Ринат Валиуллин - Повесть о настоящем Шарике Страница 7

– Кот, много ли у тебя было дам?

– Я помню всегда только последнюю, она очень хотела котёнка, но прописывать её в этой квартире, где и так народу полно, было стеснительно, в общем, мы разбежались через пятнадцать минут после знакомства.

– Слишком молниеносно.

Я тоже собирался открыться, но кот меня опередил:

– Думаю, ясно, кто выиграл, – сбросил он карты, – я твою историю знаю, похожая и результат один, с разницей что у тебя на это ушло пятнадцать собственных лет.

– Шарик, я толстая? – откусила пирожное Муха.

– Лишний вес – это мужчины, которые тебя недолюбили, – смотрел в окно Шарик.

– Не могу же я во всём обвинять тебя.

– Можешь.

– Ведь у меня были и другие.

«Чёрт, – подумал про себя Шарик. – Сейчас она начнёт перечислять всех, от первого до последнего, а это надолго». Слушать о других мужиках ему не хотелось. Тем более, что он мог знать их лично.

– Сходи на вечеринку, развейся, что ли.

– А как найти своего мужчину на вечеринке?

– Просто. Просто сделать вид, что тебе скучно.

– А если никто не подойдёт?

– Значит, твоего там нет.

– Сиди и жди, так вся жизнь пройдёт.

– Ты куда-то торопишься?

– Нет, но всё время опаздываю. Опаздываю жить.

– И где бы ты хотела жить? – безразлично зевнул Шарик.

– Замужем. Что-то не так, не складываются отношения, гибкость, что ли, уже не та, – доела пирожное Муха, прогнулась и посмотрела на Шарика, ожидая обратного комплимента. Но тот промолчал, он смотрел в окно или делал вид, что туда смотрит.

«Когда вид из окна не очень, приходится его делать самому», – усмехнулся про себя пёс.

– Не склонить её, не уподобить, на работе, где меня угнетает всё, начиная с сотрудников до начальства, – продолжала Муха. – А вчера вдруг разболелась спина, я терпела её долгих двенадцать лет.

– Я всегда говорил, почему ты себя не щадишь, зачем так много работать?

– Знаешь, иногда мы зависим от плюсов этой самой работы: близко к дому, зарплата, премии, опять же, детей надо кормить.

– Согласен. С этим приходится жить. И работа, будь она проклята, не всегда самая интересная, то есть совсем не та, о которой ты грезил в детстве. Ну, так как вчера ты свою спину спасала?

– Кое-как доработав, поплелась домой, на диван, к компьютеру, только не тут-то было. Только я расслабилась, заныл ребёнок, у него резались зубки. И моя спина – вслед за ним, будто это была эпидемия. Чувствую, невмоготу, старшей оставила сына и, словно жертва за утешением, по обочине жизни – к доктору. «На что жалуетесь?» Я ему: «Разве не видно, не разогнуться мне. У меня позвоночник болит». Врач велел снять одежду, прощупал, внимательно осмотрел. Потом глянул на меня поверх очков и в недоумении вздохнул: «Как он может болеть, вы же беспозвоночная…».

– Ещё бы добавил – тварь, – засмеялся Шарик. – Врачи, они такие. Они же к нам как к механизмам относятся. Мы к ним как на ТО ходим.

– А что такое ТО? – почесала себе ухо Муха.

– Техническое обслуживание. А что они, доктора, могут по большому счёту сделать, если кузова, крась не крась, стареют, детали изнашиваются, а запчастей нет? Так, на смазке из силы воли бежим по дороге жизни, пока есть порох, а когда он кончается, сбавляем ход и принимаем вправо на обочину жизни.

– По обочине я не могу, там же люди, они меня бесят, – стала всматриваться вслед за мной в серое небо Муха.

– Ну мало ли кто кого бесит, я тоже ими не очень доволен.

