Сергей Ильичев - Заветный Ковчег Страница 5

Чуть позже, когда они уже распрощались, Дмитрий Виленович зашел в Селижаровский краеведческий музей и спросил, что там знают про Марьино и про деревянную часовенку в заброшенной деревне.

– Первый раз про это слышим, – честно признались там.

А потом принесли топографические карты и уже вместе с Ардашевым пытались понять, где же он только что побывал, где стоит та, забытая всеми часовенка, что даже в перечне храмов Тверской епархии не числится.

А вечером Ардашев, уже дома, сел за книги.

«Поля наши лебедой заросли, храбрые наши, страха наполнившиеся, бежали, сестры и матери наши в плен сведены, богатство наше погибло и красота и величие смирися! – вновь перечитывал он романы Дмитрия Балашова. – Можно ли было подумать, что католики Запада окажутся пострашнее монгольской орды, что наложив руки на наши храмы, веру и знание, попытаются обратить просторы русских равнин в захолустье Европы…»

Так, с книгой на руках, и заснул наш ученый и краевед.

А потом… Все словно перед глазами, волна за волной, словно из собственной памяти, выплывали картины страшнейшего разорения и жестокости, творимой на наших землях литовскими воинами.

И полонение женок, и насилие над девицами и жестокая расправа с малыми чадами. Словно в истовом безумии истребляли литовцы все живое, все православное, что встречали на своем пути.

Вот молодая женщина с растрепанными волосами. Она стоит перед его глазами словно живая… И Ардашев вдруг понимает, что она спаслась чудом, очевидно, разминувшись с литовским отрядом, который буквально час назад сжег дотла ее поселение, увел в полон старшую дочь и убил мужа и отца вместе с крошкой сыном.

Груду дымящихся бревен застала она на своем дворе.

Сначала лютый и бессердечный ворог убивал родных и забирал в полон всех, кто был любим и дорог.

А уже потом огонь подобрал все остальное без утечи…

И вот эта же женщина, ищущая совета у слепого старца, жившего в лесах в полном уединении.

– Не всякому дано право карать, – говорит тот, потрясенной горем женщине. – Право суда и самого тяжкого – убийства, кого бы то ни было, дано лишь Богу, и Его называют Судией! Но если не сумеешь смирить свой гнев, снова придешь ко мне, и тогда помолимся вместе…

А потом Ардашев, уже лежа на постели под вечер, вдруг неожиданно почувствовал, как он словно бы приподнимается над кроватью и далее несется куда-то через время.

Литовцы стояли в русском селе уже месяц.

Была зима. Им понравились русские бани. И теперь они часто, распаренные, с удовольствием плюхались в прорубь.

В этот день вместе с передовой частью отряда был сам князь.

Один из литовцев увидел, что у самой реки над баней вьется дым и какая-то молодая женщина в одной рубашке, с распущенными волосами хлопочет у предбанника.

Сообщил об этом князю.

Тот какое-то время внимательно смотрел на женщину, а потом сказал, чтобы собрали все необходимое, что нужно ему для бани.

И вот уже десять человек, не иначе как приближенных, вместе с литовским князем, раздевшись, ввалились в парное отделение, с вожделением оглядывая раскрасневшуюся женщину в облегающей мокрой рубахе, принимая от нее кубки с медовухой.

Но как только довольные литовцы начали париться и хлестать себя вениками, женщина подперла двери и вынесла из сарая заготовленные вязанки с хворостом, а затем обложила ими баню и подожгла.

И вот уже все горит ярким пламенем.

Какое-то время никто из литовцев не обращал внимания на крики, раздававшиеся со стороны реки, знали веселый норов боевых друзей, но когда дым над баней стал черным, то все и увидели, что баня та объята огнем.

А женщина, все в той же рубашке, спокойно стояла на льду рядом с прорубью.

Она не шелохнулась, видя, как к реке сбегаются воины, влагаются стрелы и натягиваются луки, направленные в ее сторону.

И в этот момент, когда литовцы уже протягивали руки, чтобы схватить смелую женщину, она неожиданно для всех спрыгнула в ледяную прорубь…

Воины растерялись, не ведая, что им делать: спасать князя или вытаскивать поджигательницу.

В конце концов потеряли обоих: один сгорел в огне, вторая так и не выплыла на поверхность.

Только на следующий день литовцы поняли, что их перехитрили, когда увидели, что через каждые десять метров по реке были пробиты проруби. А вскоре нашли и место, где смелую женщину, очевидно, ждали лошадь, сухой тулуп и валенки.

