Альфрид Изатулин - Врач атомных войск. В Министерстве среднего машиностроения (атомная промышленность) была своя медицина, в т. ч. военная Страница 6

А вечером Амир ждал ее на памятной скамеечке на высоком берегу Иртыша. По-прежнему пахло полынью. Сероглазой не было. Ничего, он подождет. Откинулся к спинке скамейки, закрыл глаза… Как это начиналось?

Когда ему исполнилось 15 лет, в пустом классе ремонтируемой школы увидел вдруг, как будто кто-то широко раскрыл ему глаза, белокожую и чернобровую девочку с длинной черной косой, серыми глазами, стройными ножками – свою одноклассницу. Девочка эта была молчаливой, но не угрюмой, смеялась она тихо, а чаще улыбалась.

Амир влюбился в сероглазую девочку. В первый раз.

А мальчиком он был застенчивым, неловким, нерешительным, слишком эмоциональным. Чудак он был.

Поэтому случилось такое: через пару лет они сидели на скамеечке, на высоком яру Иртыша, в душную звездную летнюю ночь. Запах полыни… Какая-то большая рыба звучно плеснула хвостом по воде, звезды казались близкими, а на сердце было так сладко, так тревожно от присутствия любимой девушки…

Отмахиваясь от комаров и глядя в сторону, его девочка вдруг произнесла горькие, как росшая около скамеечки полынь, слова:

– Я думаю, что нам надо завязать наши отношения!

…Амир прилег на скамейку, комары радостно зазвенели возле лица. Сорвал веточку полыни, чтобы отмахнуться от кровососов. Ну где же эта девчонка?

Помнит ли она малину? Это было четыре года тому назад: в лесочке, примерно на полпути от села Екатерининское к их селу, Амир и она жарким солнечным летним днем собирали малину

Он только что поступил в медицинский институт и приехал после зачисления домой. А она поступила в медицинское училище. Им было по 17.

Тайно от родителей, рано утром, пошли по ягоды. О чем договорились ночью, вернее, под утро, накануне. С трудом ее уговорил, вздохнув, она согласилась.

Сколько раз тянулись одновременно за одной ягодой, и руки сталкивались, и замирало его сердце. И отталкивала она его руку:

– Не мешай собирать малину!

На опушке леса у дороги, под боярышником, отдыхали перед тем, как идти с собранной ягодой домой. Было жарко.

На голове у нее был белый платок, повязанный плотно, до самых глаз (от комаров), как это делают наши сибирячки. Свои бидоны с ягодой поставили в тень березы, накрыв лопухами. Он попытался сесть рядышком, она его несильно оттолкнула. Ну что же, полежим чуть в сторонке.

Его сероглазая подруга развязала платок и распустила волосы, а коса у нее до пояса. Она тряхнула головой, коса рассыпалась, затем достала большой темно-коричневый гребень, иным с такой косой не справиться. Стала расчесывать волосы.

Прикрыв глаза, сквозь ресницы, Амир любовался милым зрелищем.

(Вспомнив все это теперь, Амир закусил нижнюю губу и простонал. Теперь только до него дошло, что тогда перед ним была сама любовь в образе сероглазой татарской девушки.)

Амир тихонько прижался щекой к ее бедру и замер…

Она молчала и расчесывала свои волосы. Потрескивал гребень, прижмурившись, он видел солнце в потоке волос, кончик ее брови, часть уха и шаловливый завиток перед ухом. Осмелев окончательно, тронул этот завиток тихонечко указательным пальцем и чуть-чуть накрутил на палец. Она прижала его ладонь к своей горячей щеке. Ее расплетенная коса упала на лицо Амира, прохладная коса из татарских черных волос. Ослепленный, нашел ее ладонь и поцеловал. Девичья ладонь пахла малиной… Ее глаза приблизились, затуманились, губы приоткрылись… они пахнут тоже малиной и почему-то молоком. Амир ее обнял, она тесно прижалась всем телом, щекоча жарким дыханием ухо и прошептав невнятно «не надо»…

Кто-то несильно хлопнул его по щеке ладонью, Амир вздрогнул и открыл глаза. Девушка стояла рядом, немного подбоченившись и ласково теребила его волосы, ее губы и глаза смеялись, ее лицо сияло в вечерних сумерках. Амир приобнял ее тонкую талию и привлек к себе, она послушно прижалась. Он нашел ее косу, зарылся в ней горящим своим лицом, затем повернул ее ждущее лицо к себе, и они замерли в сладком поцелуе…

Нравы в татарской деревне строгие. Ушли вдоль берега через кладбище на давно облюбованную крохотную полянку среди сосен на высоком яру.

Она уехала к месту распределения, опоздав на неделю. Всю эту неделю Амир не смыкал глаз. Засыпал за столом, за мамиными оладушками.

