Валерий Михайлов - Книга пощечин, или Очередная исповедь графомана Страница 5

– Даже и не знаю.

– А вы могли бы узнать? Третий день все-таки. Может, ей плохо, а рядом никого? Третий день… Может, вы сходите, а я потом перезвоню?

– Хорошо, – буркнула мама, давая тем самым понять, что разговор окончен.

– Кто там? – спросил я, когда она вернулась к столу.

– Митрофановну найти не могут. Пропала куда-то.

– Как пропала? Завонялась что ли? И чего им надо?

– Да это ее родственница. Хочет, чтобы я сходила к Митрофановне.

– Делать тебе больше нечего.

– Да никто никуда не пойдет. Позвоню вечером…

Вечером Митрофановна трубку не взяла. Через два дня родственница Митрофановны позвонила вновь. К телефону подошел я – мама вышла ненадолго по каким-то делам.

– Алло, здравствуйте, я звоню насчет Митрофановны. Вы не знаете, где она?

Мне захотелось послать ее подальше.

– Понятия не имею, – ответил я, и в моем голосе не было ни капли приветливости.

– Ее до сих пор нет. Я не знаю уже, что думать. Она никогда не уходила так надолго. Вы не могли бы к ней сходить, может у нее телефон не работает или, не дай бог, случилось что? Я сама бы к ней съездила. Да не могу. Самой так плохо… – перечисление болезней заняло минут двадцать эфирного времени. При этом она, как заводная, через каждое предложение напоминала, что пятый день…

– Даже не догадываюсь, что с ней, – оборвал ее я. У меня чуть не вырвалось: сдохнет, завоняется – соседи позвонят.

– Может, вы все-таки сходите?

– Не знаю. Если время будет.

Наконец, она догадалась, что судьба Митрофановны мне до одного места.

– Вы тогда передайте, пожалуйста, маме, что я опять звонила.

– Хорошо, передам.

– Это точно она там умерла, или ее паралич хватил, а до телефона дотянуться не может, – решила мама, – ее нет уже больше недели, а шляться ей не у кого. Мне как раз всю неделю снились плохие сны. Послал ее бог на мою голову!

– Ты то здесь причем? У нее родственники есть.

– Да какие там родственники. Бабка 72 года. Сама еле ходит.

– Ну и что?

– Ну как что… Говорила же этой транде, оставь мне ключ и скажи, где у тебя деньги на похороны, вдруг что, так нет!

– Ты что! Какой ключ, какие деньги! Хочешь, чтобы она тебя на весь город воровкой прославила?! С такой нельзя связываться.

– Это мне туда переться… ты ж не пойдешь?

– Да нахрен она мне нужна?

– Может, ты сходишь? – спросила мама у Солнышка (моя подруга).

– Можно подумать, ей больше делать нечего. И потом. Не будет же она дверь взламывать, да и с какой стати ей вообще туда идти? И потом, мамуля, чего ты суетишься? Тебе больше всех надо? Подохнет – завоняется, соседи сами тебя найдут.

– Что ты болтаешь?! – возмутилась Солнышко. – Ты и о моей маме будешь так говорить?

– Твоя мама – это твоя мама. Знала бы ты эту, сама бы не сравнивала.

– Все равно о мертвых так не говорят… Мы тут ее хороним, а вдруг она не сдохла? Блин! Задурил ты меня.

– Сдохла или нет, какая разница? У нее свои родственники есть.

– Нельзя так. Какой бы она ни была, чисто по-человечески похоронить надо. Может ЖКХ поможет? – предположила мама.

– А кто бомжей хоронит? – спросил я.

– ЖКХ.

– Вот пусть помогают или сами хоронят.

– А у вас есть канадский телефон? Надо же Свиномассе сообщить, – решила Солнышко.

– Да ну, это дорого. Когда они позвонят, тогда и скажу, – ответила мама.

– Мам, ты ей позвони. Скажи, что мать сдохла, пусть гонит двести баксов на похороны, а то соседи на помойку выкинут, – тогда на двести баксов можно было прожить месяц.

– Представляю, какое Свиномассе горе, – сочувственно произнесла Солнышко.

– Конечно горе. Двести баксов…

– Ты замолчишь когда-нибудь! Иногда я не понимаю, что в тебе нашла!

Следующие несколько дней мама была сама не своя.

– Что ты так переживаешь. Сдохла, значит туда ей и дорога, – попытался я ее утешить.

– Мне ее совсем не жалко, но возни с ней, а денег… Навязалась на мою голову!

– Ты что, за наш счет хоронить хочешь?

– А за чей? У нее может и не быть.

– А мы тут причем?

– Да нет, Валера. Так тоже нельзя.

– Надеюсь, поминки ты ей не собираешься устраивать?

– Зачем? С морга сразу на кладбище. А там кто хочет, тот пусть и поминает.

– Тем более что если она совсем завонялась, прямо в морге ее заколотить без всяких обмываний-одеваний.

