Роман Воликов - Тиара скифского царя Страница 4

Тиара представляла собой золотой куполообразный парадный шлем, разделённый на несколько орнаментальных горизонтальных поясов. Главным была широкая полоса с изображением сцен из гомеровских «Илиады» и «Одиссеи»: Брисенда прощается с Ахиллесом; Ахиллес сжигает труп убитого друга – Патрокла, а боги ветров раздувают пламя костра; Одиссей уводит коней Реза, жертвоприношение Агамемнона. Нижний фриз рассказывал об охоте скифского царя на фантастического крылатого зверя. По сторонам пасутся козы и овцы, лошади и быки, виднеются фигуры скифских воинов. Между двумя этими фризами по кругу шла древнегреческая надпись, гласящая о том, что тиару преподносят в дар царю Сайтоферну жители города Ольвия. Тиара неплохо сохранилась, только в одном месте виднелась небольшая вмятина, словно от удара меча.

Невероятно. Поразительно. Какая чудная вещь. Восторгам не было конца. Когда учёные мужи успокоились, я задал соответствующий приличиям вопрос:

– Где же вы её взяли, господин Гохман?

– Это довольно долгая история, – ответил негоциант. – Мои люди работали в окрестностях Очакова, ремонтировали железнодорожные пути. От местных крестьян они слышали легенду, что в этих краях находится могила скифского царя Сайтоферна и его жены. Поэтому, когда в ходе земляных работ они раскопали клад, то сразу известили меня. Люди они простые, но ушлые, сразу разобрались, что корона сделала из чистого золота. Мне пришлось заплатить им внушительную сумму.

Гохман сделал круглые глаза: – Весьма внушительную, господа! Работяги угрожали, что отдадут тиару в переплавку. Я выкупил тиару и поехал в Одессу, искать экспертов. В Одессе я случайно познакомился с господином Фогелем, – Гохман сделал в его сторону поклон. – Он заверил меня, что это подлинный шедевр древнегреческого искусства. И вот мы здесь, в Лувре.

– Врёт всё, собака, – подумал я. – Впрочем, это не моё дело.

– Окончательная экспертиза займёт некоторое время, господин Гохман. Тем не менее, я хотел бы услышать ваше представление о цене?

– Ну, я не знаю, – протяжно сказал Гохман. – Вы же сами говорите, что это вещь уникальная, второй такой в мире нет. Двести тысяч франков.

– Это невозможно, – старательно сохраняя хладнокровие, произнёс я. – Музей не располагает такой баснословной суммой. Мы должны будем попросить разрешения у парламента. А даст парламент разрешение или нет, я не могу знать.

– Мне очень жаль, господа! – сказал Гохман. – Послезавтра я уезжаю в порт Кале, оттуда в Лондон. Извините за причинённое беспокойство.

ФОГЕЛЬ. Я думал, что ударю этого еврея прямо в кабинете Ньевекерка. Едва мы вышли из здания музея, я яростно на него накинулся:

– Вы идиот, Гохман! Мы же договаривались, что предельная цена 120 тысяч франков. Больше не позволяет заплатить бюджет Лувра. Какая муха вас укусила?

– Вы не понимаете, Фогель, – сказал Гохман. – Нет ничего важнее человеческой амбиции. Эти люди мечтают переплюнуть Шлимана. Они заплатят, поверьте моему чутью.

– А если нет? – сказал Шиманский. – Я потратил на вашу авантюру уйму времени.

– Тогда я куплю билеты всем нам в каюты первого класса на пароход до Нью-Йорка, – сказал Гохман. – Не волнуйтесь, господа, они заплатят.

Вынужден согласиться с этим прискорбным фактом, евреи действительно лучшие торговцы в мире. Вечером в гостинице лакей передал мне письмо, украшенное вензелем банкирского дома «Рейнак». Глава дома, Теодор Рейнак, приглашал меня на завтрак в Café de La Paix.

– Ваш русский партнер – резвый парень, просто казак, а не еврей, – без всякого вступления начал банкир. – Мой брат Клаус, который вчера был на встрече, утверждает, что тиара – подлинник. Это действительно так, господин Фогель?

– Подлинным является то, что признано большинством, господин Рейнак. Подробных описаний тиары не существует. Строго говоря, мы даже не знаем точно, жил ли на самом деле скиф Сайтоферн или это поздняя выдумка. Когда Шлиман раскопал Трою, тоже было много разговоров, а тот ли Илион, описанный у Гомера, он нашёл.

– В ваших словах есть безупречная логика, господин Фогель, – сказал Рейнак. – Я готов заплатить за тиару 180 тысяч франков, не дожидаясь решения парламента. Ещё двадцать тысяч мне придётся заплатить депутатам, чтобы решение парламента состоялось. Итого, та самая сумма, которую вы запросили. По-моему, всё честно.

– Вы говорите об искусстве, как барышник о лошадях, господин Рейнак, – сказал я.

– Оставим высокие материи для музейных стен, господин Фогель. Речь идёт не об искусстве, а о престиже. Если тиара окажется в Британском музее или, паче чаяния, в Нью-Йоркском Метрополитен, это будет пощечина для Франции. А французы пощечины не любят.

– Я полагаю, что сумею убедить Гохмана, – осторожно сказал я.

– Убедите, – сказал Рейнак. – И пришлите мне ваш антикварный каталог. Моя жена cобирает безделушки для нового дома. У неё слабость к раннесредневековой мозаике.

РУХОМОВСКИЙ. Прошло семь лет. Из Одессы я никуда не уехал. Деньги, полученные от Гохмана, я быстро и бездарно прокутил. Погрузившись в пучину разврата и пьянства, я надеялся, что смогу забыть Сашеньку, перестану озираться на каждый шорох у входной двери, перестану ждать и ждать её.

Водка в конце концов мне осточертела и я продолжил совершенствоваться в своём ремесле. Гохман, который отошёл от дела, превратившись в этакого гоголевского помещика в Феодосии, познакомил меня с Фогелем. Его заказы я добросовестно выполнял, получая вполне пристойное вознаграждение. Я даже ввел моду, как сказали бы львовские гопники, на новую «фенечку» – золотые скелетики скифских младенцев царского происхождения, которые клали рядом с тельцем при захоронении. Эта идея, высосанная из пальца, благодаря антиквару Фогелю, который после случая с тиарой царя Сайтоферна стал признанным авторитетом по части античных древностей, получила широкий размах, я изготовил около трёх десятков скелетиков, два из них за сумасшедшие деньги приобрёл для своей коллекции барон Ротшильд.

Жизнь моя была сыта, безлика и убога.

После бесчисленного количества шлюх, побывавших в моей постели, я сошёлся с милой женщиной Галиной Алексеевной, которая работала ассистентом у профессора Штерна в Археологическом музее. Галочке было двадцать восемь, у неё был неудачный короткий брак, отношения наши были ровные и ненавязчивые, она была женщина начитанная и, пожалуй, мудрая.

– Ты знаешь, Борис, – Галочка произносила моё имя на польский манер, с ударением на первом слоге. – В антикварном мире разрастается грандиозный скандал.

Мы лакомились мороженым на летней веранде напротив Оперного театра.

– Что так встревожило музейных крыс? – спросил я.

– Ты слышал когда-нибудь о тиаре скифского царя Сайтоферна?

Я благоразумно не посвящал Галочку в характер своей деятельности.

– Отрывочно, – сказал я. – По-моему, её нашли в наших краях несколько лет назад.

– Совершенно верно, – сказала Галочка. – Сейчас она украшает Лувр. Эта была самая дорогостоящая покупка за всю историю музея, потребовалось специальное разрешение парламента. И вот в последнем номере журнала «Revue Cosmopolis» опубликована статья доктора Адольфа Фуртвенглера из Мюнхенского университета, в которой он убедительнейшим образом доказывает, что тиара – подделка.

– Скандал в благородном семействе, – сказал я. – А, может быть, этот доктор ошибается?

– Маловероятно, – сказала Галочка. – Доктор Фуртвенглер признанный авторитет по понтийскому периоду древнегреческой истории, аргументы, приведённые в статье, бьют просто наповал. Лувр дипломатично отмалчивается, но, похоже, не избежать независимой экспертизы из представителей лучших музеев мира. Хочешь, я переведу?

– Непременно, – кокетливо сказал я. – Нам, скромным ювелирам, так интересно читать о страстях в мире настоящего искусства.

На следующий вечер я множество раз перечитал перевод статьи, любезно сделанный моей дамой. Дотошный доктор из Мюнхена точно указал на все промахи, простительные мне как профану, но не ускользнувшие от внимательного взгляда серьёзного ученого.

«Прежде всего, – призывал Фуртвенглер, – всмотритесь в фигуры короны, в их движения, жесты, лица, одеяния. Разве это стиль античной пластики? Это провинциальные актеры, подменяющие врожденную грацию и благородство древних героев театральным пафосом.

Субъективно? Хорошо. Богов ветров греки всегда изображали в виде рослых атлетов, а здесь – путти детского возраста. Богиня Победы венчает Сайтоферна лаврами за удачную охоту. Помилуйте, но две тысячи лет назад охота была рутинным, привычным занятием, и Ника отмечала лишь героев ратных, а не охотничьих подвигов.

И ещё. Так ли уж правдоподобна сказка о подарке жителей Ольвии скифу Сайтоферну? Сохранилась так называемая надпись Протогена, повествующая о том, что ольвийцы действительно принесли в дар царю 900 слитков золота. Алчному скифу, однако, этого показалось мало, и он потребовал ещё. Но греки в ответ на притязания начали укреплять крепостные стены. Трудно поверить, что в такой напряжённой ситуации могла возникнуть тиара как подарок ольвийских греков своему недругу».