Надя Де Анджелис - Чувство капучино Страница 5

– И маленькая деревенская церковь, – увлекается Саша, но, взглянув на проколотый Коленов нос, которым она уже начала похрюкивать, осекается. И сразу переводит разговор на другую тему: – Ну как так можно, слушай! Что твой муж рассказывал детям!.. Я им Гарри Поттера запрещаю, под страхом ремня, а он им как ни в чем не бывало какие-то байки про ведьм впаривает.

– Это не байки, Саша, – говорю я внушительно, – это инквизиция. Почитай историю.

Мы перемещаемся в кафе. Но недоумение с лиц не исчезает. Нет, замуж – это хорошо. Замуж за итальянца – замечательно. Но какой-то он… Какие-то мы странные, это читается на лицах. Я Бруно выше. Бруно меня старше. Они ожидали какого-нибудь принца!

– Он хоть богатый?.. – шепчет Оксана.

Я только вздыхаю.

Назвавшись груздем, по волосам не плачут.

Что каждый культурный человек должен знать об Италии

Итальянцы изобрели пишущую машинку, барометр, бухгалтерское дело, очки, батарейку, нитроглицерин, курсив, гидромассажную ванну и липосакцию.

Среднестатистическому итальянцу 41 год. Он выпивает 115 граммов вина в день, или 42 литра в год. Таким образом, Италия занимает шестое место в мире по употреблению вина на душу населения. На первом месте Ватикан, среднестатистический житель которого выпивает 190 граммов вина в день, или 70 литров в год.

В Италии существует не менее четырех видов вилок и розеток.

Разводы в Италии были запрещены до 1974 года, аборты – до 1978 года.

Итальянцы подарили названия:

– фаллопиевым трубам (Габриеле Фаллопио)

– электрическому потенциалу (Алессандро Вольта)

– Америке (Америго Веспуччи)

– Колумбии (Христофор Колумб)

Самая распространенная итальянская фамилия – Росси, что переводится как «красные». Вторая по популярности фамилия – Руссо, что значит «русский». Вполне логично, что третья популярная итальянская фамилия – Феррари, что переводится как «красная гоночная машина, на которой так любят ездить русские».

Глава вторая

Январь. Бескультурная пропасть

Он никогда не мазался зубной пастой в пионерском лагере. Не давился в школьной столовой творожной запеканкой. Не пил портвейн «Агдам» из горлышка, раскачиваясь на детских качельках. Он даже не знает, почему попугаев – тридцать восемь… И уж совсем странно, что сказок Джанни Родари мой муж тоже не читал. Когда я ему рассказала, что в Интернете русские невесты называют своих итальянских женихов «мой Чиполлино», он совершенно не понял почему.

Чем меньше остается дней до отъезда в Италию, тем сильнее я паникую. О чем мы с Бруно будем разговаривать?! Друзья и родственники считают, что я маюсь дурью: по их мнению, мне сейчас надо беспокоиться не о том, как познакомить мужа с Чебурашкой, – у меня есть проблемы и посерьезнее. Ну например: почему мы едем жить в Триальду? Почему не в Лондон, не в Рим, не в Милан – там, по крайней мере, есть хоть маленький, но шанс найти работу. А чем я буду заниматься в деревне?

Как будто бы я – механический заяц, который существует только для того, чтобы постоянно колотить в барабан! Ну уж нет. Пока что меня совершенно не тянет обратно в офис, к цифрам, на каблуки.

К тому же одно занятие у меня уже есть: выучить итальянский. Если с Бруно мы прекрасно можем общаться и по-английски, то вот, например, со свекровью – нет. Пока Бруно был в Москве, он переводил наши телефонные переговоры, которые, правда, все равно оставляли чувство недоумения. Ее почему-то очень интересовала только еда: что мы едим, что я готовлю на ужин, завтракаем ли мы дома или ходим в бар… Представляю, как удивились бы пьянчуги, тусующиеся вокруг нашего районного бара, если бы мы с Бруно заявились туда утром и потребовали завтрак! А то вдруг однажды свекровь говорит: как хорошо, Надя, что ты русская, а не негра! Оказалось, чтобы морально подготовить маму к тому, что он женится на иностранке, а не на хорошей итальянской девушке, Бруно сначала намекнул ей, что я из Африки. Так что когда она узнала, что я всего лишь из России, то даже обрадовалась.

Свекровь попросила называть ее мамой. Я подумала и решила, что моей покойной маме это вовсе не было бы неприятно. Тем более что в итальянском слове два «м» – мамма. На самом деле ее зовут Сантина Крочифисса Аннунциата, и все три имени ей совершенно не нравятся – слишком религиозные. Сантина – «маленькая святая», Крочифисса – «распятая на кресте», Аннунциата – «благовестная». Так что пусть уж будет мамма. После того как Бруно уехал, она продолжает мне звонить, а я в ответ – бон джорно, мамма, нон каписко, арриведерчи. То есть ни бе ни ме.

