ни х*ра себе, мне что, плакать, что ли?! – возмутилась Рита.

Ее полная грудь с цифрами «333» опять обнажилась из-за расстегнувшейся пуговицы халата.

– И застегнись, – посоветовал ей дядя Абрам.

– Щас, разбежалась, – Рита закурила свой «Беломор», а дядя Абрам опять закашлялся. Он никак не мог выносить ее крепкие папиросы. Кстати, этот псих учел все их привычки и снабдил квартиру всем необходимым.

Первое время дядя Абрам с Ритой пытались орать, но поняли, что это бесполезно. Скорее всего, что и сверху, и снизу квартиры были тоже выкуплены, или в них никто не жил.

– Слушай, а почему у тебя такой кастратский голос? – спросила Рита.

– Как, кастратский?! – возмутился дядя Абрам. – Да это я голос сорвал! Мы же с тобой целые сутки орали!

– Играем в дурака, и сами дураки! – засмеялась Рита.

– А этот идиот, наверное, опять всю ночь будет мучиться?! —улыбнулся дядя Абрам.

– Ага! – согласилась Рита. Его идея заниматься сексом только ночью, при выключенном свете и под одеялом пришлась ей по вкусу.

Теперь они могли валять какого угодно дурака, лишь бы этот ненормальный киношник устал таращить на них свои глаза и на их бессмысленное существование.

То, что он уже больше двух дней с ними не разговаривал, вселяло какую-то надежду, хотя одновременно и вызывало разные подозрения, сомнения и страхи.

Вместе с тем, эта абсурдная жизнь вдвоем их очень сблизила. И если раньше дядя Абрам считал Риту слабоумной, то теперь относился к ней как к ребенку, он даже и разговаривал с ней как с ребенком.

Рите нравилось ощущать с его стороны и нежную опеку, и строгое внимание.

Ее пьющие родители лишили ее не только детства, но и своей родительской любви, может, именно поэтому она попыталась найти в дяде Абраме не только своего мужа, любовника, но и отца.

– Слушай, а почему ты все-таки меня заперла в сауне?! – заинтересовался дядя Абрам.

– Просто я боялась тебя потерять, – улыбнулась с любовью Рита, – я же сидела и вообще!

– Я тоже сидел!

– Ты сидел уже давно, и совсем не то, что я, – вздохнула Рита.

Было вполне очевидно, что постоянное общение с ним наполняет Риту разумом, но главное, в ней уже начал проклевываться его ребенок.

Ее живот округлился, а груди тоже заметно выросли, как два полушария, и все ее тело приобрело мягкую волшебную законченность.

Рита стала удивительно привлекательным созданием. Временами в голову дяде Абраму приходила ассоциация, навеянная сказкой о гадком утенке.

Казалось, что эта сказка происходит сейчас с ними, и пусть даже в наглухо закрытой ото всех квартире, где за ними в каждой комнате наблюдает всевидящее око какого-то маниакально-извращенного типа, возможно, онанирующего соглядатая. И все-равно, близость Риты, ее улыбка, ее зеленые глаза ослепляли дядю Абрама, и он видел только ее, и жил только ей одной.

Постепенно они устали прятаться от скрытых камер и изображать из себя чокнутых игроков, постепенно они себя стали чувствовать так, как будто бы они жили на необитаемом острове.

Они уже не заботились о своем внешнем виде, как и о самой возможности куда-нибудь спрятаться, они жили естественной жизнью, словно с ними ничего обычного не происходило.

Любимым их занятием помимо секса стало приготовление кулинарных блюд. Дядя Абрам в силу своего опыта и пристрастия к экзотической кухне народов Азии, Африки и Америки, стал учить Риту кулинарному искусству.

Например, салат «Цветок Нефертити» он готовил из отваренных в сахаре лепестков каркаде, кусочков ананаса, апельсина и бананов, политых молочным йогуртом.

Как ни странно, но в холодильниках продукты всегда были свежими, и всегда неизвестно как появлялись, из чего можно было сделать умозаключение, что их продюсер каким-то образом проникает в квартиру.