Александр Беляев - Погоня за двойником. Хроники затомиса Страница 5

Итак, быстро пролетели 2 недели в кризисном отделении, Андрей чувствовал себя вполне здоровым, и после тщательных анализов и обследований, был выписан и отпущен в полную неизвестность: как жить дальше, где работать или учиться, без друзей и подруги, которые теперь неизвестно где, и возможно даже и не помнили о нем. Со странным чувством нереальности он шел в сопровождении радостной мамы по незнакомой улице к станции метро «Беговая», с тем же чувством ехал в метро – с тем же чувством переступил порог своей квартиры. Сейчас, когда он вышел из больницы, его охватило странное чувство, словно вся его жизнь до летаргии была зыбким нереальным сном, а, напротив, реальная жизнь и события происходили в эти десять лет, когда он лежал в реанимационном отделении с частотой дыхания и пульса не чаще одного раза в минуту, но эту жизнь он совершенно забыл – и теперь, по прошествии десяти лет, вновь возвратился в сон, именуемый «прежняя жизнь».

Мама накормила его праздничным обедом, который заранее приготовила в его квартире, затем с неохотой ушла домой, поскольку Андрей заявил, что в уходе не нуждается и хочет сегодня побыть один, чтобы заново привыкнуть к своей старой квартире и вещам, а также обдумать дальнейшую жизнь. Весь вечер он бродил по квартире, открывал и закрывал любимые книги, включал и выключал телевизор, не зная, на чем остановиться и чем заняться, словно совершенно отвык от какой-то целенаправленной деятельности. Пока же он купался в воспоминаниях и живых ощущениях, связанных с теми или иными событиями и людьми в его прошлой, теперь уже такой далекой жизни. Вот кровать, на которой он спал последние 2 года с Леночкой, а затем с Лианой, и неудачно пытался освоить Тантра йогу, вот стол, за которым он написал столько стихов и поэму, вот заветные тетради – плод его тайных мыслей и вдохновения.

Андрей сдержал страстное желание углубиться в перечитывание своих старых стихов, и сразу же заглянул в конец тетради, надеясь найти какие-то записи, оставленные им в период с февраля по май 75 года, поскольку точно помнил, что закончил поэму, незадолго перед поездкой к Синь камню, а после этого написал 3 стихотворения, и даже неплохо их помнил, особенно одно, которое он написал в дни кризиса своих отношений с Лианой. Эти стихи он знал наизусть от начала до конца:

Только вьюг твоих приютство,Наших душ несходство,Цепи тяжкие банкротстваЗаново куются.

На крыле любви носила,Нежила полгода,А сегодня перекрылаВентиль кислорода.

Я молю, метая взоры(Рот закрыла маска,сзади – дверь, на окнах шторы,лампочка погасла),

«Душно мне, открой же краны,Или, если поздно,Дай дурманящей отравы,Оглуши наркозом»!

Не ответишь, не услышишь,Не вернешь дыханье,Ждешь чего-то, словно свышеЛовишь указанье.

Может, просто скинуть маску?Не поднять руки мне,Жду печальную развязкуВ тягостном унынье.

Андрей не относил это стихотворение к своим шедеврам, но оно, как никакое другое, соответствовало его настроению того времени, и поэтому он хорошо его запомнил. Он открыл последние страницы своего блокнота. Увы, последняя его запись датировалась февралем, это была поэма Иола, и следующий лист оказался пуст.

«Может, – подумал Андрей, – я в черновике запись сделал и в чистовик забыл перенести»? – (Хотя точно знал, что всегда переписывал стихотворение сразу после того, как заканчивал работу в черновике). Но все черновики оказались целы, и этих трех стихотворений он там не обнаружил. Он порылся в других своих записях – увы, никаких свидетельств его активного существования в этот злосчастный период! Не было и Сомы в серванте, вернее стоял тот памятный пустой графин но тут удивляться было нечему, ведь прошло десять лет, и с вином в графине могло произойти все, что угодно. Правда высохнуть оно вряд ли могло, но в конце концов мама регулярно приходила в его квартиру, и наверняка постоянно здесь прибиралась. Могла она и вылить вино, и выпить, хотя выпить – это вряд ли, она почти не пила, тем более в одиночестве.

