Александр Чиненков - Возвращение домой. Повести и рассказы Страница 7

– Эй, чего вошкаешься, Боев? – не выдержав, возмутился казак. – Ты будто к жинке под бок укладываешься, как в избе родной?

– Чего шумишь? – огрызнулся Василий. – Другим поспать дай! Уже пролежни поди на боках от безмерной лёжки. Спать бы хотел, дык дрыхнул бы без задних ног и хайло своё не разевал!

Устроившись поудобнее, он закрыл глаза, но сна не было. У него разболелась голова от сутолоки в переполненном вагоне. Казак попытался сосредоточиться и вспомнить что-нибудь хорошее о доме, как проделывал не единожды, но сегодня его мысли были о другом.

Василий воевал уже пятый год, если считать войну германскую. И за это время он ехал по железной дороге не в первый раз. Он был в Украине, в Белоруссии, в Австрии и в Пруссии. Вернувшись на родину, сразу же попал на Гражданскую войну. Сначала воевал в армии Дутова, затем Колчака, сначала в степи, а затем в сибирской тайге. Много горя и зла довелось повидать Василию на прожитом веку. Вспоминая о боевых годах, он заснул, а когда проснулся, продолжал лежать на полке с закрытыми глазами.

«Как начнут будить, тогда и открою глаза, – подумал Василий. – Интересно, сколько ещё времени предстоит ехать в этом вагоне, покуда поезд привезёт нас туда, куда везёт. Даже не у кого спросить, проводника-то нет?»

В купе под его полкой разговаривали казаки. Из-за стука колёс Василий не мог разобрать, о чём они спорят. И вдруг на него накатили воспоминания о семье. Родители, жена, дети… Он не видел их уже несколько лет. Как они всё это время без него справляются? Привыкли, наверное, к его отсутствию…

Следующий день он провёл попеременно: то на ногах в проходе, то сидел в порядке очереди на нижней полке. Вечером повезло – вновь освободилось место на верхней полке. Взобравшись на неё, Василий сразу же заснул. Его сон был настолько крепок, что он не слышал, как поезд остановился на какой-то станции и в вагоне началась суматоха.

Время шло, а поезд всё стоял, не двигаясь, и никто не будил Василия, прося уступить место. Часа в два ночи он проснулся сам и заметил, что в вагоне стало свободнее. Ничего не понимая, казак прошёлся по опустевшему проходу и вышел в тамбур. Открыв дверь, увидел большую станцию и обомлел от изумления. «Курган», – прочитал он, и внутри ёкнуло. – Господи, да я уже дома почти. Ещё чуток, и Челяба, а там и Башкирия. До дому-то почитай рукой подать?» Довольный, он вернулся в вагон, забрался на свою теперь уже полку, и…

– Васька, чего колобродничаешь? – спросил брат, лежавший напротив.

– Да вот не спится чего-то, – вздохнул Боев. – Сейчас как увидел, что на станции Курган стоим, дык как кипятком ошпарило.

– А ты что, не слыхал, как казаки курганские выходили?

– Нет, как убитый, дрыхнул. А может, и слыхал, да заспал и запамятовал.

– Да-а-а, много сошло казачков, – вздохнул Егор. – И осталось ещё немало. Мы, оренбургские, и челябинские…

– Гляжу, и не подсаживается никто, – сказал Василий. – А я даже пообвык как-то в тесноте ехать…

Казаки не остались без попутчиков. К поезду на нескольких санях подвезли инвалидов из госпиталя и распределили по вагонам. Утром состав продолжил свой путь.

11.

Всего в вагон, в котором ехал Василий Боев, подсело семь человек. Кто без руки, кто без ноги, а один и вовсе без обеих ног. Казаки отнеслись к инвалидам в красноармейской форме настороженно и тут же освободили нижние полки.

Василий и Егор молча переглянулись. Их не особо устраивало подобное соседство, но деваться было некуда. Инвалиды держались обособленно, разговаривая между собой вполголоса. Боев прислушался к их беседе.

– Устал я от войны, товарищи, – говорил красноармеец без обеих ног. – Воевал-воевал, а видите, как возвращаться домой приходится? Калекой безногим, в холодном вагоне, да ещё с казаками проклятущими. Сказали бы об этом соседстве в госпитале, так я лучше бы ещё подождал и не просился на выписку.

– Да какая разница, с кем ехать, – вздохнул другой инвалид, без правой руки и с чудовищным шрамом от сабельного удара на левой щеке. – Я тоже из казаков, и не такие уж мы плохие люди. А эти, говорят, сами, добровольно сдались, а значит раскаялись. Иначе их расстреляли бы всех, а не по домам отпустили.

– И что, вы все верите, будто они раскаялись? – возразил безногий.

– Пусть даже нет, но деваться им некуда, – встрял в разговор третий инвалид, без левой руки. – Хочешь не хочешь, а к прежней жизни возврата нет. Раздавила всех наших врагов власть советская. И мы с вами уже не те. Не знаю, как буду жить теперь, но мне и при царе неплохо жилось.

