Александр Крупский - Хроники проклятых Страница 4

– Ну, стало быть, разводи огонь. Отдохнем маленько, а потом буду я службу править. Хворост на улице сложен.

Старик присел на лежак, взял книгу в руки. Я, помедлив, вышел во двор. У самого крыльца, под небольшим навесом были сложены штабелем дрова. Взяв несколько поленьев, я отнес их к камину, затем высек кресалом искру. Очень скоро языки пламени начали лизать заставленный хворост. Я прикрыл решетку.

– Ты читаешь Библию, Эль?

Я пожал плечами. Что мне отвечать, если я не помню этого. Может да, а может, я впервые вижу эту книгу. Доминик подал мне свой фолиант. Ничего не понятно. Черная вязь букв слаживалась в полную бессмыслицу. Начала болеть голова.

Старик участливо вздохнул.

– Ты не знаешь письма. Ничего, всему в жизни можно научиться. Что ты знаешь о Библии?

– Это священная книга.

– И все? А кто назвал ее священной? Эх, многие в этом мире воспринимают ее лишь как неукоснительный свод правил. Мало кто задумывается, что же она представляет собой на самом деле.

– А что она представляет?

– На этот вопрос может ответить только Господь. – старик улыбнулся. – Может, это летопись мироздания. Может свод канонов, которые необходимо строго соблюдать. А может… – он немного помешкал. – Возможно это попросту хроники проклятых. Летописи пишут победители, Эль, запомни это. В Бытие сказано, что на заре веков миром правил только один Бог. Но нашлись те, кто бросил ему вызов. Все они были сброшены с небес на землю, в вечное заточение. Но слишком мало об этом сказано, понимаешь. Несколько строк в одной главе о большой войне за пределами нашего мира. Почему так? Победители всегда рассказывают о своих победах часами, получая при этом многочисленных поклонников. А здесь…

Я смотрел на него, не отрывая глаз. Почему он начал этот разговор? Внезапно Доминик поднял глаза на меня, в них блеснула влага.

– Не слушай старика. Одиночество, Эль. Оно сжигает изнутри каждого, рано или поздно. Я слишком долго был один в этих стенах, вот и приходят на ум сомнения. Наверное, это мы прокляты в этом забытом месте. Все может быть, все возможно…

Глава 2

Дни потянулись вереницей. С самого утра я разжигал огонь и варил похлебку из запасов Доминика. Затем он проводил службу, а я помогал расставить нужные книги по залу. Никто мне не задал ни одного вопроса, что честно говоря, очень радовало. Вечером, мы проводили время вдвоем за беседами и изучением письма. Сны перестали меня посещать, видимо слишком много проблем свалилось на голову.

Старик рассказывал мне притчи из Библии, которые сводились у меня до уровня восприятия сказок. Ну не может существовать неопалимый куст и разумные люди не стали бы поклоняться золотому тельцу. При этих рассказах возникало ощущение, что я что-то упускаю. Очень важное для меня, но скрытое пеленой неведения.

Так было до одного злополучного дня. Мы с Домиником кушали, когда в ворота начали ломиться. Старик встал, открыл их и начал разговор с неизвестным. Я не слышал, о чем они говорили, но вернулся он обеспокоенным.

– Вставай Эль, поможешь мне. Кузнец с семьей заболел, надо бы его проведать.

Мы взяли походный рюкзак с припасенными травами и вышли. Доминик не стал запирать ворота. А зачем, если все друг друга знают? Дорога к кузнецу не заняла слишком много времени, но когда я открыл перед стариком дверь, то остолбенел. Вонь стояла такая, словно бы здесь недавно кто-то умер. Кузнец и его жена лежали рядом под какой-то шкурой, но не отозвались на оклик священника. Доминик вошел внутрь и рывком сдернул с них покрывало.

Люди были живые, но их тела покрывали гнойники и нарывы. Смрад усилился, начало подташнивать.

– Вон отсюда! – гаркнул старик и быстрыми шагами вышел во двор, увлекая меня за собой. – Ну вот, дошел и до нас. Мор, Эль, черная болезнь, как еще его называют. Жаль Стремора, да и жена у него была неплохая. Постоянно раньше помогала мне убираться.

– Неужели мы ничем не можем им помочь?

– Ничем. – отрезал Доминик. – Они уже в том состоянии, когда и сами умрут и полдеревни за собой утащат. Но, немедля после их смерти, придет и твоя очередь. Сам посуди, жили люди себе, никуда не лезли. Затем явился ты, и следом за тобой в деревню вошла зараза. Я-то знаю, что ты не болен, но тебе от этого не легче. Бежать тебе нужно будет, вот только не успеешь…

Бормоча себе под нос, лекарь пошел обратно к храму. Бежать? Куда? Нет, если уж так, то я не могу позволить парочке больных заразить село. Обойдемся без помощи Доминика.

