Павел Нестр - Lonely Страница 5

Может, не стоит за столом? Тут все-таки едят, – возмутилась Даша и потянулась за хлебом.

Тут мой дом и мой стол, мои гости, и они желают знать подробности, не так ли, Давид?

Да, мне интересно, – ответил Давид.

Ну, так вот… Дерьмо. Когда мне было шестнадцать, отец погиб на базе. Можно сказать, смешался с дерьмом. Не знаю, как это произошло, очевидцы говорили, что он спьяну лег на тушу быка и вместе с ним попал в мясорубку.

Так я и не стал скотобойщиком. Хотя кровавое дерьмо меня преследует всю жизнь. Как говорится, не было бы жизни, да смерть помогла – засмеялся Миша и продолжил:

Матери я не помню, а отец про нее никогда не говорил, орать начинал сразу, что бабы – суки. Так что в деревне меня ничто не держало. Дом я продал по дешевке. Само собой меня обманули, но, как оказалось, все к лучшему. Я уехал в город. Там поступил в каблуху. Профиль с сантехникой связан был, если не ошибаюсь. Спустя пару месяцев выгнали за драку. До восемнадцати я был дворником, правда, без оформления. Мне дали жилье в притоне и кормили отбросами, но я работал. В один прекрасный момент хозяин гадюшника, где я жил, мне сказал:

Эх, Мишка, работящий ты мужик. Были бы у тебя деньги, я бы мог тебе помочь устроиться хотя бы на завод.

Завод? – уточнил я.

Да, новый открывается. Нефтеперерабатывающий, дело не прибыльное, но лучше чем говно мести.

Я достану денег! – твердо ответил я.

И как ты это сделал? Зашиб кого-то метлой и отнял у бедолаги деньги? – перебила его Даша.

Знаешь, Даша, я всегда был экономным. Я – не ты. Все эти годы в городе я старался не тратить того, что взял за дом…

Ты не экономный, ты – жмот! – снова перебила его Даша.

В итоге попал на завод. Я ничего не умел, но меня всему научили. Времена были иные. Если кто-то что-то не умел, его заставляли уметь, – гнул свое Михаил. – И как потом? – спросил Давид, который так увлекся рассказом, что даже перестал жевать

Через год я уже снимал комнату в общаге, там, кстати, познакомился с твоим отцом. Помнишь, Леха, наши бедные времена?

Помню, эту часть жизни нельзя забыть, – ответил Алексей.

Ну и пошло-поехало: с помощью сноровки и энной суммы в дензнаках двигался по карьерной лестнице. Потом умер большой зам. На это место пришлось потратить большие деньги. Жил не шикуя, я всегда копил. Каждую копейку берег. Одевался скромненько, по нынешним временам – страшно смотреть. Итак, стал заместителем директора. Потом директор сбежал в Израиль, а Москва меня поставила на его место. Вот так вот мне свезло, как раз шли девяностые, тут уж развернулся.

Первый миллион…

А сейчас все также? – поинтересовался Давид.

Нет. Не так же. Все гораздо лучше. Сейчас мне заработать гораздо проще.

Один из конкурентов задолжал банку пятьдесят лямов. В залог оставил свой завод, а сам рванул в Англию. Я через своих оформил все оборудование на халяву. Банк выставил на аукцион завод без оборудования за пятьдесят лямов. Точнее, оборудование там стояло, но было в моей собственности. Полгода посудился с этими банкирами-идиотами и купил здание за пять лямов. Можно не объяснять, какие я деньги с этого поднял?

В банках вообще работают идиоты. Я пытался договориться по-хорошему с управляющим. А он меня даже не слушал. Советовался то с девочкой рядом сидящей, то с мальчиком. Вообще головой не думал, как такого придурка взяли на такую должность – для меня загадка.

Вы, можно сказать, эталон счастливого человека, – произнес Давид. Появившаяся Слава нарушила благостную атмосферу:

У него не все отлично. Мой отец за столом не расскажет о вещах страшнее, чем дерьмо, мясо и нефть, а они есть.

Познакомьтесь, это Слава, – неожиданно поскучнев, произнес Миша, от его оживления не осталось и следа.

Мы уже знакомы, – пробормотал Давид.

Приятно познакомиться, – сказал Алексей.

И мне приятно, – улыбнулась Слава.

Она у тебя красавица, – продолжил Алексей.

Спасибо, – снова улыбнулась Слава.

Она, да… – задумчиво сказал Миша.

Дааа… – буркнул Давид.

Даша, не доев, не произнеся и звука, встала из-за стола и пошла к лестнице.

Что с ней? – спросил Алексей.

Не знаю, – ответил Миша.

У нее месячные и она забыла про прокладки, и, наверно, резко запереживала о своих трусиках от гуччи или вуччи. Что там у нее? Пап, ты же у нее в трусах постоянно ковыряешься.

Конец ознакомительного фрагмента.