Артем Ляхович - Черти лысые. Повесть Страница 4

И ни от кого, кроме нас, это не зависит, кто бы чего ни сказал и ни сделал.

7.

Когда подоспели каникулы – стало ясно, что Лянкин проект «продолбить дырку» провалился. Моя и слышать не хотела ни о какой поездке – ни на озеро, ни в N-скую область, ни вообще куда угодно:

– Уродуюсь на двух работах – и будем бабки просирать, да? Эт папашины гены в тебе, он такой же был…

Папу она поминала только матом. Я еще в N-ске привык, и потом ждал, когда она и про новых пап начнет так говорить. Майку тоже, бывало, доставалось. Это был плохой признак, но я как-то не предполагал даже, как оно выйдет на этот раз.

…Ту ночь я запомнил на всю жизнь. Когда я ждал их, и не выдержал – уснул в час с чем-то, хоть и не люблю засыпать один, и потом проснулся от криков и грохота, и выбежал на кухню сонный, и увидел, как ненастоящее – будто я кино смотрю, или в чужое тело вселился, – увидел битую посуду кругом, и маму в крови, и сам заорал, как придурошный, и подбежал к ней, и когда уже понял, что она просто порезалась осколком, все равно продолжал орать, а она стала хватать вещи, пихать их в рюкзак, потом подхватила меня и потащила на улицу, а я упирался, как осел, и матюкал ее, а она меня…

Потом мы ночью, на вокзале, сидели возле вайфая, и она заставляла меня искать в сети квартиры и звонить, и сама тоже что-то там искала, ругаясь на планшет, на меня и на всю Вселенную. А у меня уже мозги распадались на атомы, и никто, естественно, не брал трубку, и я уже устал просить ее пойти домой…

– Черта лысого я к нему вернусь! – говорила она, цокая ногтями по планшету. Экран у нее весь в дырочках, потому что ногти длинные, как у гризли, и с узорами. Нэйл-арт.

Конечно, мы ничего не нашли, и конечно, вернулись. У нас так и было открыто, и Майк все еще где-то бродил. Мне уже совсем все равно было, такой полный абсолютный пофиг на все, и я завалился спать, и не слышал, чего там она творила в нашей реальности, потому что сразу провалился в другую, тоже душную и мутную, как болото, и проторчал в ней целую вечность, миллиард с половиной лет, пока не проснулся от яркого света.

День. Полдвенадцатого.

Я подхватился, как зомби, и успел почистить зубы, пока вспомнил, что в школу уже не надо.

Мама спала на диване, как на вокзале, не постелила даже. Майка не было. В холодильнике – космическая пустота. Вакуум. И в голове у меня такая же.

Выпотрошив мамину сумку, я добыл пару купюр на еду и выметнулся нафиг. По дороге соображал, что было на самом деле, а что приснилось, и решил, что чертяка с глянцевой плешью, похожий на моих пап – то ли на Гену, то ли на Майка, то ли на всех вместе, – все-таки ненастоящий. Вместо рогов у него были антенны, так что это скорее был пришелец, а не черт, но… куда это я еду, интересно?

Оказалось, что в Наше Место.

Рука сама потянулась позвонить Лянке, но мобилка потухла, выработалась за ночь. Купив в киоске всякой хрени с йогуртом (он типа полезный, забьет все ГМО), я полез в заросли.

Лянка сидела там. Глаза у нее были опять, как у кролика, и она не улыбалась.

– Чего повыключался везде? – буркнула она вместо приветствия. – Тут «абонент недоступен», и там тоже, и вконтакте…

– Изфифи, – сказал я, работая челюстями. – Фовс-мафов.

– Чегооо?..

– ЧеФе. Фовс-мафовные обфояфельсфа…

Тут она все-таки улыбнулась.

И я тоже ей улыбнулся. А это в моем положении было смертельно опасно. Лянка то ли всхлипнула, то ли хихикнула, и я почувствовал, как щеки мои морщатся гармошкой, сам по себе растягивается рот, и оттуда прет смеховое цунами…

– Ффффррр! – рот мой фыркнул, как лошадиный, и из него брызнул во все стороны фонтан из хот-дога с йогуртом. Лянка еле успела отскочить.

– Ахахахаха! – то ли смеялась, то ли плакала она. Я поддавал жару, выхихикивая остатки фонтана, и в промежутках пытался вытереть рот рукавом, отчего Лянка ржала еще громче.

– Ой-ей-ей-еооой! – она повалилась в траву. Я немедленно рухнул туда же, к ней. – Оооой… Фффух! Ну что ты за человек, Марик? Марик-Кошмарик…

– Почему Кошмарик, а не, скажем, Комарик? – спросил я, когда смог говорить.

– Почему-почему… Для Комарика у тебя нос короткий, – она дернула меня за нос.

Я инстинктивно пихнул ее. Она – меня…

Уже целый миллиард лет я ни с кем не возился так – по-щенячьи, вперемешку со смехом, мошкарой и небом, таким синим, будто оно решило стать нашим озером. Мы пихались, боролись, и потом я все-таки поддался Лянке и дал ей повалить и оседлать меня, как добычу.