Я аккуратно приоткрыл дверь в кузню. Они лежали обнявшись. О том, что они еще живы, свидетельствовало лишь слабое дыхание. Извините меня, если можете… На один грех в моем списке будет больше. Я приоткрыл задвижку горнила, вынул оттуда головешку и кинул ее прямо под лежак. Сухое сено начало дымиться, а я бросился к храму. Когда я вошел в него, то Доминик молился, стоя на коленях перед алтарем. Я присоединился к нему, повторяя слова, заученные по ночам. На улице послышался топот ног, человеческие крики. Старик вскочил и распахнул ворота.

Огонь охватил кузницу до самого дымохода. Сельчане начали было тащить воду, но вскоре поняли глупость своей затеи. Было некого спасать, а дом находился вдалеке и пожар не мог перекинуться на другие избушки. Доминик посмотрел мне в глаза, затем повернулся и пошел в каморку. Он лег, закрыл глаза.

– Я…

– Помолчи, а? Ты уже достаточно сказал и сделал. Ложись спать, утром поговорим, если захочешь.

– Святой отец, можно мне исповедоваться?

– А ты этого хочешь? Думаешь, что можно совершать грех, облегчать душу и идти дальше по трупам? Не получится. Не зря я тогда назвал тебя путником, у тебя волчья натура. Может оно и к лучшему в этом мире, не знаю. Но никогда не проси меня отпускать грехи. Каждый сам в ответе за свою душу, и здесь я помочь тебе ничем не смогу.

С этими словами старик демонстративно повернулся ко мне спиной. Почему-то, мне самому было неприятно. Ну, утро покажет, что будет дальше.

Мужчина стоял, скрестив руки на груди. Его тонкие черты лица искажала ухмылка.

– Эль, ты обдумал мое предложение?

– Я не знаю, как поступить, Луций. Понимаешь, Лана… Кажется я люблю ее.

– Любишь? Ты? – он засмеялся. Тонкий мелодичный смех резал душу, словно стилет. – А что ты вообще понимаешь под словом «Любовь»? Имеешь ли ты право на это чувство, Эль? Для Него ты никто, один из тысяч. Не забывай, что именно я смог отдернуть полог неведения, продемонстрировав тебе глубины человеческих эмоций. Ты думаешь, что она ответит тебе взаимностью?

Я молча слушал его. Он был прав, как обычно. Она не сможет ответить мне тем же, поскольку для нее чувства пока наглухо закрыты. Лана попросту исполняет приказы, а все, что идет вразрез с ними вызывает у нее только страх и панику. Почему я вообще рассказал ей о планах Луция? Нет, она не предаст нас, в этом я уверен

– Ты прав. Я выполню свою часть уговора.

Луций раскинул руки, словно пытался обнять весь мир.

– Отлично! Тогда дело за малым. – в его голосе засквозил смех. – Ты видел Его «Творение»? Это же пустышка, Эль. В нем нет ничего, что было бы достойно уважения. И знаешь, что самое главное? Именно ему доступны в полном объеме эмоции.

Внезапно его голос перешел на крик. Тонкое лицо исказила гримаса ненависти.

– Ты понимаешь, что это значит, Эль?! Оно способно любить, чувствовать боль, радоваться или страдать! То, что было сокрыто от нас доступно ему в полном объеме! Мечтаешь о Лане?! И что дальше с ней ты будешь делать?! Ты способен чувствовать вожделение или страсть?! Для тебя это набор букв, не более. То, что ты называешь любовью, в настоящий момент представляет собой смесь жадности и себялюбия. Ты попросту хочешь обладать ею, словно вещью. Чтобы она всегда находилась возле тебя. Не более. И ты отлично знаешь, кто в этом виновен!

– Луций, пообещай мне… если у нас получится, ты сможешь пробудить во мне и в ней настоящие чувства. Я знаю, у тебя хватит на это сил.

Он открыто улыбнулся. Я знал, что его слово нерушимо.

– Даю слово, Эль. Я выполню твою просьбу. Вот только смотри, чтобы сам об этом не пожалел.

Я открыл глаза. Светало. Доминик сидел на своем лежаке, в который раз перечитывая Библию. Значит пора вставать.

Все домашние дела в виде разжигания камина и готовки завтрака прошли без разговоров. Старик молчал, а я сам не начинал беседу. А что говорить, если у меня нет оправданий? Да и нужны ли они вообще?

В ворота громко постучали. Когда я их открыл, то увидел местного начальника стражи с группой народа. Они кричали, показывая на меня пальцем. Сзади послышались шаркающие шаги, подошел Доминик.

– Святой отец, извиняйте за вопросы, однако, стало быть, вы вчера последний, кто посетил Стремора. Итого, я не в коем случае не хочу вас обвинять, но все указывает именно на вас и этого, гм, молодого человека.