Татьяна Соломатина - Мало ли что говорят Страница 40

Мы предвидим полёт чайки и круги на воде. Мы предвидим их в прошлом, они – нас в своём, уже свершившемся будущем…

Мы улыбаемся, ощущая, как камни, теснее прижавшись гладкими боками друг к другу, пытаются обогнать собственное предвидение нас. Но мы для них лишь след неуловимой Х-частицы в ускорителе. Они узнают о нас лишь когда-то по следам энергии нашего движения. Мы для них миф.

Единорог и Леопард».

P.P.S.

Нет, Время это подвигом не мнит —Разрушить горный пик до основанья,В песок прибрежный превратить гранит;Без огорченья и без ликованьяНа дело рук своих оно глядит.И вот – на месте вздыбленного кряжаМелькнёт насмешливым изгибом ртаЗализанный волнами контур пляжа…Да, сдержанность – понятная чертаПред этой вечной сменою пейзажа.Пусть время всё возьмёт! Мой скарб земной —Да будет он изъят и уничтожен.Зато я сберегу любой ценойТо, что провёз я мимо всех таможен:Оно – моё, оно всегда со мной.

Глава одиннадцатая

Грибные места, или «Микология Трескового мыса»

От великих вещей остаются слова языка, свободав очертаньях деревьев, цепкие цифры года;также – тело в виду океана в бумажной шляпе.Как хорошее зеркало, тело стоит во тьме:на его лице, у него в уменичего, кроме ряби.Состоя из любви, грязных снов, страха смерти, праха,осязая хрупкость кости, уязвимость паха,тело служит в виду океана цедящей семякрайней плотью пространства: слезой скулу серебря,человек есть конец самого себяи вдаётся во Время[57].

Чу! Как ветром промчало по крыше,И пригнулись деревья к земле,То в леса Подбостонщины вышлиОфицеры, чуть навеселе.

Действующие лица:

Джим – американский гражданин бостонского разлива. Ему нравится быть «старым солдатом» в прошлом, ныне – учёным-биохимиком. Любит блондинок и свою собаку. Он явно не в своей тарелке и очень устал. Всё-таки шестьдесят.

Наташа – американская гражданка русского происхождения. В далёком прошлом – доктор исторических наук, что подтверждено дипломом ВАК СССР. Знает о Соединённых Штатах Америки гораздо больше среднестатистического коренного американца. Великолепно владеет английским языком со всеми возможными стилистическими и идиоматическими нюансами. Любит поэзию Иосифа Бродского, спиртное в любых количествах и ругаться матом. Ей это к лицу. В свои пятьдесят с копейками мудра, как Моисей, но нестабильна, как подросток.

Бьорк – староанглийская овчарка (бобтейл). Любит всё человечество, но особенно – Джима, Наташу и блондинок. Походкой напоминает медведя. Добр, психически уравновешен. Для своих трёх лет достаточно тонок и воспитан.

СонЬя – барышня из РФ. Ей нравится средняя полоса России, Карелия, собаки, собирать грибы, спиртное в любых количествах, «Колыбельная Трескового Мыса» и «Часть речи» Иосифа Бродского. Любит только собственного мужа и его поэзию. С виду уравновешенна. Двадцать семь лет.

Все, кроме Бьорка, немного пьяны. Наташа и СонЬя периодически прикладываются к флягам, предлагая их по очереди Джиму и Бьорку. Последний – отказывается, тряся головой и чихая. Первый – тряся головой и улыбаясь. Наташа и СонЬя одеты в стиле «подмосковные пейзане» – спортивные штаны, поношенные матерчатые куртки, резиновые сапоги. Единственное отличие – головные платки повязаны в виде бандан. Джим одет как типичный американец на воскресной прогулке – джинсы, кроссовки, куртка. Смешно машет руками, отгоняя комаров. У Наташи и СонЬи – в руках плетёные корзины, у Джима – пластиковое ведро явно из-под стирального порошка. Все четверо идут по широкой просеке. Наташа ведёт их в «грибное место».

Место и время действия: первый год XXI века. Осень. Где-то в смешанном лиственно-хвойном лесу под Бостоном.

Некоторое время Наташа и СонЬя, ужасно фальшивя, распевают песню «А в Подмосковье водятся грибы…».

