Оля Шкарупич - Остановка на жизнь. #Дневник из клиники неврозов Страница 5

– Кто идет на занятия по рисованию?

Я поняла, что если сейчас не встану с кровати, то снова погружусь в сон. Забеспокоилась, что теряю былую активность. С этим надо что-то делать, поэтому я вопросительно посмотрела на Дашу:

– Пойдем?

Она пожала плечами:

– Пойдем.

Пока мы шли в кабинет, Даша спросила:

– Ты часто рисуешь?

Я усмехнулась:

– Сесть и порисовать – это моя давняя мечта. Но она никак не могла сбыться: то работы много, то сил после нее нет.

Мы дошли до кабинета, я открыла дверь и увидела пожилую женщину. Она сидела за столом и что-то писала. Когда мы зашли в комнату, она подняла глаза. Я никогда не видела таких добрых глаз. Она согревала взглядом, как солнечными лучами.

– Вы пришли порисовать?

Мы, не сговариваясь, кивнули.

– Тогда берите карандаши, – жестом указала на коробку с цветными карандашами, – и выбирайте изображение, с которым будете работать, – она протянула нам пачку листов и открыток.

Я выбрала подсолнух. Даша – птичек на ветке, и мы принялись перерисовывать картинку. Мы легко заговорили о сокровенных вещах, чёркая цветными карандашами по листу бумаги.

Даша рассталась с любимым мужчиной несколько лет назад и решила боль хорошенько заесть. Молодой организм быстро набрал пару десятков килограммов. Даша себя возненавидела. Свое некрасивое, жирное тело. Но каждый раз, находясь в стрессе, она много ела и не могла остановиться. После того, как наедалась, засовывала два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту. У Даши булимия. И это сложнее, чем просто поел и обнял белого друга. Но до знакомства с Дашей я об этом не знала.

Она взяла зеленый карандаш, чтобы раскрасить листики на ветке, и спокойно сказала:

– Я долгое время думала, что справлюсь сама. Но не смогла. Теперь я, в основном, ем творог, йогурт и каши. Мясо пищеварительная система не принимает, испорчена безвозвратно. Пострадали и зубы: кислота из желудка слишком часто на них попадала.

Она продолжала водить карандашом по листу бумаги, не отрывая глаз.

– Я говорила с психологом, и он порекомендовал обратиться в эту клинику. За мой непростой случай взялась Марта Андреевна. Молодая, красивая и целеустремленная женщина. Опытный доктор. Она сказала, что лечение в стационаре продлиться не меньше двух месяцев.

Когда мы вернулись в палату, то заметили, что Маша чем-то встревожена. Я спросила:

– Что стряслось?

Маша грустно поделилась:

– Возможно, нас будут переводить на пятый режим.

Даша заинтересовалась:

– Что за режим?

Маша шумно вздохнула и ответила:

– Два раза в неделю приезжаешь в стационар, чтобы взять таблетки и поговорить с лечащим доктором, – она махнула рукой, – считай, выписывают.

Регина добавила:

– Все из-за того, что на втором отделении начался ремонт. Теперь часть пациентов переведут к нам, а нас будут стараться отправить домой.

Так мы узнали, что Машу выписывают в понедельник. Регину – через неделю. И уже завтра, в пятницу, их обеих отпустят домой на выходные.

Я спросила Регину:

– Кто тебя ждет дома?

Регина пожала плечами:

– Только дочка. Правда она думает, что я лечу спину, – она заметила мой удивленный взгляд, – не хочу расстраивать, что я лечусь из-за четвертого суда с ее отцом.

Я удивилась:

– Дочка маленькая? Не знает про суды?

Регина усмехнулась:

– Для меня всегда будет малышкой. 23 года.

Я присвистнула:

– Регина, а сколько тебе лет, если не секрет. Я думала, что чуть за 30. Теперь у меня пазл не складывается.

Маша засмеялась:

– Да, Региша у нас такая: вечно молодая и красивая, – она села рядом с Региной и обняла ее, – давай, шокируй девочек своим возрастом!

Регина улыбнулась:

– Мне 47 лет.

Я смотрела на нее и не могла поверить. Гладкая кожа, стройная, почти девичья фигура. Ей любуешься: плавные жесты, красивая речь, мелодичный голос.

Я показала Даше туалетные комнаты и душевую, одну на все женское отделение, но это никому не мешает помыться. Доступ есть почти всегда. Тем более что напротив мужское отделение, и хочется хорошо выглядеть.

Вечером мысли стали путаться окончательно. Только помню, как забыв, что мы уже ужинали, я собиралась поесть еще раз. Медсестра доходчиво объяснила, что вечерняя трапеза уже закончилась.

Радует что, по словам девочек, феназепам скоро отменят. Хотя благодаря ему можно, наконец-то, выспаться.

Меня позвали на укол и после, едва коснувшись головой подушки, я уснула. Сон был глубоким и ничего не снилось.

В палате нас по-прежнему пятеро: Маша, Регина, Марина, я и Даша.

День 3

Медсестра открыла дверь в палату и сказала: «Девочки, просыпаемся!».

Затем произнесла несколько фамилий, в том числе и мою, и пригласила на пост, чтобы измерить давление.

Давление у меня здесь, как у космонавта. Это радует. С завтрашнего дня я смогу выходить на улицу, хотя совсем не хочется. Мне нравится спать, писать и читать.

Я злюсь, когда звонит телефон, и на экране высвечивается номер руководителя. Он звонит по десять раз в день. Он не понимает, что, если человек лежит в больнице, то надо его оставить в покое. И решать вопросы самостоятельно. Телефон не выключаю – жду звонка от Глеба.

После завтрака я спустилась в подвал на процедуры. Сегодня – дорсенваль. Я не верю, что электрическая расческа изменит мой подход к жизни, но волосы определено станут лучше, и это уже неплохо.

Вернувшись в палату, узнала, что у нас новенькая, она плачет. Мы предложили ей выбрать свободную кровать. Потом я перевела взгляд на шторы, все заляпанные, в пятнах, и решила, что нам для начала стоит поменять шторы.

Я помчалась к заведующей:

– Вера Константиновна, можно нам шторы поменять?

– Конечно, спросите у сестры-хозяйки. Постирать точно можно.

– Спасибо, я тогда ее попрошу.

– Если она откажет, скажите мне. Сделаю так, чтобы она согласилась.

Я закрыла дверь, потом чуть-чуть приоткрыла ее и с улыбкой попросила:

– Вера Константиновна, вы только это… Феназепам мне не увеличивайте за мою активность…

Вера Константиновна рассмеялась.

Я побежала к сестре-хозяйке и получила чистые шторы. Потом мы нашли мужчину с высокой стремянкой и их повесили. Помыли полы. Пригласили симпатичных парней из мужского отделения и переставили кровати. Даже как-то легче дышать стало, и палата выглядела уютней. Перестановки заняли много времени, из-за чего я чуть не опоздала на встречу к Виталию Станиславовичу.

Виталий Станиславович был у себя в кабинете.

– С чем пожаловали?

– Мы договаривались.

– Я не помню, – задумчиво протянул он и постучал ручкой по столу.

– Зато я помню, мне тут нечем больше заняться, кроме как помнить, когда у нас с вами встреча.

Он улыбнулся.

– Виктория, как себя чувствуете?

– Постоянно хочу спать, и меня шатает.

– Это нормально, так будет до понедельника. Потом, когда расслабитесь, я изменю вам терапию.

– Хорошо.

– Как спите?

– Крепко.

– Это хорошо. Ладно, отдыхайте, – он взял чашку и насыпал две ложки кофе.

Я поспешно сказала:

– Доктор, я на лечебную физкультуру хочу и на занятие в психотерапевтической группе.

– Так рано еще. Врач ЛФК в отпуске.

– Но она же выйдет из отпуска?

Виталий Станиславович усмехнулся.

– Хорошо, тогда я вас и запишу.

– А группы?

– Напомните в понедельник. А пока отдыхайте. Высыпайтесь.

Он улыбнулся и включил чайник.

На отделении было время обеда. Мы съели вкусные кислые щи и разошлись по палатам. Убрались в палате и легли спать. Тихий час в нашей клинике может превратиться в два. Поэтому, когда я проснулась, настало время ужина.

В палате я и новенькая – Лана. Она постоянно плачет. Мне очень захотелось ей помочь.

Я спросила, есть ли у нее тарелка, вилка, ложка, бумага? (это стандартные вопросы для вновь поступивших). Она сказала, что тарелку не взяла, и я ей объяснила, что ничего страшного, потому что тут обязательно дадут. Она продолжала плакать. Я спросила, что у нее стряслось? Оказалось, погиб сын. Разбился на мотоцикле, и она до сих пор о нем горюет. Она уже седая, лицо покрыто рытвинами, вокруг глаз борозды морщин. Не дай Бог никому такое пережить.

Я спросила, есть ли у нее еще дети. Она кивнула и тихо сказала, что есть дочка. Я, наверное, как все, сказала:

– Ну, слава Богу.

И осеклась. Разве может один ребенок заменить другого? Очевидно, нет. Может ли он немного успокоить того, кто спрашивает? Очевидно, да. Типа «ну хоть кто-то остался».

Мы помолчали и отправились ужинать.

В пятницу у нас скучно. Заняться нечем. Только сон.

В 9 мне вкололи 2 кубика феназепама для сладкого сна. И сказали, что завтра уже уколов не будет. А жаль. После них засыпаешь, как младенец. И спишь глубоким- глубоким сном. Чувствую, что даже за эти три дня я стала спокойнее. Дружелюбнее. Но меня выводят из себя звонки с работы. Не понимаю, как можно звонить по шестнадцать раз человеку, который лежит в больнице?