Алиса Орлова-Вязовская - Возвращение барона Блутзаугера Страница 6

Руки и ноги у несчастного Проныры дрожали, из глаз катились слезы. Вдруг среди желтых волчьих глаз показались два ярко-синих, словно сапфиры огонька. На краю ямы стоял огромный ослепительно белый волк. Вальтер и вовсе онемел. Язык его отнялся со страху, и несчастный закрыл глаза и приготовился покорно принять свою гибель.

– Если ты еще не отдал Богу душу, трусливый человек, то выбирайся из ямы. – Раздался глухой низкий голос.

К ногам Проныры опустилась толстая крепкая ветвь дерева. Не веря своим ушам, стуча зубами и охая, Вальтер выбрался из проклятой ямы. Белый волк смотрел на него своими волшебными глазами и Проныра не мог отвести взгляд.

– Должно быть, вы волчий король, господин? – Дрожа и кланяясь, прошептал Проныра. – Ну, кто бы вы ни были, до конца своей никчемной жизни, буду помнить о вашей доброте.

Белый волк усмехнулся. – Иди с миром, Вальтер и исполни поручение, данное тебе королем. Я сделал это в знак моей дружбы с Фридрихом. Он показал себя настоящим храбрецом, а мы ценим храбрость. Ступай к пристани и найди трактир «Бывалый моряк». Там тебя ждет кое-что интересное.

Проныра кланялся и на все лады благодарил волчьего короля, но когда поднял голову ни белого волка, ни его свиты на поляне уже не было. Вальтер вышел, наконец, к деревне освещенной предрассветной дымкой. От усталости и пережитого страха бедняга с ног валился. Забравшись в стог сена у дороги, Проныра свернулся калачиком и, натянув свою накидку до самого носа мгновенно уснул.

Отдохнув и выждав, когда на пристани стало многолюдно, и хорошенько почистив одежду, он отправился прямиком в трактир «Бывалый моряк». Усевшись в углу и потягивая пивко из большой кружки, Вальтер навострил уши, словно охотничий пес. Моряки и торговцы рыбой громко переговаривались, играли в кости, да обсуждали улов и погоду, что нынче тиха и спокойна. Вдруг все умолкли и уставились на дверь.

– Глядите-ка, вновь черные моряки пожаловали в нашу пристань, – шептались они.

– Вот бедняги, и никогда не улыбнуться, не смеют захохотать в полный голос.

– Да, не хотелось бы мне ходить с ними в море, пожалуй, от тоски закиснешь с такой командой.

Мрачные люди, одетые во все черное, расселись за столом и молча принялись за еду.

Вальтер вежливо поклонился и, спросив позволения, присел рядом. Состроив скорбную гримасу, Проныра вздохнул:

– Экая напасть, вокруг все вечно гогочут, словно гуси и веселятся, а мне охота посидеть в тишине и предаться своим грустным мыслям.

– Эх, добрый человек, а нам бы хотелось сидеть со всеми да весело смеяться любой шутке.

– А что же может вам помешать? – Вытаращив глаза от удивления, спросил Вальтер. – Верно, вас постигло горе?

– Горе, да не наше, а веселиться теперь запрещено всем, – вздохнули моряки.

– Должно быть, ваш капитан отдал Богу душу?

– Слава Господу капитан наш жив и здоров. Много лет назад, пропала дочь нашего короля. Стража, солдаты и даже простые горожане и ремесленники искали ее повсюду, да вернулись ни с чем. Уж, какую только награду не сулил король за свою дочку! Но проходили годы, а бедняжка как в воду канула. Королева стала чахнуть и таять на глазах, и вскоре горе совсем убило ее. Король приказал всем надеть черные одежды, да под страхом казни запретил жителям смеяться и улыбаться, пока его дочь не найдется. Вот с тех пор так и доживаем свой век в тоске и печали. Принцессы верно давно и в живых то нет, и наша жизнь превратилась в сущую пытку.

Проныра едва не подпрыгнул на месте. Ему пришлось уткнуться в кружку чуть ли не носом, что бы никто не заметил, как заблестели его глаза. Вот удача так удача! Должно быть, ему повезло исполнить поручение короля Фридриха. Еще бы! Не зря он носит свое прозвище.

– Ох, добрые господа, не возьмете ли меня с собой? Уж так мне охота отправиться в дальние страны. Я щедро заплачу за свою поездку.

– До нашего королевства семь дней пути, если не завоешь с тоски в такой компании, то милости просим. Глядишь, и нам будет не так скучно с попутчиком.

Вальтер поднялся на шхуну и сговорился с капитаном. Эх, путешествие по морю, пусть даже с мрачными соседями. Будет что порассказать друзьям. Проныра чуть не плясал от радости. А что-то будет, когда он расскажет королю чужой страны, что его дочь нашлась! Пожалуй, наградят его так, что и на своем горбу не утащишь. Ну и пирушку он закатит по возвращению!

Шхуна медленно и тяжело отчалила от пристани, и плавно покачиваясь на волнах, двинулась в путь.

«Ведьма»

Король Фридрих совсем потерял сон. Барон как в воду канул, в королевстве не происходило никаких событий и эта обманчивая тишина пугала короля. Что еще задумал проклятый повелитель оборотней и вампиров? Откуда вновь ждать беды? Подлый Блутзаугер вечно наносит удар исподтишка, отказываясь от славного честного боя. Да и Проныра куда-то запропастился. Уже столько дней от него нет весточки. Неужто попал в беду?

В невыносимом ожидании Фридрих метался по лесам и дорогам, порядком измучив даже выносливого Зильбера. Но не смог найти даже замка барона и уж тем более его самого. Обратиться за помощью к Озерной фее король не решался, ему было стыдно, что бахвалился своей удалью, и не смог уберечь Королеву Эльфов.

В один из дней, проезжая мимо деревни, король увидал процессию с шумом и гомоном бредущую ему навстречу. Колокольный звон разносился по всей округе. Узнав короля люди, остановились и низко поклонились, сняв шляпы.

– Что у вас за праздник нынче? – Спросил Фридрих, – время сбора урожая еще не наступило и до Рождества далеко.

– У нас и впрямь праздник, господин король, – согнувшись в поклоне, ответил колбасник. – Мы изловили ведьму и тащим проклятую сжечь на костре городской площади.

– Ведьму! Я не ослышался? – Воскликнул Фридрих, и сердце его отчаянно забилось.

Люди расступились, и король увидел женщину, сидящую на осле задом наперед. Одета она была в лохмотья и капюшон ее потрепанной накидки надвинут так низко, что и лица не разглядеть.

– А точно ли вы знаете, что это ведьма?

– Конечно господин король! Глядите, как она уродлива! Разве может добрая женщина быть похожей на ночной кошмар?

– Сними капюшон. – Приказал Фридрих пленнице.

Несчастная откинула грубый покров с лица. Ну и страшна же! Нос крючком, маленькие тусклые глаза. А волосы! Настоящая пакля, видно гребень никогда их не касался. Руки, словно куриные лапки, с острыми кривыми ногтями. Все лицо покрыто сеткой мелких морщин, щеки ввалились. Но в глазах совсем не было злобы, а лишь глубокое тяжелое горе.

– А есть у вас доказательства ее преступлений? – Спросил король.

– Да, да, у меня есть, ваше величество! – Закричал крестьянин Олаф. – С тех пор, как проклятая поселилась в хижине у леса, мои коровы стали худеть не по дням, а по часам. Молока не наберется и кружки со всех.

– А у меня ведьма сгубила весь урожай в огороде, вместо славных овощей кругом чертополох. – Крикнул Ганс.

– Немало мне довелось встречаться с ведьмами, – промолвил Фридрих. – Да впервые вижу, что бы она ни приняла чужое обличие, да не ускользнула бы от наказания. Будь бедняжка, в самом деле, ведьмой, пожалуй, обратила бы вас в жабу или ужа, а не шла бы покорно на смерть.

В толпе зашумели:

– А господин король-то верно говорит! Где это видано, что бы настоящая ведьма позволила тащить себя на костер?

– И впрямь, она напустила бы бурю с дождем и градом, а на небе ни облачка. Пожалуй, она давно извела бы всех и погубила весь скот.

– Эй, Олаф, не с того ли твои коровы исхудали, что все дни ты просиживаешь в трактире да наливаешься пивом словно бочка?

– Ха-ха-ха! И то верно, несчастная скотина стоит некормленая по нескольку дней.

– Ганс, братец! А не ты ли полеживаешь на солнышке, поворачиваясь с боку на бок, словно окорок в коптильне? Не мудрено, что огород зарос чертополохом.

Крестьяне смеялись, а покрасневшие от стыда Ганс и Олаф поспешили скрыться в толпе.

– Расходитесь по домам, добрые люди, и оставьте несчастную в покое. Ей видно и так несладко живется на свете. – Сказал король.

Но толпа не спешила, всем было любопытно поглазеть, куда отправиться бедняжка, да поглумиться ей вслед, уж больно она уродлива. Ребятишки приготовили комья грязи, что бы кидать в несчастную, когда она отправиться восвояси.

Конец ознакомительного фрагмента.