Алексей Парло - Револьвер для сержанта Пеппера Страница 5

«Вот курвы!» – грустно сказал Шура и пошёл звонить Тамарке. Как назло, на работе у Тамарки было занято, и ему пришлось долго тыкать рабочим пальцем в нежные японские кнопки, прежде чем недовольный женский голос произнёс

– Чем вы там занимаетесь? – рявкнул Шура богатырским басом.– Невозможно до вас дозвониться!

– А в чём, собственно, дело? – сразу окрысились на другом конце, и Шура ясно увидел наливающиеся желчью глаза и цветущие пятна злобы на стареющей шее.

– Дело ещё не закрыто! И в этом всё дело! – Шура придал своему голосу матёрую многозначительность.

– Какое дело?..

– Дело о хищении социалистической собственности.

– Откуда? – в голосе послышалась растерянность.

– Это вы узнаете, когда вас вызовут. А сейчас мне нужна Катунцева.

– Ой, я сейчас посмотрю…

– А с кем я разговариваю? Как ваша фамилия? – рявкнул Шура ещё более грозно.

– Ой, вот она идёт. Томочка, тебя… Следователь.

Поняв, кто звонит, Тамарка высказалась таким образом, что покраснела даже белая японская телефонная трубка. Ну, да вы сами знаете, что такое сугубо женский коллектив, и какие разговоры там обычно ведутся. Нашёл, с кем шутки шутить! Люди всё-таки с деньгами работают! На предложение Шуры приехать сначала ответила категорическим отказом, но Шура постарался на пальцах объяснить ей (крыша снова слегка отъехала), чем чреват разрыв с гинекологом.

Довод был принят как наиболее убедительный, Тамарка получила подробнейшие разъяснения по поводу адреса, после чего Шура, вернулся в банкетную залу. Там он сразу же споткнулся о зачехлённую ударную установку, которую Миха приобрёл по случаю в каком—то растерзанном Перестройкой Дворце культуры за совершенно смешную цену, и, хохоча и ругаясь, упал прямо на своё место за столом.

Глава 6

THE DEEPER YOU GO THE HIGHER YOU FLY – I

Рассолодевшие от любви друзья с подругами уже открывали очередной сосуд. Таисия жеманно утверждала, что не пьёт ничего, кроме шампанского, а Люся убеждала её, что для беременного женского организма шампанское – просто яд.

– А вот мы сейчас Шуру попросим, он тебя посмотрит на предмет количества недель! – пообещал Таисии Алик.

– Дурень, тебе намекают, что тут счёт на минуты идёт. – объяснил Миха.

– Нет, пусть Шурочка скажет! – заупрямилась Таисия. – Шурочка, ангелочек, беременная я?

– Я лучше водчонки выпью. – буркнул Шура, разливая в рюмки водку.

– За здоровье присутствующих здесь дам! – возгласил Алик.

Шура поднёс рюмку к губам, но неожиданно отставил её в сторону и посмотрел на Таисию ясными трезвыми глазами. Рот его непроизвольно раскрылся и изрыгнул буквально следующее:

– Хорош придуриваться, у тебя матку в прошлом году вырезали, в Тамбовской гинекологии.

Под мужское ржанье хватанул водки, произнёс обычное «Зело борзо!». И только тут понял, что сказал что—то не то. Таисия зарыдала и вылетела из комнаты. Люся крикнула Шуре, что, мол, не хрена лезть в чужую жизнь, и что вообще всё из-за таких вот кобелей, и выбежала вслед за подругой. И только после того, как хлопнула входная дверь, до «Клуба» дошло, что Шура сказал чистейшую правду.

– Ты что, её раньше знал? – спросил Миха.

– Впервые сегодня увидел.

– А откуда же ты знаешь?..

– Да не знаю, сам обалдел… Я и не хотел ничего говорить…

– Может, лишнего хватил? – предположил Алик. – Я где—то читал, один английский матрос, когда в стельку напивался, начинал на ассирийском или на древнеегипетском говорить…

– Может быть. Крыша-то у меня уже отъезжала, но сейчас всё нормально. Кстати, больно было, когда тебе тесть на заднице слово «х…» вырезал? – спросил Шура и тут же испуганно зажал рот ладонью, глядя на Алика.

По Аликову лицу, которое тут же приобрело меловой оттенок, было ясно, что Шура и на этот раз не ошибся.

Внезапно Алик схватил нож и бросился на Шуру.

– Тебя прибить надо! – заорал он. – От тебя же люди с ума сходить начнут, руки на себя накладывать станут! В зародыше, гниду!..

Миха схватил его за локти, но буйные становятся вдесятеро сильнее, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не раздался звонок в дверь. Шура побежал открывать. В дверях стояла Тамарка.

ШУРИНО ВОСПОМИНАНИЕ

Облако – капелька влаги на синем.Наши следы – искривлённый песок.Ты – мой прекрасный, несбыточный сон.Солнце запомнит нас только такими:Облако в небе,Следы на песке,Я – в тебе.

