Андрей Ильин - Альтернативный солдат Страница 4

– Вот и все, молодой человек. Учитесь, – наставительно говорит она.

Дверь закрывается и Стас остается в палате один. Если не считать пятерых парализованных женщин. Тряпка опускается в воду, скручивается в толстый отрезок каната, после чего непривычные к такому труду пальцы Стаса пытаются хоть как-то выжать ее. Грубая ткань поддается плохо, какие-то щепки колют руки, грозя порвать тонкую резину перчаток. Стас водружает мокрую тряпку на швабру и осторожно приближается к той самой кровати возле окна.

– Спасибо, сынок, – неожиданно раздается приглушенный одеялом голос.

Стас замирает, удивленно глядя в закрытые глаза старой женщины. Звучит дежурная фраза:

– Да не за что…

Смущенно спрашивает:

– Я тут полы вымою, не помешаю вам?

На лице старой женщины появляется бледная улыбка.

– Вежливый мальчик какой … – удивленно шепчет она.

Чтобы избавиться от вони и засохших следов испражнений, полы пришлось перемывать несколько раз. Стас менял воду так часто, что дежурная по этажу забеспокоилась:

– Ты первый этаж не залил еще?

– Не знаю, – пожал плечами Стас. – А у вас тут моющие средства есть?

– Это к завхозу. Она заведует моющими и прочими средствами, – ответила дежурная с ударением на «а» в последнем слове.

Тащиться на четвертый этаж желания не было. Стас домыл полы горячей водой и старый линолеум наконец-то показал свой истинный цвет и узор – зеленые квадраты на голубом поле. Обессиленный до предела от непривычной работы, Стас кое-как засунул «убиральные причиндалы» в маленькую кладовку, переделанную из одиночного туалета и устало присел на подоконник. Дождик утихомирился, ветерок куда-то пропал. Хмурое небо ощерилось редкими проплешинами, сквозь которые выглядывает синее небо, а солнце золотит края туч. Улица за окном пуста, редкие прохожие и машины торопятся по своим делам. И никому ни до кого нет дела.

Персонал дома для престарелых быстро разобрался, что к чему, в отношении новенького. Все понимают, что солдаты – это наименее защищенные члены общества. Их все жалеют, сочувствуют, вспоминая, как служил сам или дети. Женщины любят рассказывать друг другу страшилки о несчастной судьбе солдатиков из бедных семей или вовсе сирот. Однако, когда речь заходит о личных интересах, жалость почему-то улетучивается и «бедным солдатиком» начинают командовать все подряд. Так произошло и со Стасом. Стоило ему появиться на пороге, как на него «набросились» – санитарки наперебой требовали вымыть полы в коридорах, палатах и туалетах. Повариха захотела, чтобы Стас вычистил котлы, отмыл стены от засохшей грязи и вычистил размороженный холодильник. Вечно пьяненький кочегар выразил пожелание, чтобы «етот военный» натаскал угля. Стас слушал молча. Когда поток жалоб и просьб иссяк, молча повернулся, чтобы подняться на второй этаж – там у него угол в кладовке, где стоит шкаф с вещами. Однако окружившие со всех сторон тетки в белых халатах и один пьяный кочегар возопили хором, словно по сигналу дирижера:

– Куда пошел? А работать кто будет?

Разозлившийся Стас уже собрался было кратко ответить в духе агрессивного сюрреализма, как с лестничной площадки раздался грудной баритон мадам Клыковой:

– Всем разойтись по своим местам и приступить к работе! Куренков, идите за мной!

Галдеж обрывается, шевелящаяся масса халатов распадается на отдельные части и стремительно разлетается в разные стороны, словно осколки взорвавшейся звезды. На месте остается только глупо улыбающийся кочегар. Но как только его мутные глаза встречаются с колючим взглядом завхоза, кочегар вздрагивает и срывается в нервный галоп по направлению к котельной. Стук немытых копыт истопника затихает вдали, царственный взгляд завхоза останавливается на растерянном лице Стаса.

– Идите за мной, молодой человек, – коротко приказывает Клыкова.

В кладовой – она же кабинет заместителя директора и завхоза – одна стена закрыта занавеской, за которой угадываются стеллажи, другая сплошь заставлена шкафами. Сквозь приоткрытые дверцы видны белые полосы выстиранного белья, аккуратно сложенные в стопки цветные одеяла. Огромное окно пропускает солнечный свет, стекло блестит хрустальной чистотой, паркетный пол сияет корабельным лаком. В воздухе ощущается слабый аромат дезинфекции и хозяйственного мыла. Заместитель, она же завхоз, садится за стол. Стас замирает посредине комнаты, растерянно оглядываясь – второго стула не видно. Клыкова несколько секунд молча смотрит на парня. Холодные глаза неподвижны, словно у пресмыкающегося, на лице никаких эмоций, светло-рыжие волосы собраны в тугой пучок на затылке.

