Александр Староверов - Баблия. Книга о бабле и Боге Страница 36

– Ты чего мне тут гонишь? – с легкой ноткой блатной истерики сказал он. – Херню плетешь всякую. Изучили мои юристы инструкции ЦБ. Не могут они против траншей возражать. Незаконно это.

– Блядь, а где ты тут видел закон? – заорал на всю кафешку банкир. – Где ты тут, на хуй, закон видел, в этой гребаной эрэфии? Здесь не по закону живут, а по веками натоптанным понятиям. Как там в новом гимне поется? Предками данная мудрость народная? Нас к торжеству чего-то или кого-то ведет? Вот и ведет. И приведет, на хрен, скоро. К жопе полной… Мне с ЦБ жить еще. Долго, я надеюсь, и счастливо. Не могу я их хотелки игнорировать.

Из эмоциональной речи банкира Алик понял, что попал в десятку. Нет такого закона акционеров добросовестных в правах ограничивать. А хотелки это или разводка, еще посмотреть надо. Хотя, с другой стороны, реакция Андрея выглядела естественной. Легко было представить охреневшего от денег и полномочий чинушу в ЦБ, которому просто не нравилась проплата траншами. Не с той ноги встал. Или бабло вымогает на ровном месте. Тогда, конечно, и психануть можно, и разораться на всю кафешку.

– Ты звук-то убавь, тоже мне, нашелся борец за свободу и справедливость. Ты свои бабки заработал по закону? Или по предками данной мудрости народной?

– По мудрости, к сожалению. Как по закону, если нет его здесь и не было никогда.

– То-то и оно. И я по мудрости. И мне эта мудрость данная всегда говорила: читай, Алик, бумажки, целее будешь и богаче. А в бумажках написано, что траншами можно. А теперь поставь, Андрей, себя на мое место. Имею я право плохое подумать про тебя? В бумажках одно написано, а ты мне другое говоришь. Имею право засомневаться?

– Да ты чего, мы ж с тобой не первый день знакомы. Такие дела вместе проворачивали. Ты чего, хочешь сказать, что это я тебя развожу? – Банкир возмущенно засопел и шмыгнул носом.

– Вот самому не смешно? – усмехнулся Алик. – Я же не жена твоя, чтобы меня на эмоции брать. Какая разница, что я думаю. Ты понимаешь, какие это деньги? Да меня за эти бабки, если что не так пойдет, за яйца подвесят и не задумаются. Да и тебя тоже.

Банкир откинулся на спинку кресла, положил руки на стол и стал барабанить пальцами по холщовой скатерти. Перестав барабанить, он нагнулся к Алику и попросил:

– Слышь, дай сигарету, пожалуйста.

– Ты же не куришь.

– Закуришь тут с тобой. Еще немного и колоться начну.

Андрей закурил сигарету, закашлялся с непривычки, смахнул рукой дым от глаз и, посмотрев слезящимися от дыма глазами на Алика, тихо заговорил:

– Понимаешь, приперло меня. Ты думаешь, у меня совести нет, чести? Крысой меня называешь. Все у меня есть. В одной песочнице росли и книжки одни читали про пионеров-героев. Не стал бы я с тобой разговаривать, если бы не приперло. В репу бы тебе дал за слова твои. А сейчас не могу. Край уже. Ты же знаешь, мы банк региональный, в магаданском филиале ЦБ обслуживаемся. Самые крупные мы там. И есть там одна скотина в руководстве. Хочет старость себе обеспечить за наш счет. Я все, конечно, понимаю и заносил ему ежемесячно. А потом надоело мне ни за что бабки отстегивать. Договорился я с московскими цебэшниками у них перерегистрироваться. Этим все до лампочки, заноси регулярно сообразно шалостям и хоть деньги «Аль-Каиды» мой. Да и мелкие мы для них. А этот гад магаданский совсем охренел напоследок. Дольку требует, чтобы в Москву отпустить. Предписание написал, что, мол, капитал недостаточен. Ему из Москвы, конечно, по рукам дали. И против вас, как акционера, он выступить не может. Вы ребята на рынке известные, белые, пушистые, как бы со связями. Но вопрос с траншами, он двузначный такой, не могут на него из Москвы сильно наехать по этому поводу. Боятся, хай поднимет старикашка вонючий, в залупу полезет. Все согласовано в принципе, только вот транши эти… Да, не имеет права запретить, а промурыжить может до Нового года. А там – предписание не выполнено, отзыв лицензии и привет бабушке. Если бы ты знал, как меня все это достало! И все из-за старикашки этого проклятого.

На банкира было тяжко смотреть. Сильный, всегда уверенный в себе человек показывал свою слабость. Вынужденно показывал. Слабость обезоруживала. Слабостью можно добиться много. Но у сильных людей этот аргумент последний. И используют они его нечасто. Монолог звучал вполне искренне. Андрей говорил медленно, запинаясь, с большими паузами между словами. Если только… Если только не разводка все-таки. Чтобы сделать окончательные выводы, требовалась небольшая провокация. Стыдно бить обнаженного человека под дых. Алик даже на секунду засомневался. А потом, решившись все же, хладнокровно и как можно более издевательски произнес:

– Ошибаешься ты, Андрюша, не из-за старикана твои проблемы.

