Анатолий Тосс - Магнолия. 12 дней Страница 41

Идя сзади, беззастенчиво разглядывая ее небольшую слаженную фигуру, я вспомнил, как она в спортивном костюме в лесу катила передо мной на лыжах, как при этом бойко и задорно пританцовывали обтянутые материей половинки попки, каждая в своем ритме. Но сейчас они были прикрыты длинным врачебным халатом. А жаль.

Петя оказался не таким солидным и грубоватым, как я его представлял по голосу, наоборот, лет тридцати пяти, невысокий, коренастый, со светлыми пшеничными усами, он выглядел добродушным. Взглянул на меня изучающе, невольная улыбка застряла в густых, накатом усах. Утверждать я, конечно, не берусь, но думаю, он в душе немало удивился – как такой несолидный паренек мог оказаться «небезразличен» его маститой коллеге? И не только удивился, но наверняка и посмеялся там же, в душе.

Мы опять сели за кабинетный, рабочий стол, теперь уже втроем.

– Ну, что случилось? – поинтересовался Петя, если не с сочувствием, то с заботливым вниманием.

Я снова повторил, что повредил бок. Конечно же, он спросил, как это мне удалось. Теперь, в присутствии незнакомого человека, отделаться шуткой было невозможно. Неплохо было бы что-нибудь соврать, но с ходу я не мог придумать ничего правдоподобного. Не так легко придумать правдоподобную версию поврежденного бока. Пришлось говорить правду.

– С лестницы упал, – заявил я угрюмо, чувствуя себя полнейшим придурком.

Видимо, я не только заявил угрюмо, но угрюмость перекинулась и на мое лицо, потому что эти двое, сидящие напротив, не смогли сдержать улыбок. Ладно, Петя, он хотя бы спрятал свою под наплывом светлых усов, а вот к.м.н. Гессина и не пыталась ничего прятать. Она рассмеялась громко, не смущаясь.

– Ты чего, так надрался, что с лестницы свалился? Ты пьющий, что ли, сильно? – Она просто хохотала, расслаблялась по полной под конец тяжелого рабочего дня.

Ну что тут скажешь? Я потому и не хотел рассказывать. Как ни поверни, все равно будешь выглядеть абсолютным идиотом.

– Да нет, не в пьянстве дело. Просто история долгая, – попробовал уйти я от ответа.

– Но нам все-таки надо знать, – вставил свое веское слово врач Петя. – Чтобы правильно диагностировать.

Конечно, ни хрена ему не надо было. Какая разница, что произошло? Как произошло? Ну, упал человек с лестницы, ну повредил бок, кого волнует, по какой именно причине он упал? Ты, главное, лечи, ты же врач. Но самое обидное – я по-прежнему не мог придумать, что бы им такого наврать. А продолжать отнекиваться тоже было неудобно, все же они меня по блату принимают.

– В общем, если вкратце, – сдался наконец я. – Я был на вечеринке, а мой товарищ, мы вместе в институте учимся, он вышел на лестничную клетку покурить. И там к нему какой-то мужик пристал. Такой, похоже, что из зоны, рецедюга, одним словом. По-серьезному пристал, все запросто могло плохо закончиться. Хорошо, что я успел выскочить из квартиры, времени не было, все буквально мгновениями определялось, ну, я и прыгнул на него со всего разбега, и мы вдвоем по ступенькам покатились. Я-то в основном на нем, но дом там старый, дореволюционный, лестница длинная, крутая, вот я и приложился пару раз, особенно боком.

Они оба помолчали немного, видимо, переваривали мою полукриминальную историю.

– Надо же, – покачала головой докторша с персиковыми щечками. – Ты, Петь, всего еще не знаешь. Он к тому же писатель. Рассказы пишет. А тут выясняется, что и боец, за товарища вступился, бандита одолел. Надо же, молодец какой.

Я так и не понял, подсмеивается она надо мной или серьезно.

– А что с мужиком-то? – задал законный вопрос Петя.

– Да он побился сильно, все же я на нем проехался, вот и остался там лежать. Мы хотели «Скорую» вызвать, но он стал просить, чтобы не вызывали. Сказал, что отлежится, оклемается.

– Так и не вызвали? Ни «Скорую», ни милицию? – Я покачал головой. – Напрасно. Надо было вызвать. – Петя подумал, затем повторил: – Напрасно не вызвали. – Снова помолчал. – Ладно, давай, раздевайся до пояса. Сначала легкие послушаем, а потом рентген сделаем, ребрышки посчитаем.

Я начал стягивать с себя сначала свитер, за ним рубашку, левую руку тревожить не хотелось, поэтому процесс обнажения происходил долго, я совсем сбился от череды неловких, ограниченных инвалидностью телодвижений.

