Сергей Ильичев - На перепутье порока: повести и рассказы Страница 4

И они весело защебетали, провожая парня, в спешном порядке покидающего их кабинет.

– У меня еще сегодня первый разговор с заместителем спикера Госдумы, – став сразу же собраннее, сказала Шахновская.

– Может быть, мне с ним поговорить? – игриво предложила свою помощь Тоцкая.

– Он уже не мальчик, если хоть что-то поймет или просто почувствует, то ни за что не даст согласия на участие в нашей передаче.

– И что же вы хотите ему предложить? – уже более заинтересованно спросила Тоцкая.

– А это, девочка, уже моя профессиональная тайна, и если бы я с кем-то ею поделилась, то меня уже завтра выставили бы за дверь этого кабинета. У меня возраст уже не тот, чтобы можно было себе позволить такую непростительную роскошь, как доверие к людям…

И они погрузились каждая в свои дела.

Шахновская вошла в Интернет и почти сразу же обратила внимание на тот факт, что в конце восьмидесятых годов в Сочи первый секретарь горкома КПСС был однофамильцем заместителя председателя Госдумы Буйнова…

И кое-что прикинув в уме, увлеченно задумалась.

А Тоцкая уже в свою очередь и у себя за столом разговаривала с парочкой внештатных операторов, работавших на их команду и снимавших сюжеты скрытой камерой. При этом на всякий случай эта длинноволосая парочка всегда носила при себе документы, подтверждающие, что они являются действующими членами какой-то народной любительской видеостудии.

– Снимаете Буйнова там, где это только можно… Следите за ним после работы, особенно в магазинах. Снимайте, как он приценивается к товару, как расплачивается. Наблюдайте за его реакций на людей, кем он интересуется – мужчины… женщины… кого провожает взглядом, – ну, не мне вас этому учить.

И тут же передает им конверт.

– Здесь деньги на материалы и затраты на передвижение. Через два дня жду вас с первым сюжетом…

Ребята быстро удалились, а она уже названивала еще кому-то:

– Сашенька, золотце ты мое, узнал? Кто же еще может тебя так звать… Мне срочно нужна будет твоя помощь по одному человечку, нет, не простому, а высокодолжностному… Только не надо начинать морочить мне голову, я таксу и сама помню… И сегодня же, и на той же самой постели, если тебе там в последний раз понравилось. Ведь понравилось же? Что ты так засопел, мой ласковый? Смотри, не кончи там без меня раньше времени. Ну, записывай по буквам, пока нас самих записывать не стали…

К столику Шахновской сквозь толчею галдящего на всех языках телемуравейника пробралась ее старая боевая подруга Зоечка Круглова. Они обе пришли на студию двадцать лет назад и прошли уже через огонь и воду, вот только своих медных труб… пока так и не дождались.

– Против кого сегодня дружите, подруга? – спросила Зоечка Шахновскую.

– И ты туда же, старая кляча! – словно бы отмахиваясь от нее, бросила Анна.

– По секрету, только для тебя, через Интернет можно будет делать ставки на вашу следующую передачу. Подскажешь, на кого поставить, а я с тобой по старой дружбе так уж и быть поделюсь…

Шахновская на какое-то мгновение задумалась.

– Поверь мне, Зоечка, я сама уже трех мужиков поменяла, не считая разовых желторотиков. Мне кажется, что в этой передаче не будет ни тех, кто выиграет, ни тех, кто проиграет. Этот звонок не такой, как обычно. Мне даже кажется, что ей лично ничего от этих мужиков не нужно. Здесь что-то другое. Поверь моему профессиональному чутью и бабьему сердцу…

– Такого не бывает…

– И я сама такого не помню, хотя…

– Сегодня утром видела вашу Тоцкую в машине у гендиректора. Уже не под тебя ли она сети вяжет? – Доверительно и чуть ли не на ухо прошептала подруге Круглова.

– Мое место ей и даром не нужно. Если только она Померанцева попытается подвинуть… Ладно, пойдем покурим, а заодно и посплетничаем…

И эти две еще молодые женщины на фоне заполонивших проходы юнцов выглядели как две старые черепахи, что медленно ползли к манящему берегу, где нет ни рифов, ни молодых и зубастых акул, но можно погреть свои и перемолоть чужие косточки.

