Ника Январёва - Слепая любовь. Лирическая повесть Страница 5

И тогда Юра вскочил, и упругий девичий стан впервые взволновал его, так ощутимо, так одуряюще легко давшись в руки.

– Олечка, – шептал Юра в мягкие душистые волосы, зарываясь в них малиновым лицом, – Олечка, какая же ты… Она была полненькая, горячая… Вот так, сразу Юре было нелегко совместить в сознании тот давно знакомый и дорогой образ подруги, что жил в душе, с этим вот, новым, осязаемым, из плоти и крови, который пробудил вдруг что-то прежде заповедное в сердце… во всём теле… Это пьянило и звенело, и звало в запредельную высь. И если бы в эту минуту пришлось выбирать: немедленно оторваться – и жить, или минута ещё в объятьях – и умереть, Юрий предпочёл бы второе. Не размышляя.

Сквозь сомкнутые ресницы Ольга видела парня на турнике, но сильные руки в этот раз бережно сжимали её, и неровные бугры мощных мышц покатывались так волнующе рядом.

А Юра тонул в её лебяжьей нежности… «Неужели это со мной? Неужели может быть так блаженно-хорошо?..»

Он ласкал её самозабвенно, как только мог. А она скользила пальцами и сжимала в руке то… что случайно оказалось под рукой. Истома растекалась по телу… А по руке тоже вдруг что-то потекло… Юрий странно замер.

Оля нащупала какой-то лоскуток и, распахнув глаза, с омерзением стала вытирать испачканную руку.

И сразу – всё кончилось!

Юра торопливо одевался, закусив губы. Нашёл на пианино очки. Его зримо передёрнуло, когда Оля вдруг, ударяя по клавишам незакрытого инструмента, резко отчеканила: «Чи-жик-пы-жик-где-ты-был…» Сел, сутуло вобрав голову в плечи, раздавленный и жалкий.

«Нет! Нет! Нет!» – панически звучало у Ольги в мозгу и, точно покидая место преступления, она опрометью выскочила на крыльцо, трусливо озираясь по сторонам.

Юрий ничего не объяснял вернувшейся тёте Зине, продолжая сидеть в горестно-неподвижной позе. Она сама увидела странные пятна на диване, скомканный носовой платок на полу, чуть не поднявшиеся до уровня остальных полузапавшие четыре чёрные клавиши…

Оля бежала, не разбирая дороги. В ней клокотало отчаяние – пополам со стыдом, жалостью, отвращением, обидой…

Не помня, как – очутилась в глухом уголочке парка. Забилась в самую чащу, сквозь жёсткие, стегающие по лицу ветки, через цепляющую за ноги сухую прошлогоднюю траву. И только здесь, вдали от всех, разрыдалась злыми слезами.

Всё вышло не так, и оказалось с изнанки гадким и грязным. И этот слепенький Юрик – он в самом деле инвалид, он совсем ничего не умеет и не знает, как надо. Не знает точно и она, но чувствует, что «э т о» должно быть приятно и возвышенно, что сердце должно наполниться неземной радостью. Нет, Юрик, всё не то и не так! И она виновата сама, что позволила этому случиться…

Глава 5

Выпускные экзамены сдавала на «тройки», хотя все свободные дни, ставшие такими нестерпимо длинными и пустыми, просиживала над учебниками. Дома её никто ни о чём не спрашивал. Только мама молчала как-то понимающе грустно.

Зато, находясь вдвоём, родители то и дело говорили об Ольге.

– Светлана, тебя не поймёшь: то переживала, что Оля слишком уж увлечена этим мальчиком, как бы не вышло чего. Теперь вот – всё время дома, на глазах – опять ты чем-то недовольна.

– На глазах! – передразнила жена. И укорила: – На глазах, а не видишь ничего! На ней ведь лица нет, как в воду опущенная.

– Ну, поссорились, значит. Или беседы твои на пользу пошли, – не совсем уверенно предположил Олег. Добавил твёрдо: – Во всяком случае, не вижу повода делать из этого трагедию.

– Ты, милый, так спокоен, даже не верится, что речь идёт о твоей дочери, – нервно бросила Светлана.

– А зато ты!..

– Это же мой ребёнок, моя кровиночка, и ей плохо!

– Светлана, протри глаза, ребёнку уже семнадцать лет. Свои семнадцать вспомни!

Олег, сам того не желая, подлил масла в огонь.

– Потому и беспокоюсь, что помню слишком хорошо! Но меня хоть опекать некому было…

– Вот-вот! А тут куча любящих родственников, сплошное баловство. Надо же и самой учиться жить… И потом, вспомни историю с Егором два года назад. Сама же выводы сделала, без всяких нравоучений.

– Ох, и не напоминай лучше! – отмахнулась Светлана. – Это я бдительность потеряла, купилась на вежливость симпатичного мальчика, разрешила… А если бы её тогда?..

