Анна Бердичевская - Молёное дитятко (сборник) Страница 7

В зале суда сидело еще двое мужчин в военно-морской форме, один кавторанг с кортиком, преподаватель основ марксизма-ленинизма, а второй – курсант Беня Фишер, свидетель защиты. Были в зале и друзья счастливой юности, с которыми Агния училась в художественном техникуме, были и просто друзья-приятели. Были сослуживцы по прежним работам – представитель профкома цеха военного завода, где она красила пушки, заместитель отдела кадров универмага, где Якубова работала до ВМАТУ. Небольшой группой сидели соседки по коммуналке… И еще порядочно безымянных людей со знакомыми лицами – с почты, из ЖЭКа, из библиотеки…

Мама обратила внимание на пятерых – совсем незнакомых. И неожиданно, как от озарения, улыбнулась. Какая-то драматургия ей приоткрылась… Этих пятерых, вовсе не знакомых, она принялась разглядывать внимательно, а они, напротив, сразу перестали пялиться на подсудимую.

– Суд идет! Встать! – выкрикнула секретарь суда.

Все до единого поднялись, и в зал вошла седая женщина-судья, похожая на Надежду Константиновну Крупскую, за нею – два неприметных заседателя, прокурор, адвокат. Судья шла тяжело, видно, с сердцем у нее было неважнецки, да и варикоз… Прокурор (государственный обвинитель) был молодцом – при галстуке, высокий и худой, с выправкой, уселся за тумбочкой у дальней стенки. Адвокат – государственная защитница – разместилась перед скамьей подсудимых. Процесс начался со слов и процедур, не имевших значения. Моя мама их как-то совсем пропустила. Еще и потому, что после крика «Встать!» она почувствовала страшную тревогу, провальную… Именно как актриса, уже вышедшая на сцену и вдруг забывшая текст. Да, она читала дело, то есть знала пьесу в общих чертах – показания-роли всех действующих лиц были ей известны. Но ей-то что делать и говорить прямо сейчас, на этом помосте! Ни суфлера, ни режиссера… Она хваталась за соломинку, ведь были, только что были какие-то подсказки, от этой вот адвокатши, там, в комнатке за сценой, в гримерке с губной помадой… И еще – пятеро незнакомцев… Кто они и зачем?! А ведь точно – зачем-то!.. Подсказки были. Но все сплыли.

Судья что-то сказала, и со своего места встал прокурор.

Речь его была не длинной, в основном про обострение классовой борьбы в непростой международной политической обстановке. Обращался он к судье, говорил быстро, как газету читал. Только в конце прокурор обернулся к свидетелям, то есть ко всему залу:

– Товарищи, наш общий гражданский долг не допустить расползания в обществе западной пропаганды, упадничества и прямого вредительства в трудные годы послевоенного строительства, когда весь советский народ в едином порыве… – и еще что-то… «Нет, этот ничего не подскажет», – подумала подсудимая про обвинителя. А он снова повернулся к судье и наконец высказался по существу. – Из материалов дела гражданки Якубовой А.И. следует, что ее действия, подтвержденные во время следствия многочисленными свидетельскими показаниями и заключениями экспертов, подпадают… – тут он назвал статью 58-ю и несколько ее пунктов. И закончил, грозно глядя в сторону моей мамы:

– Обвинение требует для подсудимой Якубовой в качестве меры наказания десять лет без переписки в лагерях строгого режима.

Зал глухо охнул. Многие с сочувствием и даже ужасом глянули на подсудимую, но тут же уставились на судью.

«Они испугались», – подумала мама о зрителях. А она нет, уже не испугалась. Еще в тюрьме все – от следователя до тюремного врача, от сокамерниц до охранника, приносившего в обед баланду, – твердили ей, что меньше десятки по 58-й статье сейчас не дают, новая волна пошла, сажают пока меньше, чем в 37-м, зато судят пристальней и строже. Кроме «вышки», четвертинки и десятки, есть еще срок восемь лет, как говорится, по блату… Но никто и припомнить не мог, чтоб такое счастье кому привалило…

Судья, глядя в бумаги на столе, заговорила монотонно, что на основании правил судопроизводства в СССР суд выслушает показания всех свидетелей, как и прения сторон обвинения и защиты… После чего она откашлялась и предложила государственной защитнице дать предварительную оценку действиям подсудимой. Адвокат встала, оглядела зал и грудным голосом, полным как укоризны, так и женского сострадания, стала описывать жизнь матери-одиночки, женщины, далекой от социалистической морали – с огромной задолженностью по квартплате, политически неграмотной мещаночки, готовой поддаться на любую провокацию врага, чтоб выплеснуть горечь собственного неблагополучия… Затем защитница попросила суд учесть то обстоятельство, что Якубова ждет ребенка. В связи со всем вышеизложенным защита просит смягчить наказание, обоснованное прокурором, заменив десять лет заключения на восемь, и в лагере общего режима…

Вдруг защитница оглянулась на Якубову и – вот неожиданность! – подмигнула ей… В следующий миг она снова обратилась к судье и заседателям. Только голос ее изменился на, что ли, требовательный, прокурорский почти.

