Вацлав Михальский - Собрание сочинений в десяти томах. Том девятый. Ave Maria Страница 51

– Диван удобный, пока положим его здесь, а завтра-послезавтра сообразим, как вас всех разместить получше, так, чтобы и детям было хорошо, и вам с Адамом. Сегодня тебе здесь же раскладушку поставим – он еще очень слабый.

– Хорошо, – согласилась Ксения, хотя обосновываться в кабинете Ивана, пусть даже ненадолго, ей было явно не по душе.

На другой день Александра с утра пошла на работу, а часа в три позвонила домой и сказала маме, что сегодня она задержится: «Ты меня не жди, ложись спать. У меня очень тяжелый мальчик». Переговорив с Александрой, Анна Карповна обратила внимание на рамку с фотографией, под которой Артем написал: «Три сестры». Анна Карповна подумала, что хорошо бы снять фотографию, убрать с глаз долой, да ей было слишком высоко – не дотянуться. Анна Карповна принесла из кухни табуретку, но побоялась на нее влезать, в последнее время у нее кружилась голова. «Придет Тёма, я его попрошу снять, – решила Анна Карповна. – Господи, до чего же похожи?! А какие у девочек высокие красивые шеи, какие одинаковые глаза с легкой раскосинкой, как красиво очерчены губы – точь-в-точь как у оригинала». Сегодня она с ним познакомилась. Вошла в кабинет Ивана, поздоровалась с Адамом:

– Я Анна Карповна. Будем знакомы. – Она могла бы протянуть ему руку, но только кивнула в ответ на его радостную улыбку. Он был действительно очень красив и очень бледен, а глаза… «Господи, какие трагические у него глаза!» – Лежите, лежите, не вставайте, – приостановила Анна Карповна севшего в постели Адама. – Я только познакомиться, извините, – и с тем она вышла из кабинета Ивана. А Артем так и не пришел, а снять фотографию она просто забыла, могла бы и младшего Адама попросить, в конце концов… но она просто забыла.

В начале двенадцатого ночи, когда в квартире все уже спали, а Александра еще не приехала из больницы, в которой она работала, Иван открыл своим ключом входную дверь. Замок был хороший, так называемый английский, и открывался почти бесшумно.

Первое, что почувствовал Иван в своей квартире, были незнакомые ему прежде запахи. Нельзя сказать, что хорошие, нельзя сказать, что плохие, правильнее всего будет – чужие.

Снимая шинель, он увидел на вешалке детские курточки и незнакомое ему дамское пальто. Пальто Адама вместе со всеми его вещами лежало в мешке в кладовке, так что оно не могло попасться Ивану на глаза. Сняв сапоги, он тихонько вынул из своего легкого чемодана шлепанцы и, надев их, неслышным шагом старого разведчика пошел по своей собственной квартире. У Анны Карповны всегда был очень глубокий первый сон – до полуночи, поэтому она ничего не слышала.

Приоткрыв дверь в свой кабинет, Иван привычно нащупал правой рукой выключатель и включил свет.

– Ой! – вскрикнула Ксения, приподнимаясь с раскладушки.

– Простите! – пробормотал Иван, увидев молоденькую испуганную женщину в сползшей с левого плеча бретелькой комбинации, а потом перевел взгляд и встретился глаза в глаза с Адамом, лежавшим на его диване. – Простите, – Иван прикрыл за собой дверь, потом тут же приоткрыл ее, просунул руку и выключил свет.

Он принял душ еще в комфортабельном поезде. Анна Карповна все не просыпалась, Александры еще не было. Пошел на кухню, есть не хотелось, ничего не хотелось. Потом он прошел в гостиную, а когда выходил из нее, увидел над головой фотографию своей Кати, еще двух абсолютно похожих на нее и на Адама девочек, а внизу подпись – «Три сестры».

Пройдя в спальню, он разделся и лег на роскошную французскую кровать, подаренную когда-то им красивой Ниною.

Наверное, через час в спальню вошла Александра.

– С приездом.

– Спасибо.

Александра сняла халат и легла в постель рядом с Иваном.

Они лежали молча, не прикасаясь друг к другу, так, словно между ними был обоюдоострый меч.

– Да? – наконец спросил Иван с той интонацией, которая могла быть понятна только им обоим и в единственном сокровенном смысле.

– Да, – устало вздохнув, ответила Александра и смежила веки.

Иван смотрел в потолок и с каждой секундой все острее понимал, что он должен уйти. Очень редко за окном проносились машины, стремительно наплывал и удалялся их шум. Вдруг, взглянув на Александру, он увидел, что она спит глубоким сном. Свет уличных фонарей проникал сквозь легкие занавеси, и Ивану хорошо было видно, какая Александра красивая, как мерно поднимается ее высокая грудь, как дышит нежная ямка под шеей. Он так любил целовать ее в эту ямку.