Позвонила Солнышко:

– Мы вчера с Жопой (ее подруга) ходили смотреть. Из замочной скважины вроде не воняет, – сообщила она.

– А вы за ней в замочную скважину поднюхивали? – ехидно спросил я, представив себе эту картину.

– Да ну тебя!

Вечером пришел Петр Севастьянович – знакомый казачий полковник и профессиональный авантюрист.

– Надо в милицию сообщить, – авторитетно заявил он. – Пусть, как положено, с понятыми квартиру вскрывают. Если она на самом деле умерла, они должны будут дело завести. Если хотите, я могу гроб заказать, – предложил он.

– А вдруг не умерла? – спросила мама.

– Останется про запас. Все равно, помирать скоро, а так гроб уже будет. Раньше все так делали.

Когда он ушел, мама позвонила в милицию. Долго извинялась, объясняла ситуацию. Договорились они на следующее утро дверь ломать. Веселье испортила соседка Митрофановны:

– У вашей Митрофановны свет появился, – сообщила она маме по телефону.

Мама сразу той звонить.

– Алло, Митрофановна, вы дома?

– Да. А что?

– Еб твою мать, вот что! Сейчас к тебе менты приедут рожу бить!

– Какие менты?

– Сейчас узнаешь, какие менты! Ты, блядь старая, где шлялась?

– В гости ездила.

– Ах в гости… Ты же ничего не сказала, когда умотала. Мы тут уже решили, что ты лежишь там. Сейчас к тебе менты приедут дверь ломать. Уже и гроб заказали.

– Да вы что!

Конечно же, эта история не могла не появиться в сети, а, появившись, не попасть на глаза Свиномассе, которая от великой вселенской скуки следила за моим творчеством. Английский она по причине своей тупости не выучила, на работу не пошла, друзьями-подругами не обзавелась, с женой сына и ее родственниками разосралась… Осталось ей торчать целыми днями в интернете и писать гадости, где только можно.

Буквально через неделю после публикации меня разбудил телефонный звонок.

– Пидор!!! – услышал я Свинский визг и короткие гудки.

Только я положил трубку, звонок.

– Слушай, ты, ебаный в рот Кролик (почему-то они прозвали меня Кроликом) и твоя ебаная прошмандовка… Я все ее мужу расскажу! (Солнышко была замужем) Пусть он вас гандонов выебет!..

Она и дальше что-то кричала в трубку, но я не стал ее слушать.

Свою угрозу она осуществила в тот же день. Сначала, скорее всего, Валерка или его приятель Юра позвал к телефону мужа, а потом, после «его нет дома, что передать» трубка окатила Солнышко матом уже голосом Свиномассы.

Когда я заглянул к себе на сайт… Несколько страниц гостевой книги были исписаны отборнейшим матом. Брат отреагировал проще. Он не стал кидаться какашками, а довольствовался тем, что объяснил мое поведение острым приступом зависти: Они ведь живут в «Божьей стране Канада», удачливые, достигшие всего своими силами, тогда как я прозябающий в «ебаной России» неудачник, который не может даже выучить английский язык.

Умерла Митрофановна у себя дома. Выкупалась, переоделась, легла на кровать и умерла. Нашли ее соседи. Как обошлась Свиномасса с похоронившими ее мать людьми, я уже писал ранее.

Кроме тяги к троллингу Свиномасса открыла у себя способность угадывать номера лотереи. Не проходит и недели, чтобы она чего-то не выиграла. Однажды она поведала маме, как у нее это получается. Оказывается, перед каждым выигрышем ей снится Путин. Он-то и называет ей выигрышные числа.

Какое-то время Свиномасса пыталась доставать меня в соцсетях, но я ее молча банил, и вскоре она угомонилась. Поэтому, когда она начала после смерти мамы спрашивать у всех номер моего мобильника (от городского телефона я отказался) и сетовать на то, что мы с братом не дружим, я понял, что она готовит очередную гадость, и не ошибся.

Мое отношение к Валерке может послужить иллюстрацией к словам о соринке в чужом глазу и бревне в своем. В России он в основном жил у нас и воспитывался примерно так же, как я. Разумеется, в детстве он был еще тем подарком. Меня бесило не столько его поведение, сколько то, что в нем я узнавал себя, причем себя такого, какого старался забыть. Кроме того, мне не нравилось, что он вечно путался под ногами и занимал мое жизненное пространство. Я словно кукушонок пытался всех «лишних» людей вытолкнуть из гнезда.

Пока он был маленьким, я называл его не иначе, как Урод, и было за что. Стоило ко мне прийти подружке Лене, как он выскакивал в коридор, подбегал к ней и начинал плеваться, а об голову Троцкого он чуть не разбил пластмассовое ружье. Иногда, правда, я сам науськивал его на гостей. Когда он начинал меня доставать, я считал до трех. Если он не успевал до этого исчезнуть, при цифре 3 в него летел тапок.