Сборник - Ялос-2015 Страница 6

«Кто знает – Небо или Ад…»

Кто знает – Небо или АдКомандуют творцом,Когда он мнит, что – вне и над,Когда, смирен лицом,

Он взращивает дивный садНа собственных костях —Кто знает, Небо или АдВ дому его гостят?

Когда красив он и крылат,Охваченный огнём, —Кто знает, Небо или АдРазбушевались в нём?

И в час, когда он, кончив труд,Уходит – в звездопад,Кто знает – Небо или АдНавек его берут?

««Любовь убегает». Скульптура Родена…»

«Любовь убегает». Скульптура Родена.Высокие залы, колонны, полотна…И дверь, за беглянкой закрытая плотно.И стук каблучков в подворотне Эдема.

Напрасны все клятвы, мольбы, увещанья.Любовь убегает – удержишь едва ли!Небрежный кивок, поцелуй на прощанье.И – шпилька, забытая на покрывале…

И серой громадой нависшее небо!Ни водка, ни женщины не помогают.Как всё беспричинно, жестоко, нелепо.И непоправимо. Любовь убегает.

На узком запястье пульсирует вена…Опомнись, ведь всё это выдумал сам ты!..Слезятся софиты. Галдят экскурсанты.Любовь убегает. Скульптура Родена.

«Минувшее в нас прорастает незримо…»

Минувшее в нас прорастает незримо.Вдруг ставень качнётся и скрипнет крыльцо,И где-то на улочках Старого КрымаПочудится старого Грина лицо.

Как странен волшебник с чертами бродяги,Носитель фантазий и грустных усов —В стране, превратившей в кровавые стягиПолотнища алых его парусов!

В стране, присягнувшей штыку и нагану,Где счастлив любой, избежавший оков, —И можно смотреть, как плывут к ЗурбагануПушистые парусники облаков!

И можно умчаться из крохотной кельиЗа тысячу миль, разминувшись с бедой,И пить в кабаках молодецкое зелье,И резаться в кости с матросской ордой!

Какие там обетованные кущи?Какой там прикормленный вечный покой?Он просто ушёл за своею Бегущей,Махнувшей ему обнажённой рукой!

В дырявом шарфе, в макинтоше потёртом —Туда, где легендами ветер пропах,Где гроздья огней зажигает над портомМальчишка с растрёпанной книгой в руках.

«Есть особенный шарм у поэтов, сроднившихся с Крымом…»

К. Вихляеву

Есть особенный шарм у поэтов, сроднившихся с Крымом.Эта терпкая грусть в сладкозвучье их неповторимом,Этот эллинский дух, что как факел горит, не сгорая,Это тайное братство заложников вечного рая!

Есть особая прелесть в их строках, изысканно-пряных,В этой царственной лени и мудро скрываемых ранах.Разве можно надменно носиться с гордыней и горемТам, где дремлют дольмены и горы венчаются с морем?!

О, блаженное право болтать на эзоповской фене,Когда впору – о стену башкой или бритвой по вене!Попивать свой мускат, маскируя ландшафтами чувства…Нам, увы, недоступно волшебное это искусство!

Наш удел – среди серых дворов и небес голубиныхБить челом супостатам, пить горькую, мучить любимых,Вечно быть в должниках у суровой и скаредной Музы,Проклиная бесплодье, нужду и семейные узы!

Воевать с ветряками, себя зачисляя в пророки,У великих заимствовать все бытовые пороки.И над пеплом страниц сигаретным рассеяться дымом!..Есть особенный шарм у поэтов, сроднившихся с Крымом.

«Я мотаюсь по Родине, словно заправский цыган…»

Я мотаюсь по Родине, словно заправский цыган.Нынче Крым, завтра Питер, а после – Рязань или Тула.А в столице все тот же разбойный, хмельной балаган,Тот же мусорный ветер и окон чернеющих дула!

Но полуночный Киев зажжет караваны огней,Но январская Ялта укроет панамами пиний —И желание жить пробирает до самых ступней,И желание славы свой хвост распускает павлиний!

Как телок беспризорный ласкаясь к чужим матерям,По просторам Отчизны как шарик воздушный порхая,Что ищу так упрямо, как будто себя потерял —За полжизни отсюда, в кварталах сгоревшего рая?!

И чужие проспекты меня провожают любя.И чужие вокзалы встречают улыбкой радушной…А вернусь – и в московском трамвае увижу себя —На коленях у папы. И лопнет мой шарик воздушный.

«Шумит весенний гам, и мир творится снова…»

Шумит весенний гам, и мир творится снова.И снег сползает с крыш, как старое тряпьё.А все-таки печаль – на дне всего земного,И никуда, поверь, не деться от неё.

Живёшь ли целый век скучнее пса цепногоИль вёрстами дорог судьба твоя пылит —А всё-таки печаль на дне всего земного.И тихий её свет в глазах твоих разлит.

Будь вошь ты или вождь, аскет иль Казанова,Паши или пиши, молись иль зубоскаль, —А всё-таки печаль на дне всего земного —Прозрачная, как лёд нетающий, печаль.

И в этом бытия оскома и основа.И да пребудет так в белёсой мгле веков —Да светится печаль на дне всего земного,Всех песен и легенд, и сказок, и стихов…

«Ключи от Рая – у меня в кармане…»

Ключи от Рая – у меня в кармане.А двери нет – весь дом пошёл на слом.

Там наши тени в утреннем туманеПьют кофе за невидимым столом,От общего ломая каравая.Пузатый чайник фыркает, как конь,И бабушка, по-прежнему живая,Сметает крошки хлебные в ладонь.

Присохла к сердцу времени короста.Но проскользну, минуя все посты, —Туда, где всё незыблемо и просто,Где нету страхов, кроме темноты.

Где пахнет в кухне мамиными щами,Где все печали – мимолётный вздор,Где населён нелепыми вещамиТаинственный, как джунгли, коридор.

Там детские прощаются огрехи,А радость не приходит на бровях.Там сахарные звонкие орехиНа ёлочных качаются ветвях.

Там сказки, словно птицы, к изголовьюСлетаются – любую выбирай!Там дышит всё покоем и любовью —Он так уютен, мой карманный рай!

И далеки жестокие годины,Где будет он, как яблоко, разъят…

Земную жизнь пройдя до середины,Я постоял – и повернул назад.

«А я – я из времени семидесятых…»

А я – я из времени семидесятых.Наивных, развенчанных, в вечность не взятых.С цитатами съездов, с «Берёзкой» и с БАМом,Со складами по опозоренным храмам,С борьбою за мир, со столовским компотом,С Генсеком, кочующим по анекдотам,Со Штирлицем, с очередями за пивом,С народом, сплочённо-немым и счастливым.

А я – я из времени семидесятых.С Эйнштейнами на инженерских зарплатах,С «Ироньей судьбы», с «Белым Бимом», с Таганкой,С Арбатом, не ставшим туристской приманкой,С Тверской, не пестрящей валютной натурой,С великой несдавшейся литературой.

Да, я из того, из «совкового» теста.И нет мне в сегодняшнем времени места.И пусть не тупей, не слабей, чем другие,Оно не простит мне моей ностальгии,Оно не простит моего ретроградства,Соплей романтических нищего братства.Оно не простит. И не надо прощенья.Мне в столп соляной не грозит превращенье.Пока ярок свет над помостом фанерным,Пока мне «Надежду» поёт Анна Герман.

«Талант – не дар, а банковская ссуда…»

С. Геворкяну

Талант – не дар, а банковская ссуда,Годами возвращаемый кредит.На фунт изюма горечи полпуда —Господь за дозировками следит!

Ты думал, в рай попал – проветрись, парень.Всевышний – не купчишка-филантроп.Ты завербован им, а не одарен.И жизнь положишь, расплатиться чтоб.

Забудь же все земные погремушки —Ты лиру под расписку получил.И с той минуты, братец, ты на мушке —У Неба, не у рыночных жучил.

Но, сознавая, что из жизни выпал,Что перекрыт надёжно путь наверх,Себе признайся честно: был же выбор,Хоть ты его с презрением отверг.

Ты мог бы в кабаках сорить деньгамиИ нежиться в барханах женских тел.Ты мог бы быть – с твоими-то мозгами —Покруче многих, если б захотел!

Вольно ж тебе, над рифмами шаманя,В услужливые веря чудеса,Сидеть на кухне с фигою в кармане,С оплаченной путёвкой в небеса!

Выставка Шагала

Бьют часы петушиным крылом.Время кошек, бродяг и влюблённых.Старый дворник, взмахнув помелом,Исчезает в чернеющих кронах!

Ты пришла, ты стоишь у стола.Треплет платье сиреневый ветер.Кто придумал, что ты умерла?Мы бессмертны, как боги и дети!

И, о счастье бесстыдно трубя,Мы летим над уснувшим кварталом!..Ты прости, что я стал без тебяПоседевшим, больным и усталым.

Видишь соты еврейских дворов,Где я рос, быстроглаз и неловок,Видишь в небе счастливых коров,Что парят легче божьих коровок?!

Видишь, лошадь, Пегасам под стать,С надоевшею твердью рассталась?..Это я научил их летать.Только мне без тебя не леталось.

Сколько музыки, света, огня!Мир луною увенчан, как митрой.И пускай будет плакать родня —Там, в квартире с забытой палитрой.

Я целую тебя – на весу,Унося к райским кущам и чащам.Только туфельку, словно слезу,Ты обронишь над городом спящим.

«Меж сосен, как между свечей…»