В два часа ночи Иван позвонил дежурному и велел подать ему машину к подъезду. Оделся, взял свой легкий чемодан, положил ключ на тумбочку, приоткрыл дверь, и когда он почти вышагнул за порог, в конце полутемного коридора появилась простоволосая Анна Карповна в длинной светлой фланелевой ночной рубашке до пят.

– Ваня…

– Будьте здоровы, мама. – Иван осторожно закрыл за собою дверь, но при этом язычок английского замка все равно лязгнул в полной тишине как-то особенно звучно, словно обозначая черту, за которой начиналась совсем другая жизнь и для Ивана, и для Александры, и для Анны Карповны, а главное – для Кати.

Пошатываясь, Анна Карповна прошла на кухню выпить валокордина, в последний год она как-то сильно сдала.

Спавший на своей подстилке кутенок, затаившийся на время пребывания в квартире Ивана (все-таки он был опытный помоечный собачонок и понимал, что с неизвестными дядьками шутки плохи), сладко потянулся всем телом и тоже пошел на кухню. Он был уверен, что бабушка направляется кормить его – Маркиза, а что же ей еще делать среди ночи?

Выпив валокордина, Анна Карповна достала из холодильника маленький кусочек вареной колбасы, дала его собачонку и села на табурет передохнуть.

– Он больше никогда к нам не вернется. Никогда. – Слезы застили глаза Анны Карповны, она погладила кутенка по покатому лбу, почесала ему за обвислым черным ухом. – Никогда. Ты понимаешь…

Маркиз с благодарностью лизнул сухую старческую кисть в бурых накрапах, глаза его светились великой преданностью.

Эпилог

Мене, текел, фарес —

Отмерено, взвешено, сочтено.

Даже закрытое мглистыми облаками небо поздней осени стоит над Португалией очень высоко. Климат здесь мягкий, ветры буйные, но теплые, люди дружелюбные, неспешные, главное слово в житейском обиходе kalme (спокойно). Природные красоты вытянувшейся вдоль Атлантического океана слабогористой Португалии отличаются мягкостью линий и высокой простотой. Округлые горы похожи на наши южнорусские скифские курганы и покрыты по склонам оливковыми рощами или местными соснами-пиниями с широкими густыми кронами и довольно тонкими голыми стволами, гораздо более темными, чем у наших русских сосен. С дороги все это кажется словно написанным акварелью, особенно в тех местах, где прожившие сотни лет корявые оливковые деревья разбросаны довольно далеко друг от друга – метров на двадцать-тридцать. Земля в узких долинах и на склонах маленьких гор хорошо возделана и осенью имеет, как правило, слегка оранжевый оттенок. Одним словом, природные красоты здесь очень хороши, но не носят того эффектного характера театральных декораций, как в странах европейского, а особенно африканского Средиземноморья. Строй и мелодика португальской речи, ее интонации напоминают русскую речь, и это кажется удивительным и восхищает всякого русского. А еще восхищают ажурные мосты – над речками, над каньонами, между взгорками, которые укреплены от дороги подпорными бетонными стенами.

Хорошие дороги построил в Португалии некоронованный король Антониу ди Оливейра Салазар, сын деревенского трактирщика, правивший страной с 1928 года, когда он был призван военными вторично с кафедры Коимбрского университета в министры финансов и получил неограниченные, вначале финансовые, а затем и политические, полномочия[31].

Мария Александровна любила менять автомашины, пожалуй, это была ее единственная причуда – каждый год покупать новое авто. И сейчас по Португалии, она ехала на самой последней и самой роскошной модели Reno-kabriolet, она вообще предпочитала кабриолеты – любила гонять с открытым верхом на белых, сверкающих лаком автомобилях.

Стояла поздняя осень 1964 года. В августе Мария похоронила тетю Нюсю, как и было ею завещано, на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, рядом с мужем и сыном. Сейчас это кладбище под Парижем известно всем мало-мальски образованным русским людям, а в шестидесятые годы в СССР о нем мало кто слышал, хотя уже тогда там были похоронены многие великие русские люди.

Шесть лет билась Мария за жизнь и здоровье тети Нюси, которую так внезапно и беспощадно подкосила судьба на каменной лестнице к морю на их вилле Ave Maria. Шесть лет кочевали они по лучшим европейским клиникам; возила Мария ее и в Америку к Анатолию, и к отцу Лавру; по совету знаменитой в православном мире греческой геронтессы Гавриилии были они даже у целителей Индии и Тибета. Изо всех сил и изо всех своих денег старалась Мария Александровна поставить тетю Нюсю на ноги, но не удалось.