Алексей Ефимов - C-dur Страница 6

Она ушла по-тихому, без скандала. Нищая старость ей не грозила.

С тех пор прошло полтора года. Внешне мало что изменилось: все тот же производственный корпус из темного кирпича, загон для скота, котельная, приземистый склад с пыльными зарешеченными окнами, – но сущность была другой. Рыночной. Эффективной.

Александр Беспалов по праву этим гордился.

Глава 4

– Привет.

– Привет. – Аня встретила его фирменной мягкой улыбкой.

Он коснулся губами ее щеки. Кожа пахнет кремом. Баночками и тюбиками заставлено полквартиры, и Аня все время что-то в себя втирает. Чем дальше, тем больше. Немудрено: по профессии она косметолог.

Аня Беспалова (в девичестве – Перекрестная) была хороша собой. Осознавая силу своей красоты, она понимала, что, к сожалению, в семейной жизни это не то оружие, на силу которого можно рассчитывать. Обесцвеченные прямые волосы до плеч (натуральный цвет – русый), гладкая кожа, серые глаза, маленькие ямочки на щеках, продавливаемые улыбкой, – все было при ней, и не было лишь одного – яркой горячей искры. За ее внешностью скрывалась натура вялая и посредственная. По большей части на ее лице можно было видеть спокойное апатичное выражение, и это тихо его бесило. «Я живу с куклой, – думал он. – С белой фарфоровой куклой».

Они познакомились четыре года назад, а через два месяца после той первой встречи – когда он планировал по-джентльменски расстаться с девушкой, в которой не было ничего, кроме модельной внешности – она сказала ему, что беременна. Она хотела сделать аборт, а он сказал – «нет». Он не стал убийцей ребенка.

Через месяц, в октябре двухтысячного, они поженились, а еще через полгода у них родился сын. Его назвали в честь деда по материнской линии – Лешей. Александр стал отцом, это было удивительное, новое для него чувство, откровение, чудо, но он знал, что их брак не вечен. Это искусственная конструкция во имя детства их мальчика.

Аня сидела с Лешей, а помогала ей по хозяйству Евгения Степановна, добрая шестидесятилетняя женщина. Они взяли ее по рекомендации подруги Ани, гражданский муж которой погиб в ДТП. Родственники покойного в ультимативной форме потребовали от нее «съехать с коттеджа», и она вернулась в хрущевку. Без домработницы. Без средств к существованию. Продав шубу, она стала искать работу.

Что бы они делали без Евгении Степановны? Она убирала в квартире, готовила, стирала, гладила, а в отсутствие Ани справлялась с хозяйством и с Лешей. В квартире всегда было чисто, а еда была вкусной, в отличие от тех редких случаев, когда стряпала Аня. Аня – женщина, которую он никогда не любил.

Даже то, что он чувствовал раньше, в самом начале, он не назвал бы любовью. Влюбленностью, похотью, страстью – да. Не любовью. Если бы он знал тогда, что все зайдет так далеко, он не вел бы себя так глупо. Теперь у них есть ребенок, они два раза в неделю занимаются сексом, для внешнего мира все чинно, пристойно, – чем не среднестатистическая семья, где есть видимость и нет искренности?

По Ане сложно было сказать, что она чувствует. Сквозь ее меланхоличную оболочку трудно было что-то увидеть. Преимущественно она была спокойна, жить не могла без шоппинга, фитнесса, солярия и массажа, а поскольку муж все это оплачивал, пусть и без всякого энтузиазма, с этой точки зрения жаловаться ей было не на что. Возможно, она погуливала на стороне, с каким-нибудь жеребцом-массажистом, но ему было почти все равно. Скоро он поставит точку в их отношениях. Поэтому он не бежит к частному детективу и не допрашивает Аню с пристрастием. Он живет с привкусом подозрений, день за днем откладывая разговор. Он любит Свету и при каждой встрече с ней чувствует ее невысказанный вслух вопрос, на который должен будет рано или поздно ответить.

Если бы не Леша, он давно бы ушел к Свете. Как бросить сына? Это будет предательством. Леша не виноват в том, что родился в семье, где папа не любит маму. Он не виноват в том, что папа, не имея серьезных планов на будущее и не позаботившись о средствах предохранения, взгромоздился на маму, а охладел к ней еще до того, как раздались первые ноты марша Мендельсона и толстая тетя, объявив их мужем и женой, пожелала им счастья до гроба. Леша как бы случайный ребенок, и от этого только сильней гложет чувство вины. Что выбрать? Жить в фальши или жить в правде? Как выбрать? Как выдержать мысль о том, что папа будет редко видеться с сыном, а сын – с папой? Как объяснить мальчику, что папа уходит?

Три раза пискнула микроволновка.

– Как дела? – дежурно спросил он. – Леша гуляет с няней?

– В бассейне. – Аня накрыла на стол. – Тренер его хвалит, говорит, он скоро научится плавать. Мама, кстати, звонила, звала завтра в гости.

Сказав это как бы промежду прочим, она бросила взгляд на мужа. Она знала, что он не любит ходить в гости к теще – как и саму тещу.

– Борщ с пивом будет? – спросил он.

Аня поморщилась.

Это была стандартная сценка.

Год назад они ужинали у матери и отчима Ани, и им был предложен странный, мягко сказать, набор блюд: жирный горячий борщ и пиво. В первое мгновение зять растерялся, но скрыв эмоции, стал пить пиво, не притрагиваясь к борщу. Посматривая на него искоса, теща долго крепилась, ерзала на стуле и наконец спросила, почему он не ест борщ. Он ответил ей вежливо, что съест борщ после пива. У нее отлегло от сердца.

С тех пор борщ с пивом стал притчей во языцех.

Зять, не испытывавший к теще теплых сыновьих чувств, отчима Ани вообще на дух не выносил. Ему стоило немалых усилий поддерживать разговор с этим представителем чуждого ему мира, внешне чем-то похожим на Шарикова, с его назойливыми историями о машинах, авариях и бог знает о чем. После двух рюмок водки тот становился жутко болтлив (до следующей стадии опьянения), и это было ужасно.

Он удивлялся союзу тещи и этого Снегирева.

Надежда Олеговна звезд с неба не хватала, но была неглупа и даже в чем-то интеллигентна. В молодости она была недурна собой, и ее лицо все еще хранило следы той красоты, несмотря на два подбородка и оплывший овал лица. Деревенское воспитание и бреши в образовании порой давали о себе знать, но в этом не было ее вины. Она заведовала детсадом и в скором времени собиралась выйти на пенсию, чтобы в полной мере предаться трем своим увлечениям: даче, вышивке и вязанию.

Снегирев с юных лет работал водителем. Он него пахло дизелем и перегаром. Досуг он проводил на диване, с газетой «Советский спорт». Книги он не любил. Он любил бокс и хоккей по телеку. Они жили вместе шесть лет, а встретились на вечере «Кому за сорок», куда мать Ани однажды зашла в компании двух коллег-воспитательниц из детского сада. От безысходности. Да и выпили, помнится, крепко.

Аня не знала, радоваться ли за мать. Ее отношение к Снегиреву не изменилось в лучшую сторону со времени первой встречи. Сравнивая его с отцом – умным, красивым, уверенным в себе (он был владельцем фирмы по производству пластиковых окон) – она морщилась, причем заметно для окружающих. Ей было стыдно за отчима. От него плохо пахло, он говорил на другом языке, он был пролетарием. Она видела, как на него реагируют. В то же время она желала матери счастья. Она помнила, как нелегко ей было одной, и не попрекала ее за выбор по принципу «на безрыбье и рак рыба». Она не верила в любовь между мамой и отчимом. Это был союз двух людей в возрасте, уставших от пустоты в доме и от ужинов в одиночестве. Очень может быть, что Снегирев ни от чего не устал, но хотел жить в комфорте, а не в хлеву бобыля. Бог им судья. Аня знала, что где-то глубоко в душе – куда страшно заглядывать – мать любит отца, а не этого типа. Она живет с неосуществимой надеждой на то, что однажды у них снова получится быть вместе.

Александр ел курицу, прикидывая в уме возможные отговорки.

Он обратил внимание, что Аня надела свой самый красивый халат, шелковый, тонкий, полупрозрачный, и ластится к нему взглядом. Она хочет секса, он это знает. После ссоры секс всегда жарче. Но у него другие планы на вечер. Он едет к Свете. С ней он встретился год назад – когда судились с налоговой. Света была юрисконсультом в фирме, к которой обратились за помощью, и после двух совместных походов в суд стало ясно, что они созданы друг для друга.

Света была разведена. Последние месяцы ее брака были адом. Ее муж спускал деньги в игровых автоматах, брал в долг у друзей и знакомых, клятвенно обещая, что скоро вернет, но никому не отдал ни копейки. Света предлагала ему закодироваться, но он отказывался и говорил, что справится сам. Наверное, он действительно так думал, но не мог и дня прожить без одноруких бандитов. Полумрак игровых залов, мельтешение цветных картинок, цифр, огоньков, звон выигрышей (проигрыши случались чаще) – он жил там, в сумраке, а не в реальности. Однажды Света не выдержала. Она подала на развод. Она была на грани нервного срыва. Она не могла жить с человеком со взглядом лунатика. Друзья и знакомые требовали с них деньги, которых не было. От них отворачивались. Им угрожали. Муж начал пить. Он пил и играл, играл и пил. Кто обвинит ее в том, что она с ним рассталась? Кто, кроме нее? Кому-то это покажется странным, но она испытывала чувство вины. Она бросала больного. Сделала ли она все возможное, чтобы спасти его?