Антон Платов - Сказки о магах Страница 4

Я спускался долго, не пытаясь даже гадать, куда попаду. Но странно было, что прибой, звук которого я различал столь ясно, оставался по-прежнему где-то там, далеко. Потом мне показалось, что он даже стал тише; я остановился, прислушался. Нет, звук вовсе не стих, но изменил тональность – по-прежнему это был шум прибоя, но… то был уже не морской прибой.

И воздух… запах вольного ветра и огромных открытых водных пространств еще оставался в нем, но не было уже в воздухе морской соли…

Я обернулся. Не оказалось за моей спиной широкой, обсаженной тополями лестницы; асфальтовая дорожка, прихотливо извиваясь, уходила куда-то в заросли орешника и рябины. Глянул под ноги: кирпичная вымостка, пробившиеся сквозь щели травинки. Я пожал плечами и пошел вперед. Заросли расступились через десяток шагов.

Передо мной был широкий залив; длинный низкий мыс ограничивал его слева, уходя далеко в открытые воды; несколько маленьких островков были разбросаны по заливу там, где кончался мыс.

Не было никакой набережной. Невысокие волны с шумом набегали на чистый песок берега, откатывались обратно, оставляя пену и светлые стебли прошлогоднего камыша. Я дождался волны, подставил ей ладони, зачерпнул воды и попробовал ее на вкус. Вода оказалась холодная, чистая и – пресная.

Ни малейшего понятия не имел я, где нахожусь, но уже чувствовал, что это очень хорошее, ласковое место.

Еще раз взглянув на залив, я пошел вдоль берега. Сама подвернулась под ноги тропка – вначале совсем узенькая, а потом как-то незаметно превратившаяся в асфальтированную дорожку. Теперь я уже видел над деревьями высокую колокольню, показавшуюся знакомой.

Дорожка привела меня в город и стала улицей, тянувшейся вдоль озерного берега. Поднялись по обе стороны двухэтажные деревянные дома. Появились прохожие: прошли две женщины с большими хозяйственными сумками, пробежали по своим делам десятилетние мальчишки, лихо прокатила мимо на велосипеде девчонка с двумя жиденькими косичками, прошагал, задумавшись о чем-то, крепкий дед в кирзачах и телогрейке с веслами на плече. Людей становилось все больше, деревянные дома стали уступать место кирпичным…

Ратуша! Я узнал ее сразу – массивное каменное здание с высоким мезонином; светло-розовые, почти желтые стены, белые каменные же наличники окон… Это был Осташков – еще один удивительный и любимый мною город.

Я остановился, чтобы вволю поулыбаться, порадоваться этой новой встрече. Закурил сигарету.

Все-таки морские города похожи друг на друга, даже если они далеки от морского побережья. Севастополь, Осташков, Питер… Быть может, похожи они тем, что равно открыты ветрам и… ищущим Дорогу; и архитектурой, конечно, и историей; внешней молодостью и внутренней древностью. Мне показалось очень логичным выйти в путь из Севастополя, заглянуть в такую таверну и по лестнице спуститься затем на берег Селигера.

Налетевший с озера ветерок бросил мне в лицо желтый кленовый лист. Осень, подумал я, здесь уже скоро осень.

А ветерок не исчез, не растворился в ровном береговом ветре. Наоборот, свился в маленький смерчик, метнулся по дороге. Я посмеялся над ним, шагнул вслед. Задумался было, куда он может меня привести, и сразу сообразил – в старую осташковскую гавань парусного флота.

Озеро там – у гавани – открывается взгляду прохожего в конце короткого переулка. Недлинный мол из валунов как бы продолжает улицу в озеро. Рыбачьи баркасы, «Казанки» и «Прогрессы» в несколько рядов стоят там под защитой мола и берега…

Ветерок убежал куда-то по своим ветерковским делам, но я и так уже знал, куда мне идти. Почему-то вдруг взволновавшись, я быстро зашагал к старой парусной гавани. Оставил в стороне Дом Шкипера с его парусниками и секстанами на стенах и увидел наконец озеро.

Кажется, город снова менялся. Маленький полуразмытый волнами мол выглядел сейчас и шире, и длиннее: я точно знаю, что к старому молу эта шхуна подойти и пришвартоваться не смогла бы.

А сейчас она стояла у самого конца мола. Не отдавая якорей, на одном только швартовочном конце. Двухмачтовая, с далеко вперед вынесенным бушпритом с небольшой надстройкой посередине и похожим на балюстраду ограждением на высоком юте. Грот и бизань уложены на гики, стаксель и кливера – прямо на палубу; весь вид шхуны говорил о том, что она только что подошла и вот-вот снова уйдет прочь от берега.