Итак, это была Тамарка, что, впрочем, вполне естественно для нормального развития сюжета. Было бы совершенно бессмысленным банально пришить главного героя в самом начале и вывести из этого заскорузлую мораль о тотальном вреде пьянства. К тому же, cherchez la femme, говорят французы, и они правы, – ну что за роман без прекрасной фемины (те две кошёлки абсолютно не в счёт, хотя бы потому, что кроме автора никто о них вскоре не вспомнит. И это зря, ведь с них, собственно, всё и началось!)

А Тамарка тем временем, поставив ногу на обувную полку и представив на мужской суд точёные ноги, обтянутые, несмотря на мороз, чёрным капроном, расстегивает застёжку на сапоге, не забывая, однако, с тревогой смотреть на мужиков. Алик уже остыл, хотя и посматривает злобно в Шурину сторону. Миха ещё на взводе, и шварцнеггеровские ручищи музыканта—астролога находятся в полной боевой готовности. Шура протрезвел окончательно, и теперь с тревогой обдумывает всю странность и необъяснимость положения, в котором он оказался…

Тамарка нежно провела ладошками по ногам, то ли подтягивая чулки, то ли поглаживая одно из своих природных богатств, затем, глядя в зеркало, тряхнула головой, предоставляя освобождённым от шапки волосам занять естественное положение, и, повернувшись к «Клубу», спросила:

– Ну, зайчики, что тут случилось?

ШУРИНА АССОЦИАЦИЯ ВО ВРЕМЯ РАССКАЗА О ТОМ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ

Женщина встала с постели, а ты всё лежишь.Память уходит, одевшись в шёлк твоих слов.Что—то, быть может, случится с тобою ещё,Но ты не волнуешься – шёлка хватит на всех,Было б кого одевать…

– Однако… – Тамарка обвела задумчивым взглядом всех присутствующих. – И вы уверены, что всё это – по его наитию, то есть он никак не мог получить эту информацию раньше, ну, скажем, в пьяном трёпе?..

– Да ты что?! – воскликнул Алик. – Я разве похож на идиота? Тут и так не знаешь, куда бежать, чтобы от этих шрамов избавиться! А её он, говорит, никогда раньше не видел.

– Именно. – хмуро подтвердил Шура.

– Ну, это, допустим, ещё вопрос… – чисто по-женски опровергла Тамарка.

– Я тебе откровенно заявляю! – пробурчал Шура.

– Так ты что, хочешь сказать, что ты – экстрасенс?

– Никогда им не был и всю жизнь в это не верил.

– Крыша поехала, – подытожил Миха. – У нас здесь по гаражам кадр один бродит. Был совершенно нормальным, а потом начал коробку передач перебирать, и у него вместо четырёх скоростей и одной нейтралки стало вдруг четыре нейтралки и одна скорость. Бился он, бился, ничего не получилось. Ну, он и отъехал. Теперь бродит по гаражам и со злобой поёт: «Й—я з—земля! Й—я свойих прровожжайю питтомццев! Сынноввейй! Доччеррейй!»

И так это знатно у Михи получилось, что все вдруг засмеялись и тут же стали предлагать друг другу выпить.

– Шурочка, котик, долбани чуть-чуть! – пропел Алик грудным контральто, напоминая Шуре историю студенческой поры. Мама, желая хоть как—то оградить сына от тлетворного влияния алкоголя, устроила Шуру медбратом в отделение консервативной гинекологии одной из городских больниц. Шура, волнуясь, трое суток перед первым дежурством не пил даже пива. Пришёл он на работу, благоухая одеколоном «Aramis» и другими здоровыми запахами. Показали ему сестринскую. Постучал туда ангелочек, после некоторого шороха дверь распахнулась, и увидел он сидящих за столом матёрых медичек с раскрасневшимися лицами, а во главе стола – женщину необъятных размеров с кулаками, похожими на пивные кружки и дивным басом.

– Ну? – спросила она.

– Здрасьте… Я у вас работать буду… Вот, в первый раз пришёл… – заробел Шура.

– А—а! – заулыбалась чудо—женщина. – А я – старшая медсестра. Как зовут-то тебя?

– Александр.

– Ну, проходи, проходи, садись.

– Да спасибо, я не голоден.

– Садись-садись.

Шура подчинился.

– Ну, девушки, какой красавец, а? Шурочка, котик, долбани чуть—чуть! – старшая вытащила из—под стола четверть, до половины наполненную прозрачной голубоватой жидкостью.

«Опять!» – тоскливо подумал Шура под одобрительное ржанье гинекологических кобылиц…

С той поры и вплоть до окончания Шурочкой института каждую третью ночь в коридорах отделения консервативной гинекологии можно было видеть унылую фигуру одинокого призрака, приглашающего всех желающих забраться на вертолёты2.