– Да перестань же, не выдумывай!

Олег и сам уж был не рад, что напомнил. Тем более, что переволновался тогда за дочь не меньше жены. И сейчас не был так спокоен, как казалось. И Светланины терзания ему были в тягость. Нашёл, наконец, чем отвлечь дорогую от неприятного разговора.

– Света, ты ж ещё Маришкин дневник не видела!

Любому родителю приятно смотреть на почти сплошные пятёрки. Светлана улыбается.

– Значит, начальную школу закончили неплохо. И когда только эта сорви-голова уроки успевает учить?

– У неё просто память феноменальная. Вся в меня! – шутливо приосанился Олег. И неожиданно обнял жену, ласково заглянул в глаза.

– Я даже помню, какой сегодня день, – со значением проговорил он.

– Неужели сегодня?.. Да, правда… Подумать только, восемнадцать лет…

– На этой вот самой кровати.

– «На этой, на этой», – передразнила Светлана, – опять ты меня от разговора уводишь. С Олей-то что делать?

И от её нахмуренности у Олега снова падает настроение.

– Знаешь, что, – говорит он после минутного раздумья, – давай пока не будем её трогать, пусть уж экзамены как-нибудь сдаст, а там…

– Конечно, это проще всего – пустить на самотёк, авось обойдётся, – хмурится Светлана.

– Ну солнышко, – примирительно шепчет Олег… и вдруг кусает жену за мочку уха – шаля, как не умел в молодости.

Светлана возмущается и неуместностью шутки, и легкомыслием мужа – солидного дядьки с коренастой фигурой и загрубевшим лицом. Но она не успевает выразить свои эмоции – Олег хватает её в охапку и дурашливо кидает на кровать, «кровожадно» рыча и урча. Никогда не умевшая визжать Светлана издаёт высокий пронзительный звук. В дверь врываются перепуганные – или больше удивлённые? – Маришка и Серёга. Проголодавшиеся, они забежали домой, на минутку оторвавшись от летних забав и друзей.

Олег подаёт руку неловко оправляющей халат и волосы жене, невозмутимо объясняя некстати возникнувшим деткам:

– Так, пошутили с мамой немного, – и тут же переходит в атаку: – Марш в ванную мыть руки – и за стол!

А Светлане – шёпотом:

– Эх, жаль, такой кайф сломали!.. А впрочем, сейчас они быстренько поедят…

– Да Бог с тобой, Олежка, Оля ведь с консультации вернётся вот-вот.

Но в глазах Светланы – такой огонёк… «Да подождут они там ещё минутку!» – решает Олег и широкой спиной наваливается на дверь… И так сладки губы Светланы – будто и не было этих восемнадцати лет…

…Учителя на экзаменах хмурились и качали головами: сбивчивые ответы Ольги едва тянули на «троячок». Самой же ей было всё равно. Происшедшее между ней и Юрой настолько потрясло, настолько всколыхнуло её душу, что всё остальное стало мелким и незначительным.

Кэтрин, недоумевая, кидала на неё участливые взгляды. Однажды осмелилась спросить:

– Очень плохо?

С Кэтрин за последние годы немного отдалились, ограничив общение школой и семейными праздниками: в жизни одной появился Юрий, в жизни другой – Макс. Тот самый, что когда-то написал на подаренной книге: «Кэтти – лучшая на свете».

Двоюродные сёстры лишь изредка делились девичьими секретами, но по-прежнему могли, в случае необходимости, рассчитывать одна на другую. Может, сейчас был именно такой случай? О Юре Кэтрин, конечно же, знала, но в своё время расспросила Олю только о его музыкальных занятиях, считая нетактичным касаться «всякого другого»…

И вот теперь Оля испытующе посмотрела в чёрные глаза Кэтрин. Спросила с запинкой:

– Скажи, Макс тебе – близкий друг?

– Да, друг.

– Нет, ты не поняла… – Ольга замялась: как бы попонятнее выразиться, но без излишней откровенности?

– Ну… вы с ним целуетесь… и всё остальное?

Кажется, Кэтрин поняла.

– Да, целуемся, – подтвердила не очень охотно.

– И больше ничего?

Похоже, Кэтрин начала уже возмущать неуместная настырность подруги. Но, очевидно, тут же сообразила, что дело не в праздном любопытстве.

– Да. Больше ничего.

Оля опустила голову. Ясно: делиться проблемами с Кэтрин не имеет смысла. Но ведь и не с мамой обсуждать такие вопросы. А разбившееся на две несовместимые части чувство к Юре так тяжело носить в себе…

– Оля, тебе надо поговорить с папой. Ему по «телефону доверия» разные вопросы задают, – неожиданно подсказала Кэтрин.

А ведь верно, Павел – психолог. Но – мыслимое ли дело рассказать ему о таком? Конечно, он свой, и уж наверняка разбирается… А измотанная душа устала ждать хоть какой-то помощи.