«Интересно», – подумал Андрей, – «Если бы она его выпила, что бы с ней произошло? Тоже в суперменшу превратилась? Или такое только с подготовленными, вроде меня, могло произойти? Нет, если бы такое произошло, она конечно все мне рассказала, ведь я с ней после летаргии уже о многом переговорил – о таких вещах не забывают. Значит, вылила, или… здесь ее никогда и не было, стихов ведь нет, а я точно знаю, что должны быть! Значит остается два варианта: либо у меня после летаргии крыша не окончательно на место встала, и я какие-то свои фантазии за реальные события принимаю, либо произошло чудо, и после того, как я провел ревизию в астрале по совету Варфоломея, из реальности исчез трехмесячный кусок моей жизни. Поразительно! Не возможно в это поверить! Одно дело о чем-то подобном в фантастических книжках читать, другое дело самому в таком положении оказаться»!

На всякий случай он полистал свои стихи назад – вдруг, у него что-то перепуталось в голове, и он их написал раньше – но ничего подобного не обнаружилось, были только восторженные стихи «К Бхагавати», которые он написал в бурном начале своего романа с Лианой. И все же, несмотря на факты, вроде бы свидетельствующие о том, что его земная активная жизнь оказалась прервана именно в феврале, он не мог смириться с тем, что его живые воспоминания – плод больного воображения. Андрей подумал, что все же придется позвонить Лиане, хотя никаких чувств теперь к ней не питал, и твердо решил не возобновлять отношений с этой коварной женщиной. Хотя получается, если не было этого трехмесячного периода, значит и не было всего того, что выявило это коварство – а следовательно, и коварства, как такового, не было…. Хотя, если он сам стер, испарил, дематериализовал этот кусок своей жизни в реальности – в памяти то он остался! Значит остался он и в информационном поле, а значит и коварство осталось.…

Андрей совсем запутался в этих временных и психологических парадоксах, и все же решился позвонить Лиане, дав себе твердую установку не возобновлять отношений.

«Ведь ей, – убеждал себя Андрей, – уже больше сорока, она наверняка состарилась и подурнела».

Но Лиана оставалась единственным активным соучастником его жизни в течение трех проблематичных месяцев перед летаргией, и именно она спровоцировала его действия в отношении Туранцевой. Конечно, наверняка в это время он общался и с мамой, но она это отрицает, а может, забыла – да и он точно не помнит, в чем заключалось их общение.

Андрей долго сидел у телефона, не решаясь набрать заветный номер, затем собрался с духом и позвонил. После нескольких гудков в трубке раздался незнакомый мужской голос.

– Можно к телефону Лиану Кремлеву? – Сказал Андрей хрипловатым от волнения голосом.

– Здесь такая не живет, – ответил мужчина, – вы ошиблись номером.

– Это телефон… – (Андрей продиктовал по цифрам номер из записной книжки).

– Все правильно, но здесь такая не живет, вы когда по этому номеру последний раз звонили?

– Н… несколько лет назад. – Запнулся Андрей.

– Возможно это прежняя хозяйка, но она давно отсюда съехала.

– А вы ее новый телефон случайно не знаете?

– Случайно не знаю, – раздраженно ответил голос, и на этом разговор закончился.

Итак, выяснить истину не удалось, и Андрей испытал даже облегчение, он хотел и боялся услышать голос Лианы.

«Ладно», – подумал Андрей, – «к прошлому все равно дороги нет, будем жить настоящим, а если Богу угодно, как-нибудь эта загадка со временем проясниться, а значит не стоит и голову ломать. Наверное, мне все это приснилось, или все же было психическое заболевание перед тем, как я в летаргию впал. По-моему что-то подобное происходит при шизофрении, когда человек не существовавшие события вспоминает, как прошлую реальность. Неужели я все-таки шиз? Но стихи…, разве я мог их во сне или в бреду написать? А, собственно, почему нет? Многие говорят, что во сне стихи пишут, а потом вспомнить не могут. А я вот, вспомнил».

Андрей снова начал листать свои поэтические тетради, погружаясь в атмосферу сладких воспоминаний, и вскоре добрался до стихотворения «Я и ты», о котором совсем забыл. В его памяти ярко вспыхнул образ Единственной, их встреча у моря Вечности в далеком детстве, появление этого образа в трудные минуты жизни. Вот только его трускавецкий период никак не хотел вспоминаться, помнилось только, как он несет чемоданы, а так же, как во время летаргии он выполнял задание в астрале, и освободил духовную половинку Ани Ромашовой из зоны горячих магм.

Было уже совсем поздно, и Андрей лег спать. Он долго ворочался в постели, и вскоре понял, что предупреждение Анатолия Яковлевича о том, что бессонница ему на ближайшее время обеспечена, сбывается. Правда в больнице эта проблема не возникала, но там ему перед сном вкалывали приличную дозу родедорма.