– Итак, – разжимает губы завхоз, – вы являетесь альт… служащим интерната на ближайшие три года. Вашим непосредственным начальником буду я. Господина директора желательно не беспокоить, Валериан Николаевич человек занятый. Я в состоянии решить любые вопросы в интернате.

Клыкова достает из стола пачку сигарет, закуривает. Кольца мутного дыма плывут в чистом воздухе, собираются в жиденькое облачко посередине комнаты.

– Клеопатра Ксенофонтовна…

Вспыхивает огонек громкоговорящей связи.

– Минутку… Да! – рявкает Клыкова в телефон.

Раздается блеющий голос дежурной с третьего этажа.

– Вот, Ксенофонтовна, опять мужики чудят! С четвертой палаты! Сил моих нет, я женщина больная! Мне…

– Понятно, – обрывает «плач Ярославны» Клыкова.

Телефон умолкает, рыжий огонек гаснет. Завхоз-заместитель затягивается на полсигареты, выпускает клуб дыма сквозь зубы.

– Третий этаж, четвертая палата, навести порядок, – отрывисто командует Клыкова. – С дедами особо не стесняйтесь, можете даже выгнать из палаты, пока будете убирать там. Ясно?

Возле палаты Стас останавливается. Из-за двери, покрытой облупившейся, словно старая змеиная шкура, краской, доносятся приглушенные выкрики и странные шлепки. Стас недоуменно поворачивается к дежурной по этажу, но ее и след простыл. Опытная санитарка заранее смылась якобы по делам, предоставив мальчишке самому выкручиваться из неприятной ситуации с вероятным скандалом. Стас не имел привычки париться по пустякам. Перехватывает поудобнее швабру, руку с ведром отводит чуть назад и легонько пинает дверь. Створка распахивается с мерзким скрипом, Стас входит в палату и тотчас замирает на пороге. В центре комнаты на коленях стоит пожилой мужчина. Глаза закрыты, руки молитвенно сложены на груди, отросшие волосы ниспадают на плечи. На узком лице выражение покорности. Рядом на низенькой табуретке восседает невысокого роста мужичок и хлещет коленопреклоненного по щекам колодой карт, время от времени приговаривая:

– А по мордасам? А по мордасам?

Вокруг на незастеленных кроватях сидят деды и одобрительно трясут головами. И только один, в левом углу демонстративно глядит в окно. На мясистом лице ясно читается отвращение к подобным забавам.

– Это что такое? – удивленно спрашивает Стас. – Ну-ка прекратите избиение!

– Не мешай, – коротко отвечает сидящий на табуретке. – Сия экзекуция законна и осуществляется на основе взаимной договоренности… э-эх, по мордуленции! – вскрикивает коротышка и смачно припечатывает колоду ко лбу коленопреклоненного старика.

– Башню сорвало, дед? Оставь его! – приказывает Стас.

Швабра поднимается параллельно полу, локоть вжимает рукоять в бок, т-образный наконечник смотрит прямо в плечо коротышке. Еще секунда и Стас, подобно средневековому рыцарю, нанесет колющий удар неприятелю.

– Эй-эй, не маши палкой, пацан! – взметывается с табуретки дед. – Не разобрался, а в драку лезешь.

– Чего?

– Не горячитесь, молодой человек, – смиренно произносит тот, кого только что хлестали по лицу колодой карт. Старик открывает глаза, поднимается с пола. Худые руки вытягиваются вдоль тела, на исхлестанных щеках играет румянец, голос тих и печален.

– Это наказание за грех… я сам виноват, – произносит он.

Старик с трудом поднимается с колен, идет к кровати. Большие, не по размеру, тапочки забавно шлепают по грязному линолеуму, просторные штаны болтаются на худых ногах. Старик опускается на смятое одеяло, слышится вздох облегчения, раздается омерзительный скрежет железа о железо и пружинный матрац прогибается едва ли не до пола.

– Вишь, щегол – наказание за грех! – вторит коротышка. Вид у него таков, словно только что совершил подвиг, а посему достоин правительственной награды.

Стас растерянно опускает швабру. Взгляд пробегает по лицам стариков – глаза блестят, на губах играют довольные улыбки, никто не возмущается!

– А-а, в карты продулся … – догадался Стас. – А я думал, у вас тут дедовщина.

– Дедовщина и есть, – усмехается коротышка с колодой карт. – Раскрой глаза-то, сынок! Кто вокруг?