Роман Воликов - Уния Страница 6

Открыл диспут Марк эфесский. Народ в соборную божницу не пустили, как это было на диспутах в Ферраре, Евангелие лежало на престоле нераскрытым, статуи апостолов ликом вниз, свечи перед ними не зажжены. Перед Марком на кафедре несколько книг Деяний Вселенских Соборов.

– Верую в Духа Святого, Господа истиннаго и животворящего, Иже от Отца исходящего, Иже с Отцом и Сыном споклоняема и сславима, глаголившего пророки, – произнёс Марк. – Вот восьмой член святого Символа, утвержденного Отцами Никейскими на первом Вселенском Соборе, и подтвержденный отцами Эфесскими на втором Соборе, которые запретили менять хоть одно слово в нём под страхом для епископов низложения, а для мирян – отлучения. Отцы второго Собора, постановив сие правило, показали свое уважение к Никейскому Символу, не позволив себе внести в него наименование Богородицы, столь необходимое в учении о домостроительстве нашего спасения. Святой Кирилл Александрийский, председательствовавший на Эфесском соборе писал Иоанну Антиохийскому: «Воспрещаем всякому изменять Символ веры, изданный святыми Отцами Никейскими. Ни себе, ни кому-либо другому не позволяем переменять или впускать в Символ этот ни одного слова, ни даже одного слога».

– Это послание, – присовокупил Марк. – Было читано на третьем Вселенском Соборе, им принято и утверждено. Далее, – продолжил Марк. – На четвёртом, Халкедонском, Соборе было определено держаться Символа Никейского и Никейско-Константинопольского как одного. Отцы Собора сказали: «Сей святой Символ достаточен к полному познанию истины, так как содержит в себе совершенное учение об Отце и Сыне и Святом Духе». В Деяниях пятого, Константинопольского, Собора содержится письмо Папы Римского Вигилия патриарху Евтихию. Вот что пишет Папа: «Мы всегда хранили и храним веру, раскрытую святыми Отцами на четырех вселенских Соборах, и оным Соборам во всём последуем». На шестом Вселенском Соборе, который утвердил Символ, составленный на первых двух Соборах и принятый за правило веры тремя последующими, было прочтено послание Папы Агафона греческим императорам, где Папа пишет, что Римская церковь твёрдо придерживается веры, принятой пятью Вселенскими Соборами и особенно заботится, чтобы определённое правилами оставалось неизменным, без уменьшения или прибавления, как в речах, так и в мыслях оставалось неповрежденным. В заключение прочту определение седьмого Вселенского Собора, последнего перед нынешним, где говорится о Никейском Символе веры: «Все мы так веруем, все едино мудрствуем. Сия есть вера Апостольская, сия есть вера православная. Кто сей веры не приемлет, да будет отлучён от Церкви».

С этими словами Марк покинул кафедру и сел на свое место.

«Любопытно, – подумал я. – Что можно противопоставить этой сияющей логике фактов?»

Все ждали, что выступит Торквемада, который теперь Монтенегро и всё такое прочее. Но вместо него на кафедру поднялся кардинал Юлиан и положил перед собой весьма древнего вида пергаментный манускрипт.

– Это книга Деяний седьмого Вселенского Собора, записана на латыни, привезена представителем Римской церкви на Соборе и хранится в папской библиотеке, – торжественно произнёс кардинал. – Я прочту ту часть, которая касается Символа веры.

Читал Юлиан медленно, монотонно, слова Деяний полностью совпадали с той книгой, которую предоставили православные. За исключением одного места. В гулкой тишине капеллы прозвучало: «Святой Дух исходит от Отца и Сына».

Патриарх Иосиф вопросительно посмотрел на Виссариона никейского.

– Я не знаю, по какой причине, – сказал кардинал Юлиан, – представленные Церквями книги не совпадают. Возможно, те потрясения, которые испытывает Восточная Империя, способствовали потере подлинного экземпляра. Дополнительно сошлюсь на Мартина, епископа Гнезненского, который составил «Историю Вселенских Соборов». Он пишет, что исхождение Святого Духа от Отца и Сына было утверждено Отцами Эфесскими ещё на втором Вселенском Соборе.

Чиновник Ягарий, скорей всего, по тайному знаку Палеолога, попросил сделать перерыв. Втроем, Палеолог, Марк эфесский и Гемист Плифон, они заперлись в трапезной и совещались около часа. Затем вернулись в капеллу и слово взял Плифон.

– Начну с «Истории» Мартина, епископа Гнезненского, – сказал Плифон. – Мартин жил и писал меньше ста лет назад, а седьмой Собор состоялся почти восемьсот лет назад, поэтому его мнение можно считать исторически достоверным в той же мере, в какой следует верить утверждениям последователей Зороастра о том, что Луны на небе в допотопные времена не было. Если всё же предположить, что Отцами седьмого Вселенского Собора было сделано это прибавление, то в прочитанной уважаемым кардиналом книге должно присутствовать объяснение, почему, какие причины побудили Святых Отцов это сделать. Но такого объяснения мы не услышали. Ещё несколько столетий после седьмого Собора в Римской церкви литургия читалась без всякого прибавления к Никейскому Символу, о чём свидетельствуют латинские писатели Анастасий книгохранитель римский, Пётр Дамиан и многие другие. Если были бы справедливы или, во всяком случае, давно известны в Римской церкви свидетельства вашего списка и вашего историка, то зачем тогда Фоме Аквинскому и близким ему богословам прибегать к бесчисленным доказательствам прибавления к Символу. В подтверждение своего учения, им достаточно было бы указать на прибавление, сделанное на седьмом Вселенском Соборе. Но ваши великие богословы молчат о сём».

– Уважаемый ритор обвиняет нас в подделке? – со своего места произнёс кардинал Николай, сидевший рядом с Папой.

– Ни в коем случае, – также со своего места ответил Виссарион никейский. – Думаю, что список, предоставленный Римской церковью, был когда-то нечаянно поврежден. Мы готовы выслушать более убедительные доказательства.

Для поиска более убедительных доказательств латинянам потребовался почти месяц. Собрались вновь на день святого пророка Еремии. От имени Римской церкви речь держал, разумеется, Торквемада. Речь его была обширной, продолжалась в тот день до позднего вечера и продлилась потом весь следующий день. Всей своей долгой речью кардинал Родосский пытался доказать, что латинское прибавление к Никейскому Символу веры «и от Сына» не есть прибавление, а есть изъяснение Символа, изъяснения же Вселенскими Соборами не воспрещены. Поэтому Римская церковь имела право сделать такое изъяснение и внести его в Символ веры. Ведь что такое прибавление, говорил Торквемада, прибавление есть приложение к предмету чего-либо извне. Изъяснение же есть изложение того, что заключено в самом предмете. В подтверждение он привёл слова святого Василия Великого, сотворившего самую первую литургию: «Разумеющий Духа разумеет и Его в самом себе, и того, чей он Дух, имеет в мысли вместе и Сына. А кто сего принимает, тот не отлучает Духа от Сына, но утверждает в себе веру в Три, последовательно в отношении к порядку, но совокупно по естеству между собой соединенными. То, как за цепи взявшийся за один конец, привлекает к себе и другой, так и привлекший Духа, через него вместе привлекает и Отца и Сына».

Плифон сидит недалеко от меня. Ему скучно, он с трудом сдерживает зевоту. Когда Торквемада пространно разъяснил слова апостола Павла: «Един Господь, едина вера, едино крещение, един Бог и Отец всех», следовательно, церковь всегда едина и следовательно едина власть её, но если церкви в различные времена по нужде дозволялось делать прибавления к вере, то это право не должно быть отнято у неё и в последующее время, при возникающих по временам ересях церковь имеет нужду противостоять им посредством учения и соответственно присоединять к своему Символу изъяснения, ограждающие от таких лжеучений, Гемист только покачал головой.

Во Флоренции он развернул кипучую деятельность. Банкир Медичи одобрил создание Платоновской Академии, выделил для неё из своих владений просторное палаццо и денежное содержание. Плифон нанял переписчиков, которые трудятся над списками эллинских философов, которые Гемист привёз с собой. В этом предприятии ему активно содействует Виссарион никейский. В своих речах Гемист теперь не так осторожен, как это было в Ферраре, я бы сказал, совсем не осторожен. Дошло до того, что на одном из театров с резкой и гневной речью «против чумы платоновской» выступил Георгий Схоларий, который публично назвал Плифона идолопоклонником. Папа Евгений и Палеолог в этом смысле находятся в щекотливом положении. Учёный авторитет Гемиста чрезвычайно высок, да и покровительство банкира Медичи важнее папской буллы будет. Говорят, Папа приглашал Плифона на тайную аудиенцию, просил, чтобы тот не был таким ортодоксом на соборных диспутах. Плифон ответил уклончиво, как утверждают злые языки.