А на краю мола, облокотившись на фальшборт шхуны, стоял человек. Он ждал.

Почему-то вздохнув, я пошел к молу, разглядывая на ходу того, кто стоял у шхуны.

Я знал, что, желая так, поступаю, наверное, неправильно, быть может, даже не совсем честно. Но ведь моя Дорога уже привела меня сюда…

Я не мог вернуться назад, чтобы избежать этой встречи.

…Ему было лет шестнадцать или чуть больше. Он стоял, скрестив на груди руки, так что тускло поблескивало серебряное шитье на рукаве короткой черной куртки. В черных же ножнах висел у бедра палаш. Внимательными светлыми глазами из-под упавшей на лоб челки он смотрел, как я подхожу. И, видимо, разглядел мой страх оказаться на чужой Дороге, мой страх оказаться лишним. Он чуть улыбнулся, и сразу все стало на свои места. Я понял, что независимо ни от чего он все-таки рад меня видеть.

– Ну, – сказал я, – здравствуй, Светлый Штурман.

4

– Здравствуй, – сказал он.

Я протянул ему руку. Он пожал ее, долго не отпуская, потом снова чуть улыбнулся:

– Это хорошо, что ты пришел. Я тебя ждал.

– Спасибо, – сказал я, искренне смутившись. Светлый Штурман смотрел ласково и печально.

И вдруг засмеялся.

– Хочешь, я скажу, о чем ты сейчас думаешь? – спросил он с совершенно мальчишечьими интонациями в голосе.

– О чем?

– Ты думаешь, настоящий я или нет.

– Если честно… да. Но…

Он прервал меня, положил руку мне на плечо.

– Я ведь тоже должен был придумать тебя, чтобы мы встретились… – сказал он. – Ты же знаешь: действие должно быть равно противодействию. Даже сейчас, в ночь Большого Прилива.

– Разве сейчас ночь? – удивился я.

Глаза у него снова стали печальными и чуть виноватыми.

– Оглянись, – сказал он.

Я обернулся.

Была ночь. И был город – но не тот Город, который я любил, не тот Город, в котором и за тысячи верст от моря я мог слышать шум прибоя и крики чаек.

Огромные багровые облака вставали от самого горизонта, закрывая от города небо и звезды. Рядами возвышались серые небоскребы, и отсветы облаков кроваво полыхали на их стенах. Город был безмолвен, но мне казалось, что он кричит: такая мощная волна тоски и боли ударила мне в лицо.

Я отшатнулся; мой друг придержал меня за плечо, чтобы я не упал.

– Прости меня, – сказал он. – Ты пришел оттуда.

– Это… – я проглотил подобравшийся к горлу клубок. – Это тоже кто-то придумал?

– Да. Это придумали вы.

Я промолчал.

Тогда он повернулся так, чтобы встать передо мной, лицом к лицу, взял меня за руки, взглянул прямо в глаза.

– Кто ты сейчас? – спросил он совсем тихо.

Я перебрал в голове все, чем я был или мог бы стать, и ответил так, как было честнее:

– Я тот, кто пишет… Тот, кто придумывает.

Он кивнул:

– Тогда ты должен идти…

– Я знаю. Но… они не поверят.

– Пиши так, чтобы верили.

Мы постояли еще несколько секунд, запоминая друг друга, потом я протянул ему руку.

– Прощай, Светлый Штурман…

– Зачем же так. До встречи… – и он назвал меня именем, которое не знают в городе под багровыми облаками.

– До встречи, – сказал я. И повернулся.

Город встретил меня новой волной боли. И валунная дамба, и улица за ней были залиты, словно кровью, отсветами багровых облаков. И я начал работать и перепридумал улицу иначе.

И стало иначе.

Грязный покоробленный асфальт рассыпался в прах, пробитый корнями высоких трав; серебристый свет полной Луны смыл отблески багровых облаков, и капли росы заблестели на травинках и валунах мола…

По свежей перепридуманной мною земле я пошел в город, чтобы придумывать и писать дальше…

…Тамбур был пуст; в разбитое окно врывался прохладный утренний воздух, напоенный запахом выжженных солнцем трав и каменной пыли. Я вдруг вспомнил, что забыл поблагодарить Светлого Штурмана, но не расстроился: ведь он еще не раз сможет придумать меня, а я – его, и тогда мы обязательно встретимся. Тогда я смогу поблагодарить его и, быть может, показать ему то, что я написал. Что я придумал…

Я достал сигарету и закурил, ожидая, когда поезд войдет в последний тоннель перед Севастополем.

Севастополь – Москва, 1996

Крысолов

В году 1284. Чародей-крысолов звуками дудочки выманил из

Гамельна детей […]

An Week nekt Schteen

nekt Grants for Freend…