Учебника у меня пока нет, но есть словарь, и я развлекаюсь тем, что выискиваю там слова, похожие на русские. Вот, например, «эротика» так и будет – эротика. «Пицца» – пицца. «Водка» – водка. «Каналья» – каналья. Эх, если бы со всеми словами так…

Еще я запоем читаю книги про итальянскую дольчевиту: «Под сенью венецианских олив», «Любовь и романтика в Базиликате», «Полгода в солнечной Болонье». Все они повествуют примерно об одном и том же: героиня оставляет свою хорошо налаженную и вполне успешную жизнь в какой-нибудь дождливой стране и перебирается в Италию, где ее ждет солнце, вино и жгучие брюнеты, оставляющие на розовом северном сердце незаживающие ожоги. О, прекрасные фантазии! (Разумеется, я не собираюсь делиться ими с мужем.)

Но, как только я выныриваю из них в реальность, мне сразу становится страшно. Я почти ничего не знаю об Италии. Из школьной истории в голове у меня осталась каша: битвы гладиаторов, восстания рабов, «И ты, Брут», Антоний и Клеопатра – и все эти голливудские страсти происходили, когда на свете не было ни Голливуда, ни России. Дальше следует многовековой провал в памяти, и вместо древних римлян в тогах итальянский «сапог» оказывается населен сладкоголосыми певцами, которых показывали по советскому телевидению в новогоднюю ночь. К некоторым песням остряки даже придумывали шуточные русские переводы («Пересчитай – тебя обманули на сорок копеек – пересчитай…» – на мотив «Felicita»). В середине девяностых я наконец-таки съездила в турпоездку по главным музейным точкам – Рим, Милан, Венеция, Флоренция – и была страшно разочарована. В каждом сувенирном магазине, в каждом ресторане меня настойчиво пытались обсчитать. Я знала, что надо бы уйти в сторону от туристических мест и найти таверну, где ужинают сами итальянцы, но на практике это оказалось сложной задачей: ноги сами меня несли от одной достопримечательности к другой. И вот теперь я собираюсь поселиться на этих благородных древних развалинах, загаженных кошками и нечистоплотными деятелями, пытающимися нажиться на иностранцах. Зачем?!

Хуже всего, что Бруно боится переезда ничуть не меньше, чем я, – ведь последние 20 лет он жил в Англии.

– Я забыл, какая в Италии страшная бюрократия! – твердит он мне по телефону. С его точки зрения, бюрократические кошмары уже начались: ведь посольство у нас отобрало свидетельство о браке – якобы для того, чтобы переправить в Италию дипломатической почтой, но Бруно совершенно уверен, что оно просто-напросто потеряется по дороге, а без него мне не выдадут вид на жительство.

Последние дни перед отлетом я провожу в нервном клинче. Дома остались только книги – их столько, что пока что я решила их в Триальду не отправлять. Мало ли, как там дело повернется. Вещей практически нет – все, что может понадобиться в деревне, упаковано в чемодан, а остальное разбрелось по друзьям. Сильнее всего я страдаю без перекочевавшего к Колену увлажнителя воздуха. Я всегда считала, что он – мой самый главный косметический прибор, но Бруно чуть ли не на коленях умолял меня не брать его в Триальду: дескать, там воздух настолько влажный, что в доме круглосуточно работает осушитель воздуха, а лучше бы работало четыре – на каждом этаже.

Я улетаю холодным утром. Ближайший к Триальде аэропорт – не итальянский, а французский, Ницца. Вопреки моим опасениям, в самолете нет никаких гламурных кис, обычные хмурые невыспавшиеся лица.

К третьему часу полета облака рассеиваются. Под нами – горы, но не каменно-снежные, а зелено-пушистые. Кажется, на одной из таких гор мне и предстоит поселиться. Сразу за ними начинается море, синее-синее, в мелких барашках.

Мой улыбающийся муж, кажется, и вправду рад, что я приехала. И что тут за чудесная погода! Тепло, как ранней осенью, и солнце сияет на всю катушку. Двадцать градусов, и это в январе!

– Зря я вообще взяла эти теплые тряпки, – сокрушаюсь я, – надо было в Москве провожающим оставить.

– Что ты, – пугается Бруно, – тебе это все очень даже пригодится, мы ведь живем в горах! Ехать еще полтора часа, не меньше.

Я ему не верю: ну как погода может измениться за полтора часа? Это как от Речного вокзала до центра доехать, да и то не в самый пробочный день.