Андрей Синельников - Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги Страница 6

– К тому времени, – Между тем продолжал литься негромкий голос Сибиллы, – Когда Малка вернулась, огненно-волосую Богиню все давно забыли. Это ж, сколько лет прошло! Кто уехал, кто погиб, кто просто умер от старости. Да и кто мог представить, что годы не согнут и даже не состарят Солнечную Деву. Появившись в хорошо ей знакомых местах, Малка взяла себе имя Изабеллы и стала патронировать маленького короля Иерусалимского Балдуина. Материнские чувства видать с годами проснулись, – Ехидно заметила она и краем глаза глянула на реакцию Жанны. Та сидела с открытым ртом, – Такая же дура, как ее хозяйка, – Про себя подумала Сибилла и продолжила, – Вот тут мы с ней и сошлись. Пока Малка мерзла там, в росских снегах, среди диких медведей, я расцветала под южным солнцем и к тому времени была достаточно известна в узких кругах волхвов и жрецов. Девчонкой меня определили в Храм Артемиды Эфесской в вравронии, жрицы любви и войны. Там меня воспитали и открыли во мне дар прорицания. Был такой поэт Гераклит, его и назвали Эфесский, потому как он возле нашего Храма подвизался. Вот он впервые рассказал про мой дар. Потом в поэмах называл меня то Кассандрой, то Манто, написал, что живу я тысячу лет. Поэт, что с него взять, – Она мечтательно вздохнула, видимо вспомнив, что-то свое, – Он и пророчества мои записывал, гекзаметрами, видимо завидовал славе других поэтов. Придумал, что были они „а пальмовых листьях записаны, а он только переписал. Назвал это «Сивиллиными книгами», байку сложил, как я их Тарквинию Гордому торговала. Глупый смертный. Бессмертные не торгуют, у кого нет конца жизни, тому не нужны богатства и слава, он их копит вечно. Вообще я не о том. Познакомились мы и подружились с Малкой-Изабеллой при дворе маленького короля. Она там уже вошла в роль матери, а я только что рассталась с маркграфом Вильгельмом, хотя мужчина он был хоть куда, но здоровьем не вышел. Досужая молва приписала мне сына от него, в чем я никого и не переубеждала. Хотя ты наверно знаешь, а если нет, узнаешь после, что вравронии, жрицы Артемиды, те которые бессмертие получили, корень жизни продлевать не могут. Ну да о том тебе твоя наставница расскажет, или в Храме жрицы поведают. Когда премудростям любви учить будут. Что ты на меня глазами хлопаешь? Раз ты у Богини Леса в холопках, то и быть тебе весталкой для оргий, как я была, – Она задумчиво улыбнулась.

– Что это за оргии? – Хотела спросить Жанна, но опять отдернула себя.

– Узнаешь, – Отвечая на ее немой вопрос, сказала Сибилла, – Какие твои годы. Малка научит, как меня научила. Любые храмовые игры по сравнению с тем, что она делает, просто моление в монастыре, – Она лукаво бросила взгляд на Жанну, проверяя эффект от своих слов и опять про себя уточнила, – Точно дура дурой. Зачем только ее Малка с собой притащила?

– Рассказывайте, рассказывайте госпожа. Это так интересно, а еще Мастер сказал, что вы меня научите чему-то, – Глупо гнула свою линию Жанна.

– Да чего рассказывать. Когда Прокаженный Балдуин умер, мы ему „а смену малютку нового Балдуина поставили, которого все за моего сына почитали, Малка надо отдать ей должное прокатилась по всем весям и всех замирила. Мятежи прекратились. Потом она к власти Гвидо привела, а потом хвост трубой и подалась к поклоннику своему Фридриху Барбароссе. Они ж рыжие оба, потому и дружат, – Она откинула свои роскошные золотые волосы и полюбовалась на себя в глади озерка, – А мне вся эта чехарда в Заморье надоела и подалась я на Кипр. Распустила слух, что родилась там Афродита – Богиня любви. Мол, вышла из морской пены. Все уши развесили. Короли кипрские Лузиньяки, так те просто от меня с ума сходили, в ногах валялись. Еще бы любовь самой Богини любви. Ну, я им все, чему меня моя подружка – твоя хозяйка, – Опять кольнула она, – Да жрицы Забвения выучили, показала. Они, по-моему, вообще голову потеряли. Вот и правлю я там, почитай, все эти сто лет. Храмов себе понастроила, культ целый выпестовала. Живу. Вот только скучно там на острове-то. Это не то, что здесь Малка вытворяет. Головы всем кружит, хвост распушила, что павлин, и носится по всем дворам мира. Тебя научу дару провиденья и предсказания. Пророчицей станешь. Только смотри, дело эті горькое и опасное в нынешнее время. Храмов тебе никто не построит, и приклоняться не будут. Это не то, что в Дельфах, где меня „а руках носили. Сейчас если и понесут, то на костер. Смотри. Захочешь учиться, приходи. Я „а Кипре в бухте Афродиты, что рядом с Пафосом, там у меня Храм „ад морем. На, возьми мой гребень, а то стража сразу же и сбросит со скалы, мне в жертву. Покажешь, проведут ко мне. Все утомила ты меня…Принцесса, – С издевкой сквозь зубы закончила она, – Иди.

Жанна не стала дожиться второго приказа и, поблагодарив Сибиллу легким поклоном, отправилась далее гулять по саду.

Она поднялась на самый верх утеса, что возвышался над островом. Там стояла удивительно красоты беседка, увитая алыми розами. Какая-то неземная музыка, кажется, пронизывала весь воздух. Но музыкантов не было, а музыка рождалась прямо на ее глазах и наполняла собой все это голубое пространство, теперь лежащее у ее ног. Она закрыла глаза и начала в такт этой музыке танцевать внутри беседки, вдыхая божественный аромат роз и каких-то неведомых ей растений растущих по склону утеса. Солнечные лучи мягко касались ее лица, пробегая по нему и гладя ее загорелую, обветренную мордашку. Зеленые черевички неслышно ступали по полу сделанному из белоснежного мрамора. Счастье опять начало наполнять ее до краев, отодвигая вглубь то темное, что пришло там в саду. Пропал нестерпимый жар костра и запах паленых волос. Растаял нехороший осадок от рассказа Сибиллы и едкий, как кислота, сарказм в ее подковырках и намеках. Пение птиц и журчание ручьев успокаивали ее. Мерный шум этой большой воды, которую здесь называли море, как бы защищал ее от всех невзгод своей мощью и постоянством. Жанна раскрыла глаза и вздрогнула. Прямо перед ней стоял галантный кавалер в платье незнакомого ей покроя. Однако она поняла стразу, что такое носят только избранные. Кружевные манжеты и воротник нежно-кремового цвета только оттеняли глубину темно-синего цвета его бархата, в тон его глазам. Он смотрел на нее с улыбкой, немного склонив голову в сторону. За его спиной солнце клонилось к закату и по этому казалось, что вокруг его головы светится нимб. Жанна за этот день уже научилась не удивляться ничему. Кроме того, она поняла, что те, кто принес ее суда, ее покровители – Богиня Леса и странный монах, пользуются среди обитателей этого острова непререкаемым авторитетом и всеобщей любовью. Это было видно из всего, даже из рассказа Сибиллы, которая, хотя и завидовала ее госпоже, но любила ее беззаветно, и это сквозило во всех ее словах. Поэтому Жанна не испугалась, а только растерялась, настолько неожиданно и незаметно подошел к ней незнакомец.

– Это арфа. Эолова арфа. На ней играет Бог ветров Эол. А проще ветер, – Отвечая на ее мысли, сказал незнакомец, – А меня зовут Гуляй. Я давний знакомец твой учительницы. Настолько давний, что помню ее, такой, как ты сейчас. Только босоногой и с веснушками на носу, – Он негромко засмеялся, и Жанна окончательно успокоилась.

Так мог смеяться только очень хороший человек и очень добрый.

Гуляй рассмеялся во весь голос.

– Правильно. Ешь пироги с грибами и держи язык за зубами. Это тебе Малка говорила? Нет. Забывать стала свои прибаутки. А ты молодец. Сказали молчать, ты и молчи. Пойдем. Поговорим о чем другом. Остров нравиться тебе?

– Да, – Сразу ответила девочка, – Красивый такой, я таким Ирий представляла.

– Волховиня, из лесных весталок старой Веры, – Сразу отметил, услышав слово Ирий, Гуляй. Вслух же сказал, – Ты малыш больше слово Ирий не говори, не принято так теперь. Говори – Рай. Хорошо.

– Хорошо, – Согласилась Жанна, – Но все равно пусть будет Рай. Здесь птицы такие, цветы, растения диковинные. Дамы красивые такие и…, – Она замялась.

– И господа, – Закончил за нее дядька, – Вон еще один поспешает. Сейчас мне бока намнет. Микулица! Ты не ее ищешь? Здесь она. Можно сказать под опекой и присмотром.

– От тебя опека, – Буркнул монах, – Бабник! Пойдем Жанна, Мари зовет, надо ванну принять, переодеться и к столу. Бабник, – Еще раз недовольно буркнул он в сторону Гуляя.

Жанна еле поспевала за широким шагом монаха. Она опять отметила, что назвать его монахом теперь было трудно. Ее крестный как-то сразу помолодел, плечи развернулись, и теперь в них чувствовалась недюжинная сила. Под шелковым камзолом перекатывались мышцы, распиравшее чуть тесноватое платье. Серебряные пряжки и серебряный обруч, охватывающий черные, как смоль, кудри Микулицы только подчеркивали глубокую черноту и волос и одеяния черноризца. За узорчатым поясом были заткнуты тяжелая плеть семихвостка и стальной кинжал, впору было назвать его мечом. Да и плеть, если ей стегнуть с его силой, легко могла преломить не то что руку или копье, но и стальной клинок. Он легко хлопнул по входной двери терема, и та распахнулась, чуть не сбив неповоротливого слугу. Посреди горницы сидела Мария, расчесывая огненные косы.