Наташа: Как мне было херово первое время в Америке, ты себе даже представить не можешь! Дело вот в чём… Каждое лето и осень в Москве по выходным я садилась на электричку вместе с подругой. Или очередным мужиком. И мы ехали собирать грибы! Я же настоящий грибной маньяк. Грибн – ИК! Блин! (Наташа громко икает, после чего прикладывается к фляге.) Я в Бостоне осталась не только потому, что Бикон-Хилл на старую Казань похож… О-о-о!!! Эти волжские леса… ИК! (Снова икает.)

СонЬя: Да-да! Йа-йа, натюрлих – штангенциркуль! Под Зеленодольском… О-о-о… Весна – сморчки-строчки! Лето – сыроежки, лисички, белые, волнушки… Осень – опята-опята-опята… Подосиновики, подберёзовики, гриб-зонтик…

Наташа: Волнушки-засерушки! Да помолчи ты! Джим! Нажми на газ! (Обращаясь к вечно отстающему Джиму, Наташа продолжает говорить на русском. Тот, естественно, ничего не понимает, но утвердительно машет головой.) Эй, Джимми-Джимми, ача-ача, а ты в курсе, почему белый гриб – белый?! Нихера ты не в курсе! Ты, кроме шампиньона, в глаза гриба не видел. А шампиньон – это не гриб! Шампиньон – это безалкогольное пиво и резиновая женщина! Понял, старый мудак?! Дай поцелую! (Останавливается, притягивает бедолагу Джима к себе и крепко чмокает в щёку. Бьорк радостно прыгает вокруг.)

Наташа приваливается к дереву, жестом приглашает СонЬю и Джима последовать примеру. СонЬя с Наташей чокаются фляжками, выпивают и по очереди «занюхивают» гривой Бьорка. Наталья явно намерена прочитать лекцию по поводу белых грибов старине Джиму. Делает она это почему-то, несмотря на отличное знание английского языка, на русском, периодически встряхивая Джима за ворот куртки, привлекая внимание уставшего ветерана, и практически орёт, сопровождая крики возгласами: «Ферштейн?!» СонЬя, которая не успевает вставить и полслова, во время лекции ещё пару раз прикладывается к фляге, а на возгласы подруги отвечает: «Йа-йа! Фольксваген!»

Наташа: Вот с чем у тебя, Джимуша, ассоциируется белый гриб?! С картинкой в букваре? С осенним лесом? Нихуя ни с чем он у тебя не ассоциируется! Ферштейн? А у меня ассоциируется. С подмосковным лесом! С подмосковным, блядь, лесом! Именно с таким, как сейчас и здесь, в сентябре-октябре. Удивительная схожесть осени… (Последнюю фразу Наталья произносит нежно и романтично.)

СонЬя (пользуясь паузой, почти скороговоркой): Краски немного другие, мне кажется.

Наташа: Краски ей кажутся! А ты не части! (Чокаются, выпивают.) Ты, мать, не смотри, что цвета другие – Болдинская осень! Поняла?! Джим, ферштейн?! Только на другой стороне океана! Оба поняли?! Бьорк, ферштейн?! (Наташа, глядя на пса, вдруг начинает хохотать.)

СонЬя (закуривает): Ты чего? (Джим и Бьорк смотрят на Наташу, недоумевая.)

Наташа: Медведь! Белый! (Минуты две хохочет… наконец, внезапно успокаивается и продолжает «лекцию».) Белый гриб, Джим, – это царь осеннего леса. Король-лев! The circule of life! Ферштейн?! Встречается белый гриб с июня по октябрь по всей России в… Да везде, блин, он встречается! В березняках, ельниках, в сосновых борах, дубравах, в липовых рощах, в грабовом и буковом лесах. (Следует пантомима в Наташином исполнении, до́лжная изображать деревья – берёзу, ель, сосну и т. д., при этом ей самой очень весело и она непрерывно хохочет…) Он такой вот… Вот, а ну-ка, Джим, покажи-ка!.. Хотя нет! Не надо! Нам это зрелище не доставит удовольствия, правда, СонЬя?! (Снова приступ хохота. Отдышавшись под гробовое молчание и тревожные взгляды, продолжает.) У него мясистая и выпуклая шляпка может быть различного цвета в зависимости от места, где он вырос. Ферштейн? Вырос у негра – чёрный! Вырос у поляка – польский! У ирландца – террористически-неразборчивый, с перманентной тягой к рыжеватым блондинкам! Эй (обращается к СонЬе), ты – гриб-лисичка! Ферштейн?!