Алена Даниленко - Испытание войной Страница 6

Патологоанатом профессор Д. говорит, что печень человека, умершего от истощения, очень невкусна, но, будучи смешанной с мозгами, она очень вкусна. Откуда он знает???

В самые страшные месяцы блокады людям оставались только надежда на спасение и вера в чудо, а потому и канонада на фронте воспринималась как предвестник близкого освобождения».

«30.02.42. Хотела написать еще и о Хасане, но все как-то не выходило. Нет больше чудесного Хасана, съели его. Его все время очень берегли, ни за что на улицу не выпускали, но вот однажды вечером он все-таки выскочил и уже больше не вернулся… О том, что едят котов, и даже своих котов, говорят уже совершенно открыто. А вот лаборантка больницы Куйбышева съела 12 крыс (подопытных). Увидев ужас на лице слушающего, она говорит: “Я им сделала много инъекций и совершенно убеждена, что они были здоровы…”»

Глава 7

Март 1942 года

«Самым больным был вопрос отъезда. Слухи и настроения колебались, как море. Приходили, говорили: “Немедленно убегайте из этого обреченного города. Не останется здесь камня на камне”. Следом другие говорили: “Врут, подлецы, самое страшное позади. Ехать не надо. Везде голод, нигде не ждут с жареными пирогами, дорога из Ленинграда усеяна трупами”. Эти противоречия буквально раздирали сердце на части. Что делать, куда бежать, никто не знал. Но уехать сейчас я не могла, потому что моя помощь требовалась в больнице».

«05.03 42. В последние дни несколько раз выходила гулять. Вчера был чудесный солнечный день, но ужасно выглядели лица ленинградцев: бледные, зеленоватые какие-то, изможденные и все старые. Даже молодые и те кажутся старыми. Но все же улица уже не та. Почти не видно трупов, люди не такие уже инертные. И самое радостное, что видела в эти дни, – ребят, катающихся на коньках, и даже одного на лыжах. За все время холодов это было впервые. Я даже остановилась и посмотрела им вслед. Ах, как приятно видеть возвращающуюся жизнь! А один мальчик лет семи шел бодро, и в руках у него был большой кусок белого пирога. Все встречные смотрели на него и улыбались. Начинают встречаться улыбающиеся лица. Все живут надеждами, что прорыв блокады – это дело дней…»

«15.04.42. В этом месяце практически не будет времени писать, потому что с приходом весны начались дела. Каждый пытается хоть что-то сделать для восстановления города. У меня, как и у всех медицинских работников, очень много дел в больнице. Столько мертвых было, нужно привести все в порядок. Все почистить и помыть. Единственное, что могу сказать, – сейчас все стало немного более спокойно, чем зимой. Эти солнечные, теплые лучики – они как надежда. Пригревая своим весенним теплом, они заставляют просыпаться скрытую энергию, будто бы дают второе дыхание, – потрясающее зрелище! Люди по-прежнему голодные и грязные, но уже улыбаются… они улыбаются…»

«01.05.42. Население получило к первому мая список вот таких продуктов: сахар – 200 гр, селедка – 200 гр, чай – 25 гр, крупы – 200 гр, водки – 250, пива – 0,5 л, сухих фруктов – 150 гр. Дети, кроме того, получили по 50 гр какао с молоком – конечно, не получив пива и водки. Рабочие – всего побольше, граммов на 200. Хлеба дали 300 гр, рабочим – 500. Наше сегодняшнее меню. На завтрак: 50 гр масла, 50 гр сыра, 130 гр макарон и 1 стакан кофе. Обед: овощной суп, 2 котлетки мясные и отварной рис. На третье – каша, 100 гр. Ужин: немножко отварной сушеной картошки и по два блинчика с рисом. Если бы нас все время так кормили, мы снова стали бы толстыми. В обычные дни – голодновато. Но за последнее время я очень здорово похудела – потеряла килограмм двадцать. Тетушку взвесили – шестьдесят один килограмм; потеряла, следовательно, двенадцать килограмм, что на общем фоне очень хорошо».

«09.05.42. Почти весь город, все дома, все окна – без стекол, иные забиты фанерой, досками, иные так и стоят с разнообразными узорами разбитых стекол, во многих окнах нет рам. Много разрушенных бомбами домов, во многих домах зияют дыры от снарядов разной величины, есть много обгоревших домов (пожары от буржуек), есть много домов, разобранных на дрова. Мало похож Ленинград сегодняшнего дня на Ленинград, который я когда-то знала, но мне сегодня он показался очень красивым. Представить себе только, что эти голодные, опухшие женщины Ленинграда сумели его почистить, ведь он был весь – сплошь уборная. Теперь улицы чистенькие, пробивается травка в садах, по главным магистралям ходят трамваи, и сердце радуется, глядя на все это. В этом действительно есть что-то героическое…»

«13.05.42. Сегодня обсуждали с тетушкой сроки возможного окончания войны. Она говорит – середина ноября 1942 года, а я думаю – весна 43-го. Дожить бы только!»

«20.05.42. Все живут по-прежнему. Днем частые обстрелы… У меня какая-то новая, странная реакция на эти обстрелы и бомбежки. Я стала почти совершенно спокойна, как-то внутренне суровоспокойна…»

«25.05.42. Город оживал, но бомбежки и обстрелы продолжались. В наш дом, в квартиру напротив, попал снаряд, таку нас взрывной волной все стекла вышибло. Однажды я шла в поликлинику по Десятой Красноармейской и начался обстрел.

Я шла, прижимаясь к стене дома. От страха захватывало дух, ноги подкашивались, но я все равно шла».

Глава 8

Лето и возрождение

«06.06.42. А жизнь течет, я бы сказала – бьет ключом по сравнению с зимой. Потому что пришло лето. Долгожданное, теплое лето. Люди чистые, стали одеваться в хорошие платья. Ходят трамваи, магазины потихоньку открываются. У парфюмерных магазинов стоят очереди – это в Ленинград привезли духи. Правда, флакончик стоит 120 рублей, но люди покупают, и мне купили. Я очень обрадовалась. Я так люблю духи! Я надушусь, и мне кажется, что я сыта, что я только вернулась из театра, с концерта или из кафе. В особенности это относится к духам “Красная Москва”. Передо мной действительно проносится Москва… Но люди стали злы. Так ругаются в трамваях, так ненавидят друг друга… больно смотреть, слушать. Сердце разрывается. Мы должны беречь друг друга».

«09.06.42. Чудесные белые ночи, – схватившись за ручку уже во втором часу ночи. – Всю ночь можно читать. Часов с 11 поднимают аэростаты воздушного заграждения, и они на фоне серо-голубого неба плавают в эфире, как дельфины. Чудесные дни и ночи, только бы жить. Хочется побродить по берегам Невы, хочется жить».

«22.06.42. Ровно год, как началась война. Тяжелый и страшный год! Ждали, что сегодня начнутся большие бои под Ленинградом, но пока наша жизнь течет обычно. В 13 часов был сильнейший обстрел в течение часа. Все кончилось для нас, к счастью, благополучно…»

«15.07.42. Сейчас самый разгар лета. Спасибо солнышку, согревающему нас своими щедрыми теплыми лучиками. Сейчас кажется, что люди еще с зимы и ее мертвых холодов не отошли, и все греются и греются. Так приятно…»

«30.07.42. Совсем скоро август, целое лето – работы в полях, восстановление города, больные, но все уже гораздо лучше. Надежда крепнет, отряхивая свои нежные крылышки от невзгод и потерь, от голода».

«05.08.42. Вот и август. Можно считать, что уже год как идет война. Мне папа когда-то рассказывал, что на юге в августе можно увидеть множество метеоров по вечерам… Не знаю, может, это и не так, но мне бы очень хотелось посмотреть. Я выжила спустя целый год войны; значит, я точно для чего-то нужна. Моя жизнь нужна… Богу. Я верю в Бога, определенно. Когда вокруг летят снаряды, когда изо дня в день тебя постоянно пытаются убить, а вместе с тем и половину твоих соотечественников, тогда, падая на колени в молитве, ты точно знаешь, что если не Бог, то никто уже не поможет».

«12.08.42. Я точно знаю, что никогда нельзя переставать мечтать. Мне очень помогает сейчас мое воображение. Я представляю, как буду гулять с тетей под ручку по отстроенным, послевоенным улицам Ленинграда. Представляю себе улыбающихся людей, залитые солнцем скамейки в парках, мое любимое шоколадное мороженое, представляю, как я кружусь на танцах в новеньком, хорошеньком платье, сшитом по самому модному фасону. Я знаю, что все это будет. И здорово, что мне все еще удается мечтать; именно мечты о светлом, радостном, счастливом будущем помогают мне в это тяжелое время не терять твердость духа. Что-то я размечталась сегодня; пожалуй, стоит заканчивать».

«15.09.42. За последнюю неделю особых происшествий не было. Разумеется, обстреливают периодически, не без этого. Вчера вечером тетушка рассказывала мне о моем отце и о маме. О том, какие они были, ведь мои воспоминания весьма смутные, я тогда была совсем маленькой. А маму я не видела вообще никогда, потому что она отдала за меня свою жизнь при рождении. Как говорит моя тетушка, эта женщина была очень героична; я не знаю, многие ли бы так смогли. Это произошло из-за того, что она очень ослабла в последние месяцы беременности, врачи ничего уже не могли поделать. Она пожертвовала своей жизнью, чтобы породить новую, чтобы появилась на свет я. Моей благодарности не счесть. Видимо, моя жизнь действительно нужна этому миру, мое существование. Хотя бы только из-за этого я не вправе терять душевное равновесие, отчаиваться и грустить. Я должна быть сильной и выжить, только тогда отданная за меня жизнь была бы не бессмысленной. По рассказам моей тетушки я узнала, что моя мама была высокой, красивой девушкой, с тонкими чертами лица. Изящная, словно ангел, сошедший с небес, женщина с не менее волшебным характером. От нее буквально исходила доброта, озаряя все вокруг. Такой она была удивительной женщиной».