– Уважаемый суд! Чувствую себя обязанной высказать свои сомнения в части некоторой недоработки следствия. Сегодня в зале суда по каким-то причинам отсутствует главный свидетель обвинения, директор клуба ВМАТУ капитан Горохов А.П. Он являлся непосредственным руководителем художницы клуба, а именно – моей подзащитной Якубовой. Из материалов дела следует, что Якубова и ее начальник нередко задерживались после работы в кабинете директора клуба вдвоем, наедине. Следствие никак не прореагировало на этот странный факт… – защитница сделала паузу. – А между тем, не является ли ребенок, которого носит подсудимая, запретным плодом связи начальника и подчиненной?.. – снова пауза. – И насколько это могло повлиять на объективность показаний свидетеля Горохова?.. Не было ли у него мотива избавиться от беременной любовницы любым способом?! Ведь он член партии и – женат!

Это была бомба. Зрители-свидетели закрутили головами, заколыхались, заскрипели стульями, запричитали шепотом на все лады. Словно море соленым ветерком вспучило – так откликнулся зал. Защитница не спешила садиться, она чувствовала себя, по меньшей мере, великим адвокатом Плевако, защитником несчастных, униженных и оскорбленных женщин… Судья схватила колокольчик и отчаянно затрясла им. Гвалт улегся, защитница, победно глянув на мою маму, уселась на свое место. Стало тихо.

Судья помолчала, ее белесый взгляд над съехавшими к кончику носа очками был устремлен на подсудимую.

– Действительно… – сказала судья и задумалась. Зал перестал дышать. – Так или иначе, сейчас время подсудимой обрисовать свое отношение к предъявленным ей серьезным обвинениям. Так вот, для начала пусть она даст ответ на прямой вопрос, поставленный защитой. Подсудимая, ответьте суду. Вы были любовницей Горохова? Его ли ребенка вы носите?

Моя мама встала и неожиданно для себя – рассмеялась. Не громко, но искренне. Зал снова загудел, судья снова злобно звякнула колокольчиком. Все успокоились. А мама была уже не просто спокойна, она чувствовала полное освобождение от всех своих страхов. «Господи, что они все несут… Да ведь это же – фарс! Балаган! Комедия масок! Смех на палочке…» Она почувствовала – ее роль рождается прямо здесь и сейчас. И чем случайней, тем вернее! Ну раз так… держитесь.

Она преспокойно ответила судье:

– Боюсь, государственный защитник невольно ввел суд в заблуждение. Я действительно регулярно по четвергам задерживалась в кабинете директора клуба и секретаря парткома ВМАТУ Анатолия Петровича Горохова. Дело в том, что примерно год назад я подала заявление на прием в партию и, согласно уставу, Анатолий Петрович готовил меня к общепартийному собранию, на котором собирался выдвинуть меня в кандидаты на членство в нашей партии. Мое заявление наверняка хранится в сейфе парткома, это легко проверить.

Зал снова загудел – вот это да, в партию готовилась!.. Защитница, отвернувшись от зала, смотрела на подзащитную во все глаза. Моя мама передохнула и продолжила:

– Уважаемый суд, я ознакомлена с моим делом, как того требуют правила, читала показания капитана Горохова и с ними согласна. О чем в деле и расписалась. Те слова, которые свидетель в своих показаниях приводит, я действительно говорила. Правда, на самом деле они в основном звучали в виде моих вопросов, а не утверждений… В любом случае, от своих слов не отказываюсь, просто не считаю их преступными ни в коей мере. – Адвокат оглянулась на Якубову и посмотрела на нее как на круглую дуру, а подсудимая продолжила: – Все мы живем трудно… Я хотела бы найти способы, как сделать нашу жизнь лучше, веселее, справедливее. Человечнее. Ведь мы победили в войне против несправедливости и бесчеловечности… Я знаю, решать все это суду. Но знаю также, что хотела приносить пользу. Затем и в партию вступала…

Зал, судья, заседатели, прокурор, развернувшийся на своем стуле к подсудимой, – все молчали, будто ждали продолжения. И подсудимая продолжила.