С той поры в Оковецких лесах и появилась «русская ведьма», нападавшая на отставших в пути или вышедших по нужде воинов. Женщина, сеющая смерть, навевающая ужас даже на опаленных в боях воинов.

Звали ту женщину Мария.

А вскоре вокруг нее объединились обездоленные, разоренные войной и потерявшие родных и близких мужики.

Так в непроходимых лесах появилась сила, дававшая отпор отрядам литовцев, подмявших земли нынешней Тверской области под себя и почти на два века обложивших трудолюбивый народ тяжелой данью.

И вот снова несется Ардашев через время, чувствует, как оказался в своей комнате, как приостановилось то движение и как он опускается в свою же кровать.

«Слава тебе, Господи, – мысленно поблагодарил историк Творца, – что я опоздал на тот рейсовый автобус, что нечаянная встреча в пути помогла узнать еще нечто неизведанное, но чрезвычайно важное в истории родного края».

Ардашев посчитал, что часовенка та была неизвестна и отсутствовала в каталоге храмов Тверской епархии по той лишь причине, что подвиг Марии был мало кому известен, а если и известен когда-то, то уже, видно, всеми позабыт.

Останки подвижницы, как вы помните, были по земле рассеяны, и к лику святых, даже местночтимых, она в свое время не была причислена.

Естественно, что молитвенная память о ней до какого-то времени сохранялась в деревне Марьино, где люди и молились ей в той самой скромной часовенке.

Часовенка, кстати, та вот-вот упадет… И если бы не рассказ девяностолетнего старца, то и бывший директор колхоза «Октябрь» по имени Сергей ничего бы об этом не узнал, а вслед за ним о подвиге неизвестной женщины по имени Мария, не узнал бы и ты, дорогой наш читатель.

ПРОСВЕТИТЕЛЬ

(1477 год от Р.Х.)

Когда ученый историк и краевед Дмитрий Виленович Ардашев вернулся домой из очередной командировки, то на столе обнаружил пакет с новым выпуском историко-литературного альманаха «Удомельская старина».

Перекусив на скорую руку, теперь с чашкой крепкозаваренного травяного чая в руках он сидел за рабочим столом и внимательно просматривал поступившую корреспонденцию.

Большая часть свежего номера выпестованного им альманаха была посвящена статье краеведа Н. А. Архангельского о монастырях на удомельской земле. А таких, если верить старинным бумагам, было как минимум три. Один из них – Троице-Млевский, расположенный на берегу реки Мста, известен был с начала XV века. Монастырь тот, как понял Ардашев из записей Архангельского, был небольшим и малочисленным, а по такому случаю приписан, то есть подчинен, более крупному, которым являлся Новгородский Кириллов монастырь. Эта зависимость, а церковная дисциплина была по тем временам жесткой, и явилась истинной причиной его последующего закрытия. Однако об этом чуть позже…

Ввалившаяся в кабинет вслед за краеведом стайка подростков сразу углядела у него на столе новый выпуск альманаха со старинными фотографиями тех монастырских построек.

И тогда Дмитрий Виленович, увидев их неподдельный интерес к монастырской истории, тут же поведал им некие подробности, которые были приложены старейшим удомельским краеведом к данной статье.

– Обратите внимание, ребята, – начал Ардашев, – на следующие любопытные факты. Доход сего монастыря составлял по тем деньгам 15 алтын и 2 деньги…

– А алтын, чему бы он равнялся на сегодняшний день? – спросил один из подростков.

– Тогда трем копейкам… – ответил краевед.

– А деньга? – снова спросил ученик.

– Половине копейки…

– Выходит, что общая сумма составляла около 46 копеек? Это и есть весь доход, что имел тот монастырь? – спросил у Дмитрия Виленовича уже с удивлением второй подросток.

– Выходит, что так, – сказал ученый и улыбнулся. – Хотя тогда, чтобы увезти купленный на 5 копеек товар, нужна была чуть ли не телега. Кроме того, запасы одного только хлеба составляли полтонны пшеницы, еще столько же тонн ржи и овса. К тому каждый год накашивалось около 20 тонн, – далее увлеченно рассказывал Ардашев, всматриваясь в листы рукописи. – И вот что еще. Если верить этим записям, то средства к существованию приносила монастырю и рыбная ловля. Но дополнительный доход составляли отчисления удомельских деревень, что были приписаны к монастырю и поставляли ему мясо, птицу, яйцо, рыбу и мед. А таких деревень было не менее тридцати… Однако же, дети, мне нужно отдохнуть с дороги. Так что, если будет желание, то приходите завтра.

И подростки, откланявшись, покинули любимого учителя.