– Сдаешься? – вопила она, вцепившись мне в плечи, и дырявила меня своими глазами, красными и дикими, как у кошки.

Потом мы лежали рядом и молча смотрели, как ползут по небу облака, похожие на сладкую вату, которой я отравился год назад…

– Давай рассказывай, – вдруг сказала Лянка.

– Сначала ты, – говорю я.

– Почему это?

– Ну… ты первая сюда пришла.

Странно, но этот аргумент подействовал.

– В общем… – начала Лянка.

Когда она закончила, я молчал какое-то время, потому что мне никто еще не рассказывал таких вещей, и я не знал, что говорят в этих случаях.

Поэтому я просто матюкнулся как следует. Вообще я не матерюсь почти, и Лянка тоже, но иногда бывает, что слова кончаются, и остаются только матюги.

– …! – сказала Лянка, когда выслушала про мою маму и про ночь на вокзале.

– ……! – добавил я.

Мы переглянулись и рассмеялись. Как-то невесело это у нас вышло, не заразно.

– И что, мама тебя в Египет тащит? – спросил я.

– Ага. Мне этот Египет остохренел знаешь как? Она там с мужиками тусит, а я валяюсь, как мебель, в шезлонге. И не пойдешь никуда – везде эти отели, и заборы, и сплошной бетон. Наше озеро ей нафиг не надо. А папа… ну, ты уже все понял. Обещали замять без полиции…

– Угу. А мы теперь не знаю, как будем. Мы же на Майковой квартире щас. Вернется он, и…

– Слушай! – Лянка пихнула меня.

– Чего пихаешься?

– Ничего. А давай убежим!

– Давай! – сразу сказал я. – А куда?

– Тупой, что ль? А, ты же не выспался… извини. На Синее Озеро, конечно!

– То есть как убежим? – начал вдумываться я.

– А вот так. С умом, конечно, чтоб не нашли.

– Найдут!

– Найдут – не убьют. А не найдут – наше счастье. Сколько можно на них свою жизнь гробить? Лучшие годы пропадают!

– Ну… сбежим, и что потом?

– Потом вернемся. На озере побываем и вернемся… Надо им дать от нас отдохнуть. А то что-то мы их сильно напрягаем, тебе не кажется?

– Не без того, конечно…

Я умолк, потому что Лянкина идея вдруг проникла мне куда-то в печенки и начала там щекотать, и мне это с каждой секундой нравилось все больше.

На другой чаше весов была мама, спящая на незастеленном диване. Но…

– А где бабки брать? И передвигаться как?

– Автостопом. А бабки сворую у своих. Все равно на меня пойдут, так уж лучше на то, что мне в радость, а не на хрень всякую. Вакаримасссц! – скривилась она. (Это было то ли по-арабски, то ли по-японски.) – Ну? По рукам, Кошмарик?

– По рукам! – решился я.

Лянкины глаза сверкали, будто она снова решила угнать машину. Она протянула мне руку, и я впервые пожал ее.

8.

Главной проблемой нашего побега было то, что мы понятия не имели, куда бежать.

– Ничего, – уверенно говорила Лянка, будто сбегала из дому каждую неделю, по выходным. – Для начала в N-скую область и в сам N-ск. Может, батю своего разыщешь… А там – не может быть, чтобы никто не знал.

Разыскать моего батю было еще трудней, чем озеро, потому что его не было в соцсетях. Я перерыл весь ВК, ФБ, прошерстил Одноклассники – нифига. И у мамы не нашел никаких контактов. Ноль. Нет человека, и все. Я бы и сам в это поверил, если бы не существовал на свете.

– И как мы доберемся до N-ска? Семьсот километров, между прочим…

– Ой, я тебя умоляю! В наше-то время… На блаблакар зашел, забронировал поездку – и готово. За три-четыре дня обернемся, еще жалеть будем, что так быстро.

Лянка светилась уверенностью, которая хошь-не хошь, а передавалась мне. Вообще она головастая оказалась, идеи из нее так и перли – одна заковыристей другой. В нашем тандеме она работала двигателем, а я тормозом, системой охлаждения и ГАИ в одном лице. Мне удалось убедить ее, что спешить некуда, лучше как следует все продумать.

Финальная версия проекта «Побег из курятника» выглядела так:

1. Оставляем записки родакам – типа «извини, мама, атмосфера в доме стала немного напрягать, так что надо снять стресс, и я поехал к другу на море, скоро вернусь, все будет ок, не волнуйся, не звони мне, я уже взрослый, твой Петя». Ну, то есть Марик.

(«Нафиг нам лишние мелодрамы» – сказала Лянка. – «Напишем, как есть, без всех этих соплей. Пусть их совесть помучает. Заодно и со следа собьем»)

2. В записках не упоминаем друг друга. И вообще – ни намека на то, что мы вместе.