Юрий Курик - Капкан для мэра Страница 5

Юрий Петрович внимательно слушал профессора. Конечно, многое из того, что он говорил, уже где-то слышал, где-то читал сам, о другом рассказывали приятели-друзья. Но в таком виде, как обвинение целого народа в лени, пьянстве, воровстве, со времён древних скифов ему не приходилось сталкиваться.

Не принято у нас выдвигать обвинение народу. Народ априори всегда прав… Мысли Юрия Петровича внезапно озарились каким-то крамольным оттенком и понеслись в неожиданном санитарно-гастрономическом направлении: «Народ есть сообщность отдельно взятых индивидуумов. Как, например, килограмм масла состоит из миллионов отдельно взятых миллиграмм. Допустим, 30 % отдельно взятых миллиграмм, протухли, то можно ли весь килограмм масла считать съедобным? Или взять к рассмотрению цыган. Весёлый народ. Поёт и пляшет и ещё гадает по всему миру. Но не явили хорошие люди цыгане миру цыганского Леонардо Да Винчи, Ландау, Эдисона. Петь, плясать, гадать их дело, а за элементарными частицами гоняться, нужен еврейский склад ума».

Юрий Петрович аж содрогнулся от таких мыслей и украдкой оглянулся вокруг, словно опасаясь, что кто-то такую крамолу мог подслушать. Тем временем профессор продолжал:

– До распада СССР кухонным демократам всех мастей мешала командно-распределительная система коммуняг. Мол, если бы не она, то русский хваткий мужик с его природной сметкой и образованием (самым лучшим в мире) завалили бы страну всем необходимым и посадили бы яблони на Марсе. История смыла коммуняг в канализацию исторического небытия. Хавайте свободу, сколько можете переварить. Творите, работайте на благо своё и народа! Но не тут-то было. Российская лень – матушка не позволила разбить не только сады на Марсе, но и следы янки на Луне не смогли затоптать. Сталинская система принуждения в виде ГУЛАГа и колхозов рухнула. Новые стимулы решительно не могли заставить родимый «пипл» работать. Пришлось, как предки наши торговать лесом, пенькой да смолой. То бишь, нефтью и газом. Больше торговать нечем. Братцы-китайцы одели и обули великий русский народ. Армейские запасы Бундестага и американские окорочка наполнили наши желудки. Если бы не они, так бы и ходили с голой жопой, голодные, но гордые. Лишь бы не работать. Посмотрите кругом Юрий Петрович! Гастарбайтеры из бывших Союзных республик вымели, вычистили наши города, уложили миллионы квадратных метров тротуаров, ежегодно строят сотни домов. Где же русский человек был всё это время? Может, он с крутыми пацанами создал отечественный компьютер, или народное авто, на худой конец мобильник, чайник…

Слова Марка Исааковича в душе Юрия Петровича сложились в могильный холмик, под которым был похоронен миф о трудоголиках России.

– Простите, профессор, – прервал собеседника Юрий Петрович. – Если так всё плохо и безнадёжно, то о чём Ваша программа «5 шагов к успеху»? О каком успехе может вообще идти речь, если, по-вашему, никто не хочет и не умеет работать, а уж тем более рвать жилы во имя светлого будущего?

Марк Исаакович пожевал губами, потёр руками залысину, явно раздумывая, а стоит ли посвящать господина Лужайкина в тайные дебри экономической мысли. Собравшись с мыслями, выдохнул:

– Первый шаг, это чёткое понимание того, с кем Вам придётся работать. Так сказать, Вы правильно и реально должны представлять тактико-технические данные своего электората. При Вашем согласии с моими выводами первого шага мы можем перейти к обсуждению последующих шагов. Чтобы вникнуть в суть, так сказать оценить глубину первого шага Вам, Юрий Петрович, нужно время на обдумывание. В итоге Вы должны сделать однозначные выводы.

Без всяких полутонов и недосказанностей. Либо Вы признаете первый шаг, либо нет. Третьего не дано…

Так Марк Исаакович Баден-Баденский, в силу образования и природного ума, стал первым политтехнологом Города, обеспечил первую и последующие победы Юрия Петровича Лужайкина в борьбе за пост мэра.

Глава 2. Птица, летящая с одним крылом

Супруга Юрия Петровича Лужайкина – дама во всех отношениях замечательная, а в некоторых моментах даже выдающаяся.

Софья Николаевна Буторкина – единственная внучка Игната Валерьевича Буторкина – референта ЦК КПСС. Последний факт стал решающим в романе между Юрием Петровичем и Софьей Николаевной и в их скором браке.

Нельзя сказать, что Софья Николаевна была уж очень некрасива. Дело в том, что папаша, фанатик кораблестроения, наградил дочку кормой и носом, как у крупнотоннажной баржи. Армяне на рынке при её появлении восторженно цокали языками и отдавали свой товар едва ли не даром. С годами орлиный клюв Софьи Николаевны набирался всё большей властности, а корма небывалой твёрдости. Характер у неё был не то чтобы прескверный, а, навроде, всем известного торта «Наполеон». Каждый слой обладал своим норовом и предназначался к использованию строго по назначению. Один слой для своих, другой для чужих, третий для близких, четвёртый для далёких. От этого, мнение окружающих о Софье Николаевне лежало в диапазоне от «Стервы» до «Душечки».