В течение 6-го и 7-го года обучения те, кто, избрал специальность хирурга, в основном изучают хирургию.

Научили оперировать – выполнять аппендэктомию, ушивать прободную язву желудка, резецировать кишку, выполнять ампутации, хирургические обработки ран, флебэктомию и другие относительно несложные операции.

И вот – наконец! Получен диплом врача, свидетельство хирурга. На работу!

Этюд второй

ЦРБ6

Первую свою больницу Амир нашел с трудом.

Дело было так. При распределении на работу он выбрал ближайший к областному городу районный центр, так как его юная жена должна была учиться еще 2 года.

Да, жена. Женился он на шестом курсе. К середине пятого курса студент медицинского института становится, как бы сказать правильнее, – студентом заслуженным. Ведь во всех других институтах учатся всего пять, реже четыре года. А в медицинском – целых шесть, еще и год интернатуры.

В середине пятого курса студент медицинского института знает, что ему еще предстоит грызть камень науки полтора года. И особого энтузиазма это ему не прибавляет.

Вот в таком-то настроении шел Амир как-то по коридору родного общежития. По направлению к лестничной площадке. Общага состояла из двух кирпичных пятиэтажек, состыкованных углами. Когда идешь по коридору от его комнаты к лестничной площадке, то направо будет дверь на лестницу, налево проход в холл, соединяющий с другим корпусом. А прямо будет окно на всю высоту стены, окно, отгороженное решеткой, висящей на крючках на уровне пупка (примерно один метр от пола, значит). Кстати, с этим окном связано одно волнующее событие в его жизни.

История была такая: в ту новогоднюю ночь общага гуляла. Все, кто мог, уехали по домам. А оставшиеся студиозы праздновали по комнатам и интересам.

После встречи Нового года Амир решил прогуляться по общаге (была у него в молодости такая привычка, бродить после выпитого). Идет по коридору, засыпанному разбитыми бутылками, к лестничной площадке. А там какому-то шутнику стало, видимо, жарко, и он снял решетку с окна и переставил к двери на лестничную клетку. А окно распахнул настежь. Недолго думая, Амир шагнул в открытое окно, имея в виду, что идет на лестничную площадку (а этаж-то четвертый!). И, как говорится, морозный ветер в лицо. Спасло то, что в стыке зданий кружением ветра намело громадный сугроб. И ловко так он «присугробился», частично на пятую точку, частично на спину. Был в белой капроновой рубашке в честь праздника (не намокает). Снег набился под рубашку, под брюки. Вывернувшись из снега, вытряхнув из всех полостей снег, обошел общежитие и вошел в вестибюль. Возле столика вахтера наблюдался нездоровый ажиотаж. Кто-то звонил в «скорую», кто-то кричал:

– Человек выпал с четвертого этажа!

– А кто выпал? – вклинился и Амир в суматоху. Изумленная однокурсница, увидев его, округлила глаза, раскрыла рот и замерла, указывая пальцем на ожившего. Затем шок прошел, его стали обнимать, целовать, потащили на четвертый этаж для лечения стресса…

Так вот, идет по оному же коридору в апреле того же, так удачно встреченного года. Солнце светит через памятное окно в лицо. И в солнечном ореоле перед ним возникает бегущая навстречу девушка. Ее волосы просвечивают в солнечных лучах рыжим цветом. На ней коротенький фиолетовый, с сиреневыми цветочками, халатик. Пронеслась, и исчезла в одной из комнат.

А Амир, естественно, так и остался истуканом стоять в коридоре. Ему показалось, что его обдало легким ветерком от взмаха крыла кудрявого мальчишки с луком и стрелами, пролетевшего у потолка и пустившего в него свою коварную стрелу, и вообще, температура тела повысилась.

Был такой праздник тогда: день рождения Ильича. И в честь этого события весь СССР дружно и добровольно (разумеется) выходил на коммунистический субботник.

Пятый курс лечфака в тот раз занимался уборкой на военной кафедре, мальчики – на улице, девочки – в недрах кафедры. Амир с другом К. сбегали между делом в магазин, за студенческим вином типа «Портвейн 777». Убрали мусор со снегом, выпили. Поехали в общагу на троллейбусе. Ехать примерно 45—50 минут. Видимо, лицо его имело довольно глупое выражение, и Коля несколько раз спросил:

– Амир, ты заболел, что ли? (Конечно, друг, заболел, еще как заболел, хуже чумы эта хвороба, и нет от нее спасения!!!)

По субботам в общаге работал душ, бывали танцы в холле первого этажа. Приехали, слетали на четвертый этаж, и в душ. А душ-то закрыт, в честь субботника, видимо. Ну, для студента в законе это не проблема. Устроили небольшой скандал, и ключ от душа им выдали.