Альфрид Изатулин - Врач атомных войск. В Министерстве среднего машиностроения (атомная промышленность) была своя медицина, в т. ч. военная Страница 5

– Ну что, лес нужен?

– Ну!

– Как будем договариваться?

– Сколько просишь?

– Значит, так. Увозишь на телеге, сколько сможешь. Одна телега 5 рублей.

Лес-то был дармовой, а лишние деньги в студенческой кассе не помешают.

– Пойдет.

Бизнес развивался активно. Потом мужики менялись, цена оставалась прежней. Командир отряда был очень доволен, правда, что-то там вякнул комиссар насчет торгашества, но командир его быстро придушил. Пару раз мужики привозили самогонку. Очень крепкая она была. После работы как-то Амир с Шурой приняли на грудь по стаканчику (на самом-то деле, прямо из огромного чайника) и с непривычки сомлели. Дядя Саша довез их до села, там сняли с кузова ребята. Смеху было. Зато потом стали осторожнее.

Амир, свинка, горшки и медсестры

Пятый курс на лечебном факультете посвящается изучению госпитальных дисциплин. На простом языке это означает изучение течения заболеваний у конкретного человека, с его особенностями.

Геннадий Иванович, ассистент кафедры госпитальной хирургии, – рост метр девяносто, кулаки с детскую голову.

Однажды с самого утра Амир ощущал какой-то дискомфорт, его познабливало, плохо гнулась шея.

Преподаватель обратил на Амира свое врачебное внимание:

– Тарский, неважно выглядишь, болен?

– Что-то знобит меня, и шея не гнется!

– Шея, говоришь? А ну, посмотрим твою шею, – своими пальцами, величиной с сардельку, он пропальпировал шею студента и гулко захохотал:

– Да у тебя свинка!

Ржала вся группа. Амир загрустил.

– И что же теперь мне делать?

– Лечись водкой.

– Как водкой, пить?

– Можно и пить. Но, главное, компресс на околоушную железу поставь.

– А если без шуток? Что делать-то?

– К инфекционисту!

В троллейбусе народу было мало. С удобством устроился на сидении у переднего выхода: он любил наблюдать за водителем и дорогой. В этот раз его ничто не радовало.

Врач здравпункта общежития с диагнозом согласилась и выписала направление в стационар инфекционного отделения.

В приемном отделении медсестра с сомнением оглядела Тарского и засмеялась.

– Что смешного? Заболел человек, его направили на лечение. Кстати, я студент медик. Пятый курс!

– Хи-хи!

– Опять хи-хи! В чем дело? Лечить меня будут?

– Будут, будут! Но у нас ведь детское инфекционное отделение.

– Я знаю. Ну и что? Я тоже чей-то ребенок.

– У нас таких пижам нет, больших.

– Обойдусь.

Поместили в большую палату на восемь коек. Рядом детки от четырех до десяти лет: плачут, визжат, прыгают, бегают. Амир в кровати не поместился, ноги ниже колен высовывались за спинку. Лег, под ноги подставил табуретку, которую тут же стащили для игр. Поспать так и не удалось.

Всю ночь потом укрывал детишек (прохладно, осень, отопления еще не было), садил их на горшок, выносил горшки, давал пить и т. д. Пил чай с двумя молоденькими постовыми сестрами.

Утром – обход заведующего кафедрой детских инфекций в сопровождении группы с педиатрического факультета. Это значит – одни девушки. Все они Амира знают. Пошли улыбочки, подмигивания, сочувствия. Профессор подвела их к койке нашего пятикурсника:

– Здесь случай детской инфекции у взрослого человека. Особенности течения болезни мы обсудим позже. Нам известно, что это наш студент. Как себя чувствуете?

– Нормально. Кровать вот маленькая, и не выспался немного.

– Да, кроватей других у нас нет. Поставьте ему кушетку. А спал плохо от чего?

Завотделением:

– Сестры сказали, что он ухаживал в палате за детьми.

Кончилось тем, что Амира отпустили для продолжения лечения амбулаторно, в здравпункте общежития, взяв подписку о невыходе из комнаты в течение четырех суток.

Год 1971

По лицу ползла муха и щекотала нос. От мухи почему-то исходило приятное, лучистое тепло. Амир чихнул и проснулся. Лучи утреннего солнца высветили синие смеющиеся девичьи глаза, от близкого расстояния кажущиеся огромными… Впрочем, они такими и были. Девушка кончиком своей русой косы щекотала Амиру нос. Он проснулся окончательно. Повернулся к лежащей рядом совершенно голой юной девушке, крепко обнял горячее тело…

– Нет, нет, нет, и не думай! Ты же сам ночью говорил, что тебе рано утром на пароход надо успеть!

– Едрён корень! А который час? – Амир схватил свои наручные часы, валявшиеся на полу у койки. Пять минут седьмого! А теплоход «Ракета» отваливает в семь ровно!