– А чего греха таить, я тоже особо не бедствовал, – ухмыльнулся инвалид со шрамом на лице. – Мы зажиточно жили, лабаз свой имели. Мне и сейчас хочется видеть огромный привоз на нашем базаре, продавцов крикливых и толпы народа кругом…

Инвалиды разложили на столике продукты и принялись есть, а Василий, почувствовав, как слюна наполняет рот и, отвернулся к стенке. Вот уже сутки, как он ничего не ел.

– Эй, товарищи? – обратился к ним Егор. – Дайте хоть глотнуть водицы? Издалека едем, ни воды, ни жратвы… Даже посуды какой, чтоб кипяточку набрать, не имеем.

– Я б тебя пулей промеж глаз угостил, – грубо огрызнулся безногий, тут же уложив остатки провизии в вещевой мешок. – Нашёлся «товарищ», ишь ты. Мы таких товарищей…

Обиженный Кузьмин изменился в лице.

– Я вижу, не ты нас, а наши тебя до колен укоротили, – желчно усмехнулся он. – Только вот жалко снизу, а не сверху, тогда бы больше не умничал!

Лицо безногого сначала побагровело, а потом сделалось смертельно бледным. Некоторое время он сидел, моргая, и вдруг дрожащей рукой схватил со стола нож. Егор Кузьмин остался жив лишь благодаря увечью противника.

– Эй, Иван, – безногий резко протянул нож соседу, у которого не было левой руки. – А ну перережь глотку этой скотине, век за то обязан буду!

– Обожди, Степан, да ну их, – беря из его рук нож, отправил его в вещмешок однорукий. – Они ведь все чокнутые. Вышвырнут нас на ходу из вагона, тогда ведь погибнем в пути.

– Ладно, чёрт с ними, – буркнул, приходя в себя, безногий. – Я таких, как они, чертей бородатых, в своё время много порубил. Я…

Он осёкся и замолчал, увидев хмурые лица казаков, услышавших шум и собравшихся со всего вагона. Последние слова инвалида разозлили их не на шутку. Вокруг стало угрожающе тихо. Две некогда враждующие друг с другом стороны буравили друг друга ненавидящими взглядами, и было достаточно малейшей искорки, одного звука или слова, чтобы эта тишина превратилась во всесокрушающий взрыв эмоций. Инвалидов от неминуемой смерти спас кто-то из казаков.

– Браты, да ну их ко псам! – крикнул он громко. – Они своё ужо отгребли, казаки! А нам не следует брать грех на души, чиня вред калекам убогим!

Остановившийся у очередного семафора поезд, сильно рванув, тронулся. Под перестук колёс казаки разошлись по своим местам, а чудом избежавшие расправы инвалиды облегчённо вздохнули.

Под стук колёс и покачивание вагона Василий Боев задремал. Сменив позу на более удобную, он заснул, и ему приснился сон, который…

12.

До Челябинска доехали быстрее, чем ожидали казаки. Поезд быстро опустел. Инвалиды, помогая друг другу, тоже покинули вагоны и больше их никто не видел.

– Ну что, теперь уже совсем немного осталось, – подбадривали друг друга казаки. – Башкирию переедем, и всё, мы дома!

– Эге-ге, это ещё не так близко, – сетовали скептики. – Почитай чуток меньше, чем уже проехать довелось.

– Да ну вас! – отмахивались оптимисты. – Мы уже на территории второго отдела нашего Оренбургского казачьего войска! Уже почитай дома мы и далеко от Сибири и Омска!

Но, как оказалось, до дома казакам было ещё ох как далеко!..

Состав отогнали на запасной путь. День провели казаки в холодном вагоне, другой, третий… Никто не подходил, ничего не спрашивал и не давал никаких советов. Скудные остатки продуктов были съедены, и люди голодали.

Отчаянное положение, в каковом они оказались, требовало немедленных действий. Казаки часами обсуждали и мусолили один-единственный вопрос: «Что делать?», но ответа на него не находили. И вот наступила третья ночь…

– Эй, не передохли ещё, казаки? – послышался крик с улицы, и в дверь тамбура кто-то громко постучал.

Спавшие казаки подскочили со своих мест и поспешили к выходу.

– А ну стоять! – прозвучал приказ, когда они открыли дверь.

– Эй, чего командуете? Сами-то кто будете? – выкрикнул Павел Мамонов. – Чего пожаловали в час ночной, обскажите нам изначально, а уж опосля…

– Выходить по одному для саносмотра! – потребовал один из подошедших. – Не будете слушаться, арестуем. Вам ясно?

– Яснее некуда, – загудели недовольно казаки.

Они спрыгивали по одному из тамбура на землю, и их тут же «осматривали» и ощупывали около десятка вооружённых людей при тусклом свете железнодорожного фонаря. Тех, кто казался здоровым, отводили в сторону, а тех, кто вызывал какие-то подозрения, возвращали в вагон с приказом больше носа не высовывать.