Но вот и подошло время, когда можно познакомиться и с человеком, чью фамилию уже несколько раз произнесли в стенах этого вездесущего и всеохватывающего российского телеока. Это – Всеволод Илларионович Буйнов, действительный заместитель спикера Государственной Думы, член политсовета проправительственной фракции, постоянный председатель всевозможных комиссий, коим несть числа, и примерный семьянин, успевший к своим годам, перевалившим за пятый десяток, основательно обстроиться в столице и в ее властных структурах.

Стартовый капитал, как его называли в начале девяностых годов, бывший комсомольский активист Сева Буйнов получил от покойного отца, что был бессменным вождем сочинских коммунистов. Коммунисты тогда широко забросили невод, сплетенный из партийных денег, и вскоре сами стали ловить рыбку в мутной волне, осваивая новые законы этого вечно «загнивающего» монстра под названием «капиталистический рынок». Одновременно с этим и ими же негласно спонсировались новые радикальные движения и политические течения любого толка и преимущественно молодежные, где при благоприятном стечении обстоятельств всегда можно было рассчитывать на роль если не вождя, то тайного советника и финансового покровителя его правящей верхушки.

Буйнов-младший не отличался аналитическим умом, его и в комсомоле-то в последние годы удерживала лишь возможность безнаказанно в любой момент, в любом месте и любой комсомолке задрать юбку на голову и разлиться своим породистым семенем по ворсистому ковру райкомовского кабинета.

Когда он, немало нагрешив на родной земле, покинул Сочи и на основании последней воли умирающего отца женился на дочке его боевого друга и московского партийного функционера, то новый тесть быстро дал понять юному Казанове, кто в его доме хозяин. И поставил условием: чистота семейных уз и последующее владение всей империей или позорная ссылка на родину без выходного пособия…

Прикинув возможные размеры и проценты, что каждый год капали на заграничные счета в этой семейной империи, Всеволоду Илларионовичу пришлось принять добровольный пост по части плотских утех. И родная жена понесла детишек одного за другим, так как других удовольствий на стороне он себе пока позволить не мог…

Не потому, что исправился, а только лишь по той причине, что до сего дня тесть, словно некий партийный ледокол, продолжал нести ленинское слово в широкие народные массы, почти каждый день встречаясь то с молодежью, то с рабочими, то с военнослужащими различных родов войск. То есть он жил по заветам Ильича и собирался еще жить долго…

Но каким бы только делом ни пытался заняться в Москве Буйнов, все-то у него не ладилось. Пока тесть сам, используя имидж прекрасного семьянина и талантливого организатора, не купил ему место депутата от фракции коммунистов в Государственной Думе еще первого созыва.

Сколько на это ушло денег, в семье не говорили, но если бы Буйнова выперли и оттуда, то терпения у тестя могло и не хватить. Но, как это ни странно, именно там, в комиссии по награждению, он нашел себе применение, каждый раз искренне радуясь, когда скромно и торжественно передавал очередную коробочку со знаками отличия в руки очередного Президента. И так он был счастлив, что наконец-то нашел себе дело по душе…

Пока уже сам тесть не стал продвигать его и дальше, уже по новой служебной лестнице, пока не добился того, чтобы Буйнов стал заместителем спикера Государственной Думы от блока коммунистов. Тут он уже не жалел никаких средств, ибо такая овчинка стоила любой выделки. Понимая при этом и то, что и сам-то уже одной ногой стоит в могиле.

Буйнов пообтерся в коридорах власти и вошел во вкус. К нему вернулся аппетит, он раздобрел и снова стал с вожделением смотреть на стройных и юных блондинок, что постоянно встречались ему в коридорах Думы…

И уже готов был согрешить, тщательно планируя и обставляя это действо, благо что такой опыт в его памяти еще остался. Одно он знал точно: никаких интриг на рабочем месте – боже упаси…

Та, что покорила его сердце, работала на телевидении в Останкино, и они познакомились, когда юная дива приезжала брать у него интервью. О, если бы его пригласили в Останкино, то он непременно отыскал бы ее хрустальный башмачок и бросил бы к ее ногам все сокровища мира, которые пока, правда, еще принадлежали тестю…

И вдруг утром в его квартире раздался телефонный звонок…

Трубку сняла жена и передала ее мужу, успев шепнуть, что звонят с телевидения…

Буйнов чуть не подавился, слезы выступили на глазах, он багровел и млел одновременно, прося дать воды…

– Какие-нибудь неприятности? – тихо спросила жена.

– От них всего можно ожидать…

И взяв в руки трубку, почти не слышал то, что ему говорили, а лишь внимательно наблюдая за реакцией жены, только лишь все повторял: