Сборник - Ялос-2015 Страница 5

Эпистола

О.И.

Холодрыга такая, что душу озябшую жалко,ни теплинки, поди, не осталось на тусклой земле,как боксёры часами гоняют себя на скакалках,так же крыльями чайки всё машут и машут во мгле.

В море сером бегут, обезумев, отары барашков,волны грохают в мол, весь он льдом покрывается, иэтой крымской земле лейбл вполне подойдёт —«Made in Russia» —дуют ветры с Тамани, тоску поселяя в крови.

Тамариски у моря стоят как хрустальные, ибовсе в сосульках от брызг, я лизнул одну – веришь, горька.Ты вчера позвонила, сказала, что любишь. Спасибо!Я и раньше-то знал, что теплеет в груди от звонка.

Я пишу эти строки тебе вместо писем, я помнютот сентябрь, тот перрон, как я брёл по обочине дня…Все отроги в снегу, все ущелья, и всё же легко мне,потому что ты любишь, ты всё-таки любишь меня…

Скаты сумрачно в гротах колышутся

Обожаю тебя, моё синее!И спокойное!И неистовое!Прихожу к тебе как на исповедь.Причащаюсь тобой.И сильный я!..А когда море в солнечном блескеи в предгорьях цветёт миндаль,я на «ультру» – прозрачную леску —из волны вывожу кефаль.Скаты сумрачно в гротах колышутся,Жак Кусто опускается к ним.Голос моря приборами пишется —объясним ли он?Объясним?..Там прозрачны глубины мерцающие,там акул невесомый полёт,и медуз хоровод замирающий,и в зелёной дали пароход.Там мальчишка в щемящем забвениибродит возле шаланд рыбакови бубнит с фанатичным рвениемнеуклюжие строки стихов.А правее, у стен равелина,прянет в небо – ракетою в синь! —и застынет на миг – а ф а л и н а, —самый умный на свете дельфин!..

Алушта

Секунд на пять дыханье задержии посмотри, как тихо и достойно,садятся облака на Демерджи,чтоб после над Алуштой плыть спокойно.В её долине бродят тополя,высоток новых непривычен глянец,и, как в России хлебные поля,здесь виноградники, куда ни глянешь.Ей от ветров защита – Чатыр-Даг,он в профиль – всем шатёр напоминает,и моря бирюза сияет так,как бирюза небесная сияет.Алушта мне по нраву, как родня,алуштинцы и ялтинцы как братья,мне кажется, что не найду и дня,который чёрным мог бы называть я.Я глубину исследовал и мель,чтоб рыб перехитрить характер ушлый,я пронырял здесь от горы Кастельвсё побережье до границ Алушты.И мне, культуры преподав урок,весь в зелени тонул, известный очень,Профессорский элитный уголок,который почему-то был Рабочим.Хранит преданья крепость Алустон,здесь вечность поработала немало,троллейбусы штурмуют небосклон,упорно пробиваясь к перевалу.А в синеве морской порхают яхтыи режут гладь круизные суда,как будто взяли обаянье Ялтыи сдвинули восточнее, сюда…

Планета Крым

Побродили и мы по планете с названием Крым,восхищались и пели, с бедою познались и риском:Тарханкутский маяк злой метели пронизывал дым,Ай-Тодорский маяк ночь пронзал гладиатором римским.А маяк Херсонеса все мифы Эллады пропел,с мыса Сарыч маяк подавал нам тревожные знаки:то я видел во сне ливень таврских разбойничьих стрел,то скуластые скифы неслись, обнажив акинаки.Генуэзские башни вели разговор об ином,о торговле, любви, но суровыми были бойницы:виноградники пахли пронзительным терпким вином,и огромные звёзды мерцали в листве шелковицы.Воробьи и дрозды торопливо клевали инжир,вот и мы торопились на прошлое глянуть без грима:в казематах Мангупа ютится загадочный мир,а Чуфутское кладбище тайны хранит караимов.Видно, жизни не хватит, чтоб край свойпознать до конца;песни стоны сменяли, а эхо протяжно, как вопль.Я не трогаю пласт, где лавины огня и свинцапрокатились по Крыму…(Да вспомним хотя б Севастополь!)Я не трогаю пласт киммерийских легенд и холмов,что ковыльной пыльцою присыпан, как свежей порошей,потому что на это уйдёт много толстых томов,как заметил однажды певец Киммерии – Волошин.И о том промолчу, что несло нам обиды и боль,о Майдана зловонье, дохнувшем фашистским бессильем,потому что все точки над i расставляет любовьк нашей истинной Родине – многострадальной России.И когда мы сойдёмся в кафе под платаном густым,мы представимся сами себе чем-то вроде масонов,за планету мы выпьем с названием солнечным Крым,не за остров же пить, да простит нас Василий Аксёнов.

Лев Болдов

(17.07.1969 – 19.02.2015)

Родился в Москве. Окончил Московский институт инженеров транспорта по специальности «Прикладная математика». Работал преподавателем математики, журналистом, редактором. Стихи писал со студенческих лет. Автор восьми поэтических книг, в том числе «Транзитный пассажир» (2006), «Секретный фарватер» (2009), «Солнечное сплетение» (2013), «Полет» (2015, посмертный).

Стихи публиковались в журналах «Кольцо А», «Литературная учеба», «Культура и время», «Радуга» (Киев), «Южное сияние» (Одесса), «Брега Тавриды» (Симферополь), «Колокол» (Лондон), в еженедельнике «Панорама» (Лос-Анджелес). Член Союза писателей Москвы. Лауреат I Международного Волошинского конкурса (2003). Лауреат премии «Эврика!» (2008). В последние годы жил в Ялте.

Избранное (1993–2015)

«Как дальний отзвук колокольный…»

Как дальний отзвук колокольный —Моя рассветная пора:Тот мальчик в синей форме школьной,Застывший посреди двора.

На нём берет и ранец рыжий.Он толстогуб и лопоух.Ещё он жизнью не обижен,Ещё, как тополиный пух,

Под ноги стелется дорога…Помедли, не спеши взрослеть!Но так торжественно и строгоГудит раскатистая медь!

Вот юноша, юнец нескладный —Горлан, мечтатель, стихоплёт,Уже ступивший безоглядноНа тонкий, неокрепший лёд.

Назад! Беги, ломая сучья!..Но гул растёт со всех сторон,И в воздухе галдят созвучья,Как стая вспугнутых ворон!

И вот он – честолюбец, дока,Разящий рифмой и вином,Состарившийся раньше срока,Оставшись вечным пацаном.

Позёр, комедиант бродячий…Нашёл, упрямец, что искал —Изведав волчий гон удачиИ одиночества оскал?

…Я знаю, что, не раз отпетыйСвоим заложником земным,Я буду жить. Хоть жизни этойНе пожелал бы остальным.

Бельмом, посмешищем, кумиром,Себя раздевшим догола, —Пока над безучастным миромГудят мои колокола!

«Нет спасения мне…»

Е. Соколовской

Нет спасения мне.Мои ночи горьки и бессонны.Чайки Клода МонеНадо мною парят, невесомы.

Сизый сумрак в окне.И движения крыльев незримы.Чайки Клода Моне —Бесприютной мечты пилигримы!

Наяву и во снеЖизнь проходит туманом белёсым.Чайки Клода Моне —Над моим заболоченным плёсом.

Пусть в густой пеленеБез руля и компáса плывуяЧайки Клода Моне,Я вас вижу – и, значит, живу я!

И покуда во мнеБудет стих окольцованный биться,Надо мной в вышинеБудут белые гордые птицы —Чайки Клода Моне!

«Ковш колодезной воды…»

Ковш колодезной воды —Со звездой на самом дне.Вновь Созвездие Беды —Надо мною в вышине.

Сколько бисер ни мечи,Ни запутывай следы —Слишком долгие лучиУ Созвездия Беды.

Слишком свет неистребим —От Созвездия Беды!И рождённые под ним —Словно Вечные Жиды.

Каждый скукою гоним —От звезды и до звезды.Каждый ревностно храним —Лишь Созвездием Беды.

И на все прорехи ихНа сизифовы труды —Семь заклёпок золотыхУ Созвездия Беды!

Ковш колодезной воды,Струйка дрожи по спине…И Созвездие БедыПокровительствует мне.

«Надо всё потерять, чтобы вновь оценить…»

Надо всё потерять, чтобы вновь оценитьШум листвы и дождя серебристую нить,Скрип качелей, трамваев трезвон поутруИ на скатерти солнечных бликов игру;И в воскресном метро путь вдвоём налегке,У торговки вокзальной черешню в кульке,И тропу через лес, и безлюдье окрест,И на даче поленьев берёзовых треск;Зелень с грядки, из чайных стаканов вино,И шмеля, залетевшего с гудом в окно,Из колодца воды леденящей струю,Шорох платья, усталую нежность твоюИ волос, по подушке рассыпанных, прядь —Чтобы вновь полюбить, надо всё потерять!

«Этот странный мотив – я приеду сюда умирать…»

Этот странный мотив – я приеду сюда умирать.Коктебельские волны лизнут опустевшие пляжи.Чья-то тонкая тень на подстилку забытую ляжет,И горячее время проворно завертится вспять.

Я приеду сюда – где когда-то, мне кажется, жил.И вдыхал эту соль, эту смесь волхованья и лени.И полуденный жар обжигал мне ступни и колени,И полуденный ангел, как чайка, над пирсом кружил.

Я приеду сюда, где шашлычный языческий духПропитал черноусых жрецов, раздувающих угли,Где, карабкаясь вверх, извиваются улочки-угри,И угрюмый шарманщик от горького пьянства опух.

Этот странный мотив… Я, должно быть, и не уезжал.Всё вернулось, как встарь, на глаза навернувшись слезами.Вот возницы лихие с тяжёлыми едут возами,Чтоб приморский базар, как встревоженный улей,жужжал.

Вот стоит в долгополом пальто, чуть ссутулившись, Грин.Это осень уже, треплет ветер на тумбах афиши.Остывающим солнцем горят черепичные крыши,К покосившимся ставням склоняются ветви маслин.

Этот странный мотив… Ты забыл, мой шарманщик, слова.Я приеду сюда умирать. Будет май или август…И зажгутся созвездья в ночи, как недремлющий Аргус,И горячие звёзды посыплются мне в рукава!

«Кто знает – Небо или Ад…»