Геннадий Мурзин - Разноцветье детства. Рассказы, сказки, очерки, новеллы Страница 4

Ивану Христофоровичу безумно самому захотелось скатиться с такой горки. Так сказать, ощутить детство. Он даже направился к кассе, чтобы купить билет, но опомнился: шестьдесят с гаком и не пристало ребячиться. Что ни говори, а всему свое время.

Иван Христофорович вздохнул и остался простым зрителем.

И тут в метре от него, протиснувшись сквозь толпу, оказались мальчик и девочка. Они заворожено смотрели на катающихся сверстников и шумно вздыхали, вытирая то и дело носы рукавами стареньких пальтишек.

Намётанный глаз Ивана Христофоровича сразу определил: интернатовские, значит, ничейные, чужие. Его почему-то особенно поразили скособоченные и сильно стоптанные каблуки детских ботиночек. Скорее всего, надеты чуть ли не на босу ногу. Потому что ребятишки все время перетаптываются: ножонки, видать, мерзнут. Но зрелище чужого счастья настолько притягательно, что никакой мороз им не помеха.

Они перешептываются. Глядя искоса на детишек, Иван Христофорович определяет: брат и сестра. Сильно похожи. У него мелькает в голове: «Какая трагедия занесла их в интернат?»

Незаметно Иван Христофорович оказывается бок о бок с детьми. Через пару минут спрашивает:

– Как вас, дети, зовут-то?

Мальчишка, наверное, погодок, посмотрел на него, смерил с ног до головы, задержавшись дольше всего на лице. Кажется, остался доволен. Шмыгнув носом, ответил:

– Её, – он легонько ткнул в бок девочку, – Марией зовут… сестра, а меня Серым… Значит, Серегой.

– А вы, я вижу, без родителей.

Парнишка кивнул.

– Без них.

– Умерли?

– Живы… Будто бы… Бросили с сестренкой… Алкаши, будто бы… – по-взрослому отвечает парнишка. – Мы – интернатовские.

– Это я уже заметил, – сказал Иван Христофорович и грустно усмехнулся. И после паузы добавил. – Думаю, что приехали сюда без разрешения старших… Или я не прав?

Девочка, настороженно и подозрительно посмотрев на Ивана Христофоровича, спросила:

– Дяденька, вы – милиционер?

Иван Христофорович, увидев, что дети крепко взялись за руки, что худенькие тельца их напружинились, что дети готовы дать дёру, поспешил успокоить.

– Что ты, Машенька, – ласково сказал он, – я – не милиционер и никогда, слава Богу, им не был, – детское напряжение тотчас же спало, и они расслабились. – Однако убегать все равно нехорошо… без спросу…

Машенька опустила свои голубенькие и круглые глазки вниз. Она тихо сказала:

– Это – я… Очень-очень хотелось посмотреть… Серегу и уговорила сбегать… Он не хотел… Говорил, что бить будут…

– Девочка, что ты говоришь?! – лицо Ивана Христофоровича побледнело.

Брат незаметно дернул сестричку за рукав, давая той понять, чтобы держала язык за зубами.

– Сережа, – спросил он парня, – действительно, бьют?

Парнишка, нехотя, ответил:

– Бывает… Иногда…

Иван Христофорович испытал настоящий шок. Он за всю свою долгую жизнь детей своих пальцем не тронул. Впрочем, чужих – тем более. Прожив столько лет, он не мог себе даже представить, как можно поднимать руку на беззащитных, тем более, на таких обездоленных? Пусть и не ангелы, но бить…

Иван Христофорович несколько минут переваривал полученную информацию. Она сильно ранила его сердце, проникла глубокой болью в душу. Поэтому он молчал несколько минут. И лишь потом спросил:

– Хотите, дети, прокатиться с горки?

Их глаза одновременно, как по команде, уставились на Ивана Христофоровича. Их блестящие взоры не хотели верить в то, что услышали. Они, как по команде, опустили вниз глазенки.

Сергей, пожав плечиками и тяжело вздохнув, произнес еле слышно:

– Хорошо то было бы… Денег, дяденька, у нас нет.

– Ну, – Иван Христофорович полез в карман куртки, достал портмоне, открыл и стал рыться, – я тоже не из богатых… Однако по случаю Рождества, думаю, найду для вас кое-что. Детские глазенки цепко следили за каждым его движением. Он достал сторублевую купюру и добавил. – Стойте здесь и ждите меня. Я – за билетами…

– Для нас?! – не веря в чудо, с придыханием спросил Сергей.

Иван Христофорович улыбнулся, и на щеках его заиграли озорные ямочки, появляющиеся лишь в минуты его самого хорошего расположения духа.

– Не для меня же, – ответил он и ушел.

Вернулся Иван Христофорович минут через пятнадцать. Видя, какое напряжение испытывают дети, развел руками и, оправдываясь, сказал:

– Очередь большая.