– Рота, подъем! – заорал он, вскочил на ноги прямо на койке, сорвал простыню с девушки и… залюбовался совершенными линиями ее тела.

Накануне они с друзьями отмечали возвращение из студенческого стройотряда в ресторане «Маяк». За соседним столиком то же самое событие отмечали студенты физкультурного института. Среди них он и увидел совершенно неотразимую, с волосами цвета спелой ржи, девушку в униформе ССО5. Свои люди…

В конечном итоге Амир с рыжеволосой убежал, уехал на троллейбусе. Двери захлопнулись перед носом у физкультурников, которых искусственно задерживал друг Коля. Таня (так ее звали) весело хохотала, обняв Амира за шею. Она оказалась студенткой четвертого курса медучилища, у физкультурников же была врачом отряда. Прибыли к общежитию. Перед общежитием в палисадниках частных домов всегда росли огромные пионы. Поставив Таню стоять на стреме, Амир перебрался через заборчик и сорвал несколько цветков. Один цветок вахтерше: пропустила без придирок, только покачала головой.

Пионы алыеЛистья роняют,Словно любовница платья… (хокку)

Пионы поставили в тазик с водой, прямо на столе. Цветы сразу наполнили комнату своим благоуханием (аромат пиона – одно из самых главных его достоинств, оцененное еще древними. В Китае, где пион входит в число самых почитаемых растений, о нем говорят: «сто роз в одном цветке», имея в виду и внешний вид – крупный многолепестковый цветок, сложенный у многих сортов наподобие розы, – и аромат, часто напоминающий старинные сорта роз. Эти качества сделали пион в Китае «королем цветов»). Униформы обоих студиозов уже валялись в разных местах комнаты. Амир приник к Тане…

И вот уже утро… Смутившись его взгляда, Таня ловко пнула парня пяткой в живот. Амир свалился на пол, тут же вскочил и оделся. Однако его подруга одеваться не спешила, прошла к окну и потянулась. В лучах утреннего солнца ее кожа с рыжим пушком казалось прозрачной… Озноб прошел по щекам парня, застучало в ушах. Он непроизвольно потянулся к ней, но она резво отскочила:

– Па-ро-ход!! Опоздаешь!

Быстренько умылись в тазике с пионами и выскочили на улицу. Подвез ранний рыбак на «Москвиче-412» за три рубля. У трапа Амир припал к сладким губам и взбежал на теплоход. Договорились встретиться после его возвращения из родительского дома, через две-три недели. Но так больше никогда и не встретились… Таня, Таня…

Дизели «Ракеты» заурчали, причал отплыл. Теплоход встал на крылья и понесся в прозрачном утреннем воздухе на север, к отчему дому. Вскоре открылся мини-буфет. Амир подошел к стойке. В кармане лежали две пачки трехрублевок, его летний заработок. Из зеркала над стойкой на Амира смотрел дочерна загорелый брюнет со сверкающими белками глаз, в зеленой униформе. Радость мелкими пузырьками распирала его изнутри, как воздушный шар. Взял коржик и бутылку портвейна. Соседка по креслу, молодая и симпатичная женщина, дала ему граненый стакан и очищенное вареное яйцо. Амир залпом махнул стакан вина, целиком засунул в рот яйцо, прожевал, предложил вино симпатичной соседке, она пригубила, а Амир тут же уснул.

Проснулся через три часа, его голова лежала на плече симпатичной соседки, которая что-то читала. Она улыбнулась ему…

Уже неделю Амирхан наслаждался отчим домом, мамиными оладушками (коймак, по-татарски), отсыпался. Голова была абсолютно пустой… В субботу топили баню, Амир возил флягами на тележке воду из Иртыша.

Как-то, поднимаясь с ведрами, полными речной воды, он оторвал глаза от довольно крутого песчаного спуска к воде и лицо его залилось жаром… Навстречу, с коромыслом на плече, спускалась, ладно ступая босыми ногами, смущенно и радостно улыбаясь, слегка морща чистый, невысокий лоб с соболиными черными бровями, очень стройная девушка в ситцевом платье. Ее длинная коса была перекинута вперед и слегка подрагивала на девичьей груди от негромкого ее смеха.

– Пропусти меня! – ее грудной голос звучал для Амира сладкой музыкой.

– Проходи, никто тебя не задерживает!

Сердце стучало, как паровой молот. Залил воду во флягу. Она уже поднималась на верх яра. Остановилась, часто дыша, на ее щеках цвел румянец. Дала Амиру напиться из своего ведра, что было добрым знаком. Они не произнесли ни слова… Сердца сказали за них…

А вечером Амир ждал ее на памятной скамеечке на высоком берегу Иртыша. По-прежнему пахло полынью. Сероглазой не было. Ничего, он подождет. Откинулся к спинке скамейки, закрыл глаза… Как это начиналось?