Потом Петя долго прикладывал холодящую примочку стетоскопа к моим глубокодышащим органам, я то задерживал дыхание, то, наоборот, раздувал легкие, как мог. Петя был внимателен и аккуратен, вслушивался в меня долго, сосредоточенно. А вот его коллега доктор Гессина, не стесняясь, разглядывала мою полуобнаженку и даже не пыталась скрыть откровенного, расстреливающего в упор взгляда. Уж не знаю, получала ли она какое-либо удовольствие, но вот то, что меня смущала, – это точно.

Перед сосредоточенным Петиным вниманием, его короткими, задумчивыми «дыши – не дыши» я вдруг почувствовал себя больным и слабым, слишком худым, слишком продуваемым, озябшим в этом большом, прохладном кабинете. Уязвимым, одним словом. Даже подлый бок загудел протяжнее обычного.

Наконец Петя оторвался от моего страдающего тела, вынул из ушей стетоскопные трубочки-наушники, вздохнул тяжело.

«Господи, – пронеслась в голове пугающая догадка, – неужели он что-то нашел?! Ведь я мог все, что угодно, отбить себе там при падении».

Впрочем, испугаться как следует мне не удалось, времени не хватило. Потому что Петя объявил ясным, спокойным, сразу потерявшим грубоватость голосом:

– Ну что, все вроде в порядке. Твоим легким может Мухаммед Али позавидовать.

Почему-то он обратился ко мне на «ты». Означало ли это, что и я мог теперь ему «тыкать»?

– Хорошо, пойдем тебя просвечивать, – предложил фамильярный Петя и поднялся со стула.

– Знаете что, ребята, – вмешалась Милочка. – У меня там работы полно, конца не видно. Я пойду, а ты, Толь, как закончишь, спускайся ко мне в кабинет. Я ведь тебе не нужна? – перевела она взгляд на коллегу.

– Глобально или в данный момент? – Петин голос сразу обрел телефонную грубоватость. Это он на женщин так реагирует, догадался я. А может, только на одну женщину, на эту. Видимо, такая защитная реакция. Ну что же, какая есть, у каждого своя.

– Ты же знаешь, Петь, я совсем не глобальная, – засмеялась Милочка и почему-то взглянула на меня.

А я смотрел то на докторшу, то на доктора, снова на докторшу… Меня, обнаженного, холодного, с поврежденным боком, одним словом, несчастного, вдруг стала занимать их, происходящая на моих глазах, внутриклиническая разборка.

– Если ты про рентген, то мы сами вполне справимся, – заключил Петя и обернулся ко мне. – Правда, Толь?

Тут мне стало ясно, что и я теперь без зазрения совести могу его называть «Петь».

В соседнем кабинете, как я догадался, рентгеновском, в полумраке сидела полная тетка-врачиха. Она, наверное, была не старше Пети, максимум тянула лет на тридцать пять, но выглядела намного солиднее своего моложавого коллеги. Вот ее называть на «ты» мне бы даже в голову не пришло. А Пете пришло.

– Маш, давай посмотрим у парня левый бок, – предложил Петя.

– Это запросто, – откликнулась тетка, с трудом вытаскивая свое грузное тело из-за стола. Впрочем, когда она устанавливала меня между двумя холодными экранами в правильную для рентгена позу, руки у нее оказались мягкие и добрые, сдобные такие, хлебные, свежевыпеченные руки.

Она пощелкала чем-то в темноте, потом, пока я одевался, разглядывала снимки, Петя полушепотом наговаривал что-то рентгенологу, но мне ничего не удалось расслышать. Когда я подошел к ним, кое-как засунув в брюки рубашку, со свитером в руке, они уже, похоже, все про мой бок решили.

– Ну что, Толь, сломано у тебя ребро, – объявил приговор Петя. – Теперь тебе с бандитами с полгода не воевать. Выдержишь? – Я кивнул, мол, это запросто, тут даже силы воли не требуется. – Но сломано только в одном месте, и ровненько сломано, без осколков, что, конечно же, хорошо. Так что не переживай.

– И еще в месте перелома у вас небольшое смещение. Оно приступы боли и вызывает, – добавила мучная тетя.

– И что теперь делать? Как лечиться? – задал я естественный для покалеченного человека вопрос.

– А никак. – Петя развел руками. – Покой, никакой физической нагрузки, рукой не маши, дрова не руби, лучше держи на перевязи. Понимаешь про перевязь? Свяжи два конца шарфа, повесь его на шею и.

– Понимаю, – перебил его я.

– Ну и отлично. Старайся на левом боку не спать, во время сна сильнее болит. Знаешь, как в поговорке, «старые раны тревожат по ночам». – Я кивнул, поговорку я вроде где-то слышал. – Вообще лучше сиди дома, чтобы в транспорте не толкаться, хотя бы недели две. Вот тебе справка для института. И главное, запомни, никакой физической нагрузки. Вообще никакой. – Я не понял, намекает ли он на что-то или случайно у него так двусмысленно вышло.

– Так что, оно само зарастет? – поинтересовался я, забирая справку.