Замечательности в виде «форштевня», «кормы» и близости к сияющим в сердце каждого советского человека буквам «ЦК КПСС» сыграли в судьбе девочки Софьи роковую роль.

Начиная с нежного детсадовского возраста до замужества, она была лишена мальчишеско-мужского внимания. За исключением случая в 8-м классе, оставившего в юной душе неизгладимый шрам. Одноклассник Гоша, двоечник, сорванец и второгодник, зажал Софью после уроков между партами. Пыхтя и елозя худосочным задом прижался к корме, страшно подумать, внучки референта ЦК КПСС. Пытался упорно, грязными руками залезть к ней в трусы. Софья, ошарашенная неожиданным сексуальным приступом Гоши, сначала замерла в ступоре, не зная, что предпринять, но затем активно задвигала задом, пытаясь вырваться из мальчишеского захвата. Это ещё больше раззадорило пацана, и его похотливая ручонка ринулась в недры Софьиных трусов. Перст судьбы в виде грязного Гошиного ногтя, сорвал с девственного лобка изрядный лоскут кожи с народившимся белокурым пушком. Взвыв от боли, Софья так крутанула своей уже тогда крепенькой кормой, что сексуально озабоченный второгодник Гоша впечатался своими ещё не окрепшими яйцами в угол парты, что навсегда остановило рост и дозревание его детородных органов. В размерах 8-го класса и ещё в доармейском возрасте он пополнил тесные ряды ярко-голубых.

До замужества, до первой брачной ночи Софья Николаевна ни теорией, тем более практикой сексуальной жизни не интересовалась. Так же, как и теорией относительности Эйнштейна. Вроде где-то она есть, и даже вроде как для чего-то нужна, но не ей, конкретно, и, совершенно точно, не сейчас.

В первую брачную ночь, быстро оклемавшись от боли, она, глядя снизу вверх на дёргающегося и пыхтящего Юрия Петровича с тихим, молчаливым возмущением и недоумением думала:

– Как же Юрий Петрович может её, практически малознакомую женщину, товарища по партии, в конце концов, просто живого человека, так тыкать. Больно и долго. Юрий Петрович же, булькая свадебным шампанским в желудке, тщетно пытался реанимировать неподвижное тело молодой жены. К утру у него чётко устаканился её образ царевны-лягушки на препараторском столе анатома на сороковой день полного анабиоза.

К чести сказать, Юрий Петрович не ринулся искать плотского утешения у мастериц Камасутры, а решил довольствоваться рамками своей номенклатурно-партийной семьи. Во-первых, из-за боязни деда референта ЦК КПСС, ну, а во-вторых, потому, что, во-первых.

Софья Николаевна понимала, что она фригидна. Это врождённый недостаток. Вроде, как волчья пасть, только скрытая от людских глаз. Ей предстояло пережить немало чёрных дней. Семейное счастье на глазах таяло, как мороженое в микроволновке. Никакой мужчина, будь он трижды знатным, самым заслуженным лесорубом страны, не будет жить с женщиной-бревном. Разрыв брачных отношений маячил на горизонте мрачной перспективой. На золоте обручальных колец вот-вот должны были появиться глубокие царапины жизни. Хорошо, даже где-то великолепно начавшаяся жизнь, дала трещину и полетела её мечта о счастливой семье в тартарары. Всесильный, любимый дед Игнат Валерьевич мог и делал для единственной внучки, если не всё на свете, то очень многое, что было недоступно в самых смелых мечтах, например дочке потомственной матери одиночки из Иваново.

Сберечь счастье молодой семьи Софье Николаевне помог несчастный случай. Не то чтобы кирпич упал Софушке на голову, и сексуальность после травмы внезапно обуяла её младой организм, раз в час переходящий в бурный оргазм.

Совсем наоборот. На второй день свадьбы, аккурат после брачной ночи, Софушка, будущая Софья Николаевна, опечаленная чёрными думами о будущем супружеской жизни под эгидой своей фригидности, села своей могучей кормой не то чтобы мимо стула, а на самый его край. Стул жалобно скрипнул в предсмертной агонии и его две ножки предательски сломались. Правая нога невесты, вернее уже как сутки, молодой жены, подвернулась, и, не выдержав массы рухнувшего тела, сломалась. Под крики, стоны Софьи и вой сирены скорой помощи она была госпитализирована в палату № 6 травматологического отделения 24-ой Городской больницы. К господину Чехову наша палата № 6 отношения не имеет. Чисто случайное совпадение. В нашей палате № 6, куда была госпитализирована Софья Николаевна, лежала с переломом носа всего одна больная – городская путана Василёк. Заслуженная путана со стажем. По паспорту Василиса Андреевна, в девичестве Говорова, а по последней фамилии Тер-Аванесова. Тяга к перемене фамилий дала осложнение в виде двух малолетних детей. Мальчик и девочка. Погодки. В отношении отцов Василёк была в полном неведении. Мальчик по обличию сшибал то ли на башкира, то ли на монгола. Черноглазая, темноволосая девочка с оливковым цветом кожи, точно была арабских кровей. В связи с полной неразберихой в вопросе установления национальности отцов, оба ребёнка были зарегистрированы по матери – русскими.