Оба личика засветились надеждой и радостным ожиданием.

– Дяденька, купили? – спросила Машенька.

– Ну, конечно, дети. Вот, – он протянул билеты, – по три каждому.

– По три?! Каждому? – думая, что ослышалась, в изумлении переспросила девочка.

– Какой сегодня праздник?

– Ну… Рождество, – не очень-то уверенно ответил Сергей.

– А Бог троицу любит. Так что… Бегом на катушку!

Дети кинулись к высокому крыльцу царского расписного терема. Но тут Сергей за рукав остановил сестренку.

– Дяденька, – он выразительно посмотрел на пальтецо сестры, – нам нельзя… А что, если порвем? Бить будут…

– Ах, да! Извините, дети: стар я и забыл… Идите-ка сюда. Сергей, вот деньги, сбегай вон туда, – Иван Христофорович рукой показал на избушку на курьих ножках, – возьми на прокат две подложки.

– А дадут?

– За деньги всё дадут. Беги!

Мальчик убежал. Девочка сильно-сильно прижалась к Ивану Христофоровичу.

– Вы… вы такой-такой хороший, – почти прошептала она.

Иван Христофорович сделал вид, что не расслышал.

Через несколько минут Сергей и Мария, толкаясь и суетясь, прорываются вперед. На них фыркают благовоспитанные детки: куда, мол, без очереди лезете? Где им понять, что эти двое не верят в свое счастье, свалившееся так неожиданно, что от нетерпения буквально сгорают. Да, те могут и подождать, но эти…

Иван Христофорович, прижавшись к барьеру, глядит на два самых счастливых лица, которые, схватившись за руки вместе, проносясь мимо него, скатываются вниз. Сергей от счастья хохочет, а Мария от удовольствия визжит. Первый раз. Второй. Третий.

Увы, но счастье скоротечно и не бывает вечным. Дети подходят к Ивану Христофоровичу, прижимаются и благодарят.

Иван Христофорович давно сам не испытывал такой нежности, поэтому в уголках глаз появились слезинки. Он, напустив суровость, сказал:

– Сергей, поправь брюки, – парнишка наклонился и заправил штанины в ботинки. – Нам пора… – Иван Христофорович внимательно вгляделся в лица детей. – Наверное, голодны?

– Пропустили, – сказала огорченно Мария.

– Что вы «пропустили»? – спросил, насторожившись, Иван Христофорович.

– Обед, – пояснил Сергей.

Сестренка же добавила:

– И без ужина, наверное, оставят… За убёг…

– Ну, нет! – сердито воскликнул Иван Христофорович. – Этому не бывать! – он взял детей за руки и решительно повел к выходу из сказочного городка. А те и не упирались. Они поняли, что от этого «дяденьки» плохого ничего не будет. – Пообедаете у меня…

…Дети, осторожно переступив порог квартиры, остановились у дверей. Иван Христофорович, заметив детскую нерешительность, сказал:

– Быстро раздеваться и мыть руки! А я пока разогрею еду.

Через десять минут все сидели за столом в гостиной. Детей Иван Христофорович усадил на диван и придвинул к ним журнальный столик, а сам присел на стул. С борщом дети управились мгновенно (видимо, проголодались). Иван Христофорович сходил на кухню и принес им домашние котлеты с жареной картошкой на гарнир. И с этим блюдом у них не возникло проблем. Потом был чай с тортом и шоколадными конфетами. И снова упрашивать сильно не пришлось. Дети «молотили» все подряд.

Обед закончился. Бледные детские личики порозовели. Дети откинулись на спинку дивана. Глядя на украшенную ёлку, стоящую в углу комнаты, Маша спросила:

– У вас есть свои дети?

– Есть, – ответил Иван Христофорович, – но они большие-большие и живут далеко.

– А для кого тогда ёлка? – спросила снова Маша.

– Для вас.

Сергей по-мужски рассудительно сказал:

– Вы не могли знать, что мы придем.

– Знать-то не знал, но догадывался, – заметил на это Иван Христофорович и улыбнулся.

– Ну, да… Как можно догадаться? – Маша залилась в смехе.

– Не знаю, как, но догадался… Пожалуй, Всевышний подсказал…

Маша попросила, при этом толкнув брата в бок:

– А можно включить ёлку? – Иван Христофорович встал и вставил вилку, валявшуюся на полу, в розетку. Ёлка вспыхнула и заперемигивалась.

Маша восхищенно заметила:

– Какая красивая!.. Лучше интернатовской.

Сергей уточнил, чтобы, наверное, порадовать хозяина:

– В тыщу раз красивее.

Маша спросила:

– Дяденька, а вас как зовут?

– Дядя Ваня.

– Дядя Ваня, – Маша, смутившись, покраснела и опустила вниз глазёнки, – станьте нашим папой, а?

Сергей незаметно ткнул сестренку в бок: молчи, мол, дура.