– А из-за чего же?

– Да из-за жадности твоей. Жлобизма врожденного. Жаба тебя задушила старичку отстегивать по чуть-чуть на молочишко. Дергаться ты стал, в Москву сбежать захотел, чтобы копеечку не платить. Вот и получай по полной программе.

Банкир резко встал и сжал кулаки.

«Точно сейчас в морду даст», – подумал Алик.

Не дал, медленно опустился обратно. Покраснел только сильно.

– А ты знаешь, что такое всем давать? Ты знаешь, сколько их? Ты во сколько на работу приходишь обычно?

– В десять, пол-одиннадцатого.

– А я в полвосьмого. А уходишь когда?

– В шесть, семь, восемь иногда.

– А я раньше десяти не освобождаюсь. И так каждый день, даже в субботу до пяти работаю. В отпуске не был три года. Дети уже забыли, как я выгляжу. Язва у меня и давление, а мне тридцать шесть всего. Ты вот на дядю работаешь и не рискуешь ничем. Бюджеты вы с дядей пилите государственные. Весело вам и ненапряжно. Знаю, знаю, сам таким был, обналом баловался и так далее. А я пашу как лошадь. И главное, ничего плохого, кроме хорошего, не делаю. Людям кредиты даю, внутренний спрос поднимаю. Банк вот федеральный за три года сделал, четыреста отделений по всей стране, три тысячи рабочих мест создал… За что мне им отстегивать? А они ходят. От мелкого суки-пожарника до большезвездного, блядь, генерала. Все ходят. Дай, говорят, а то дышать не дадим. Кислород перекроем. И ладно бы деньги, деньги я им еще, может, и дал бы. Но я им себя отдаю по кусочкам. Свой труд, свои нервы, свою кровь по капелькам. Этому десять капель, а этому двадцать, а этот крутой, ему целую рюмку нацедить положено. А их сотни, тысячи. И получается, что мои дети меня не видят, чтобы эти гады со своими отпрысками пузо на теплых морях жарили? А вот хрен им в грызло! Не дам ничего… Да что я тебе говорю! Не поймешь ты. Я бы и сам лет пять назад ничего не понял.

Андрей встал, бросил на стол деньги и пошел к выходу.

«А вот сейчас верю, – подумал Алик, – если сейчас не поверить, совсем тварью надо быть. А я не совсем, хотя и близко. Если он играет, то я не знаю… Или я дебил, или он гений. А мы скорее всего с ним и не тот, и не другой. Просто повезло нам родиться в этой богом благословенной или проклятой, неизвестно это никому, стране. С ее великими пространствами, великим русским языком и великой литературой. И впитали мы это в себя. И живем, хаем все вокруг, но и гордимся втайне. А не догадываемся, дураки, что великими бывают только трагедии. И хреново здесь все закончится и заканчивалось всегда. Поэтому и великое здесь все такое.

Ему захотелось догнать банкира, обнять его, сказать: «Да ладно, не ссы, Андрюха. Я с тобой. Я такой же, как и ты. Я все понимаю. Мы с тобой одной крови. Ты и я. И не дадим мы им ничего. Просто своруем у них немного, а лучше и много денег. А потом не пропьем их, не вбухаем в уродливые казематы на Рублевке, не отгоним в тихую Швейцарию, а завертим здесь такие дела, такой бизнес, что у Билла Гейтса слюнки потекут от зависти. И вышвырнем всяких тварей из нашей великой страны или работать их заставим на худой конец. Потому что мы – умные, хваткие, полные сил мужики, а они – дуболомы конченые. И поставят нам благодарные потомки красивые памятники из белого мрамора, на красивых площадях красивых городов, которые мы, ты слышишь, Андрюха, мы с тобой, построим…»

Алик ошеломленно затряс головой. Эка куда его занесло… Совсем мягкий стал, поплыл, как наивный юноша чукотский. Херня такая в голову полезла! Верить банкиру, скорее всего, можно. Похоже, правда не разводит. А вот благородные порывы давить надо в зародыше ввиду полной их неадекватности окружающей действительности. Да и подстраховаться не мешало бы на случай, если все же разводка. И дивиденды попытаться выжать из сложившейся ситуации.

Он нагнал банкира на выходе из кафешки. Взял его за руку, похлопал по плечу. В меру, но не чересчур, проникновенно сказал:

– Не обижайся, Андрей, не хотел тебя обидеть. Извини, если что не так. Верю я тебе. Давай обсудим ситуацию спокойно, как взрослые люди, без эмоций. Чтобы два таких умных парня не придумали, как задницы свои прикрыть, да быть такого не может! Пойдем, договорить надо.

Банкир замер на несколько секунд, потом энергично сжал протянутую руку, и они вдвоем, так и не разжав сцепленных рук, вернулись за свой столик. Официант принес еще кофе. Посидели, отдышались, успокоились. Алик ласково посмотрел на Андрея, иронично, с небольшой подковыркой сказал: