Борис Георгиев - Мясо, прощай! роман дель арте Страница 4

Яков (поспешно). Великолепно! Сколько я вам должен? За раннее поселение.

Елена. Мне или за поселение? Мне, пожалуй, нисколько, а за поселение триста.

Яков (отсчитывает деньги). Пожаловать пожалую, вот пожалуйста.

Марина. А я бы ещё пожаловалась.

Елена. Жалуйтесь, хоть я и не ЗАГС. (Якову) Вы всерьёз хотите? Пожаловаться.

Яков. На вас? Нет.

Елена. Тогда пожалуйтесь мне. Я привыкла выслушивать жалобы от всякого, приму и от Якова. (после паузы) Вот вам ключи. (даёт Якову две пластиковые карты с изображением карнавальных масок)

Яков. Спасибо.

Елена. Да не за что.

Марина и Яков, взявшись за руки, спускаются со сцены, Яков тащит чемодан. Прожектор, лунно освещавший Елену, гаснет. Сцена вращается. Создаётся впечатление, будто Яков и Марина обходят её кругом. На заднике сцены, как на экране, зрителю показывают чёрно-белую кинохронику. Там гора, поросшая лесом, у подножия зданьице в форме барабанчика с гигантской чёрной шляпой на крыше. В кадр попадают: полупустая заснеженная стоянка, проходная в виде чемодана с наклейками, сетчатый забор, белый автобус с карнавальной маской на капоте. На склоне горы тут и там бревенчатые коттеджи. Расчищенная дорожка приводит зрителей к гостиничному многооконному корпусу. Марина и Яков переговариваются по дороге.

Марина (в сторону). Почувствовать себя лишней… Ужасно.

Яков. Что? Ты что-то сказала?

Марина. Спросила. Ты бывал здесь раньше?

Яков. Да. Лет тридцать тому. Этого всего (показывает на экран, где гостиничный корпус) ещё и в проектах не было.

Марина (в сторону). Той грубиянке на ресепшн нет тридцати, её тоже в проектах не было. Тебе она годится в дочери.

Яков. Что? Ты что-то спросила?

Марина. Сказала. Вот тебе готовая завязка романа, слушай. Можешь сразу писать в блокнот. Двое, «А» и «B», он и она, приезжают на курорт в тропики, у них медовый месяц. На курорте они встречают «С», туземную девушку – красотку смешанных кровей, та общается с «A» как с давним знакомым. «В» ревнует. Хоть «С» и годится «A» в дочери, между ними завязывается роман, и… Где твой блокнот? Почему не записываешь?

Яков. Записывать нечего. Это не завязка, а так – ветхая завязочка. Сказать сразу, как развяжется?

Марина (с вызовом). Давай. Развязывай.

Яков. Окажется, что твой «А» некогда был на курорте, и «С» приходится ему дочерью.

Марина. Угадал.

Яков. Ещё бы. Сто миллионов раз такое было, сто тысяч раз описано. Старо.

Марина (в сторону). Старый зануда.

Яков (глядит на Марину искоса). Если бы все, кто годится мне в дочери, в действительности были ими…

Марина. Ужасно.

Яков. Согласен.

Марина. Ужасно, когда тебя принимают за девчонку. Ты слышал, как эта на ресепшн мне: «Не слишком ли раннее?» И про ЗАГС.

Яков (рассеянно). И что, ты против? (поглядывает вверх и в сторону, как будто читает номера на дверях) Триста пять… триста шесть… Маришка! Вот триста седьмой. Давай, я тебя на руках в номер?..

Яков оставляет чемодан, подхватывает Марину.

Марина. Ай! Прекрати, поставь меня! Джакобишка несчастный… Ну, карточку хотя бы дай, я дверь открою.

Марина и Яков поворачиваются к зрителям, как будто зал это гостиничный номер. Марина суёт воображаемую карточку в несуществующий замок, толкает призрачную дверь. Яков с Мариной на руках спускается в зрительный зал, оставив чемодан на авансцене.

Яков. Нет, это никуда не годится. (отпускает Марину, та неловко спрыгивает на пол, но шею Якова не выпускает; они стоят обнявшись)

Марина. Что не так? Хочешь ещё один дубль?

Яков (обмахивает рукой зал). Ничего не замечаешь странного?

Марина (оглядывает зрителей). Вроде бы… Нет.

Яков. Кровати односпальные.

Марина. Что за наглость!

Яков. Вот чертовка!

Марина. Кто?!

Яков. Ле… Елена. Администраторша. Не хотелось мне скандалить, но…

Марина (в сторону). Но ей этого хотелось.

Яков. Ну-ка, пойдём!

Яков живо тянет за собою Марину обратно на авансцену, подхватывает чемодан, они бегом устремляются навстречу вращению сцены, где в прежней позе за стойкой их ожидает Елена. Кинохроника на экране при этом ускоренно прокручивается в обратном направлении.

Яков. Кажется, придётся устроить…

Марина. И она получит, что хочет.

Яков. Хор-роший скандал.

Прожекторный луч снова выхватывает из полумрака Елену. Марина и Яков направляются к стойке

Марина (с улыбкой). Что-то не так?

Яков (скандальным тоном). Вы прекрасно знаете, что не так. Я бронировал номер с двуспальной кроватью, а в триста седьмом…

Марина. Яша, успокойся. Это какое-то недоразумение.

Елена (Марине). Никакого недоразумения, всё верно. Вы бронировали, но вы ведь и сняли бронь. Сами сказали, что не собираетесь вступать в брак, и я решила: это намёк. Откуда мне знать, вдруг недоразумением была как раз двуспальная кровать. Вот, к примеру, приехала к нам однажды парочка: он солидный такой, она – пигалица. Знаете, как сейчас бывает? Ну, моё дело маленькое, выдала я им ключи, а через десять минут звонок из номера, крик, ругань: почему кровать двуспальная, что за грязные намёки? Оказалось: отец с дочерью. Вот поэтому я и поселила вас в триста седьмой.

Марина. Пигалица?!

Яков. Ну знаешь, Лена, не ожидал от… вас. Верни старый номер. Бог с ним, с ранним поселением.

Марина. Пигалица! Нет, ну надо же!

Елена. Старый номер вернуть никак невозможно; вы сняли бронь, комнату тут же заняли. Гостиница переполнена.

Яков. Что за чепуха! Ни души на территории, как будто все вымерли. Лена, не морочьте нам голову.

Елена. Не морочьте нам голову – это как? У вас на двоих одна? В полдень корпоратив должен заехать, свободных номеров нет. Хотя можно бы…

Яков. Можно бы что?

Елена. Есть один свободный номер с двуспальной кроватью, но я не знаю, подойдёт ли вам оформление. Это номер для новобрачных. Там, знаете ли, всё в сердечках и розочках. Завтра как раз День Святого Валентина, и (обращается к Марине) хоть вы и говорили, что он не собирается жениться…

Яков. Чёрт!

Марина (исподтишка дёргает Якова за рукав, с умильной улыбкой говорит Елене). Собирается. Нам подходит оформление, можете поселить в сердечно-розовый номер, потому что мы новобрачные.

Елена (мрачно). Так бы сразу и сказали. Ломаете комедию: «мы в брак вступать не собираемся». Ладно, верните карточки от триста седьмого, вот вам ваши. Совет да любовь, коль не шутите.

Яков (сквозь зубы). Чертовка.

Елена меняет карточки с карнавальными масками на карточки с малиновыми сердечками. Яков спускается со сцены в зал, прожектор-луна держит его в круге света

Яков. Чертовка. Чёртов чемодан. Чёртов день – пятница тринадцатое.

Марина (спускается следом). Не брюзжи. (останавливается в проходе, придерживает Якова за локоть) Разве не смешно получилось? Мне кажется, неплохая завязка для романа. Ты бы записал, забудешь ведь.

Яков. Ты думаешь?

Яков достаёт из нагрудного кармана блокнот и ручку, усаживается в проходе между рядами на чемодан, пишет. Прожектор-луна гаснет. Рёв двигателя, шипение тормозов, на заднике-экране снова чёрно-белая кинохроника: у проходной громоздкие туристические автобусы, обвешанные шариками в виде сердечек. Голос Елены во тьме: «Служба охраны, ответьте ресепшн. Пётр, это что, уже корпоратив заезжает?» Гомон толпы. В зале зажигается свет. Ни Якова, ни Марины нет в проходе между рядами. На авансцене Елена, она обращается к залу.

Елена. Добро пожаловать! Подходите, пожалуйста, к стойке администратора. Прошу вас приготовить паспорта для регистрации.

Свет в зале гаснет.

Занавес

Глава без номера

История с одним неизвестным

В лицо дунул ветер, сорвал с загривков снежных куч белую пыль. Бродяга принюхался, запах дыма растревожил нутро. Дым не всегда связан с людьми; бывает, тлеют деревянные балки разорённых домов. Именно так пахло на руинах посёлка, где он нашёл стеклянные банки с едой: дымом и жареным мясом, – однако эта деревня не выглядела разрушенной, как та. Бродяга колебался, опыт подсказывал держаться подальше от целых домов, пусть даже и выглядят нежилыми, но голод оказался сильнее. Он крадучись двинулся по улице. Жался к забору по правой стороне – потому что тот выглядел надёжно: глухой тын в полтора роста. Оглядевшись, Бродяга почувствовал себя увереннее, кое-какие следы разрухи всё же имелись: крыша третьего по счёту дома по левой стороне просела, на глинобитной стене проступили рёбра дранки. В таком доме и спрятаться можно при необходимости, а то и заночевать, если б не жуткие белые изображения на заборе. Он не понимал, почему его пугает шеренга знаков, намалёванных краской по трухлявым доскам, старался на них не смотреть. Он уважал собственные страхи не меньше, чем чутьё, и к тому и к другому прислушивался, считая предупреждением. Выглянув из-за угла, привычно потянул носом, унюхал резкий, острый запах и тут же заметил опасность – монстра. Эти быстрые чудовища хуже собак. Они взрыкивают, гудят, испускают вонючий дым, выскакивают из тьмы на трассе, слепят светом. Нельзя понять, чего ждать от этого, белого, с громоздким ящиком на спине. Монстр казался спящим – прикорнул возле одноэтажного придорожного строеньица – но кто его знает, вдруг нарочно прикидывается. Бродяга надумал улизнуть подобру-поздорову и тут снова учуял запах дыма и жареного мяса. Совершенно точно, пахло оттуда; светлый едва заметный дымок поднимался над крышей одноэтажного домика об одном витринном окне. Бродяга решился подойти ближе. Монстр представлялся ему мёртвым – в белой спине прямоугольная дыра, там, во тьме, что-то пёстрое, издали не разглядишь. Внутренности. Как-то запах жареного мяса связан был с кишками монстра, но бродяга не мог припомнить как. Чудовище не реагировало, удалось подобраться к нему вплотную – на четвереньках. Бродяга хотел заглянуть в нутро монстра, но замер. Людская речь, говор. Там, где дым. Преодолев желание тут же сбежать, Бродяга поднял голову и вытянул шею, готовый снова пригнуться. Ящики, пакеты, ряды бутылок… Банки! Он молниеносно выхватил из ящика две штуки, отбежал, присел. Крышки скользкие, не удержишь. Монстр ни гу-гу. Там у него много банок. Взять ещё? Унести эти, спрятать, вернуться позже? Что-то изменилось. Людской говор громче. Скрипит снег, шаги. Стукнула калитка. Бродяга кинулся прочь, не чуя под собою ног. Крики сзади. Попался? Бродяга свернул за угол. До леса не успеть, поймают. С банками бежать тяжело, ноги разъезжаются на скользоте. Справа выломана калитка, висит на одной петле. Тот самый глинобитный ободранный дом. Туда. Он протиснулся. Треск! Рукав зацепился. Выпала банка. Прежде чем поднять её, Бродяга выглянул на улицу. Никого? Успел. Подобрав банку, стал искать, куда бы спрятаться, чтобы пересидеть погоню, и нашёл.