– Я же ещё на той неделе у стоматолога была, – блеснула белизной клыков Муха. – Так прижала зубная боль, что сил никаких не было. Забежала в зубной кабинет. Так вот мне там усатый в халате: «У вас денег хватит?» Я по привычке в ответ зарычала: «С чего вы решили, что я без копейки?» – «По вашему внешнему виду заметно – живёте жизнью собачьей». Это к теме обочины, – добавила Муха.

– Что ты?

– Что-что? Я, как всякая мудрая женщина, сдержалась, надо же было зуб вылечить.

Потом, пытаясь сгладить свою вину размягчился: «Анестезия нужна?» – «Прибереги для себя», – улыбнулась ему. Когда он меня засанировал, я его так облаяла!

– А он что?

– Назвал меня сукой. Но я-то на правду не обижаюсь. Потом врач усы покрутил свои: «Говорил же, надо было лечить вас с анестезией».

Я сидел голый, на тёплой кухне, расточительно выливая в череп чай, усаживая табак в лёгких. Время от времени отрываясь от компьютера, я наблюдал за дымом, чувствуя как в воздухе хаотично снуют печатные буквы, воздух забит откровениями. Кумар разворачивается в одну большую строку, дым не рассеивается, просто его поедает прозрачность. Читаю очередное письмо, от другой подруги. Они как затяжки, но слова – всё те же «я тебя не люблю».

– Что ты скажешь на это? – погладил я Тома, который тоже лез в компьютер.

– Если ты про любовь к тебе из последнего письма, то я нет, – улыбнулся он. – А ты?

– И я нет, – не хотел я обманывать пустоту. – Сердце моё уже занято.

– Кем? – поинтересовался кот.

– Есть одна, сейчас покажу, – нашёл я на экране её фото.

– Она же замужем! – мяукнул Том.

– Откуда ты знаешь?

– Ухоженная, – посмотрел неодобрительно на мою шевелюру. – Я понимаю, что связи с замужними женщинами имеют свои преимущества и считаются предпочтительней. При условии, что с совестью договор подписан.

– Я встречаюсь с ней по любви.

– Давно?

– Уже несколько дней.

– Где?

– В Интернете.

– А-а-а.

– Никто никому не должен. Никто не должен никого делать счастливым, целую вечность.

– Да. Это большая проблема семейных, – многозначительно поднял хвост Том. – Короче, ты влюблён?

– Да. Пожалуй!

– Пожалуй, я тебе расскажу одну свою историю, когда одним жарким летом, я несколько дней перекрикивался с одной дамой в ночи, она жила в доме напротив, и всё было на мази. Почти что договорились о встрече, я уже фантазировал, как это будет, и где. Вот здесь мне, дураку, придержать бы коня, наступать помедленней.

– А что случилось? – оторвался я от экрана.

– Супруги – одна сатана, вся эта перекличка велась её мужем.

– Ты что будешь пить? – вынюхивала Муха.

– Мне всё равно, только не молоко, – разглядывал я её собачье жилище.

– Чай?

– У нас к чаю есть что-нибудь?

– Да. Чашки.

– Это всё?

– Есть и покрепче, – пододвинула она мне носом свою миску.

– Что это? – сунул я свой нос в чужую посуду.

– Пей, не отравишься. Это домашнее.

– Это для тебя оно домашнее, потому что ты у себя дома, – вылакал я половину жидкости. – А когда у вас старт намечен?

– На конец месяца, если всё будет идти по плану. Что-то не клеится у нас со Стрелкой. Она же из породистых, нос задирает. Хотя и носа-то у неё совсем нет, даже не представляю, как живут мопсы без носа. Нос для собаки – что рука для человека, – шмыгнула она своим мощным шнобелем.

«Да, нос у тебя что надо! Как только Бобику удавалось с тобой без травм целоваться, ума не приложу. Может, от этого и сбёг. Хотя я и сам через это прошёл», – подумал Шарик про себя и добавил вслух:

– Мне кажется, что я знаю эту Стрелку. Это Герда из соседнего двора, однажды она пыталась уйти из дома, после того как её хозяин побил, – вспомнил я тот день, тот прекрасный носик. «Вот бабы, вечно ищут недостатки в чужом совершенстве».

– Ясно, что она по блату в эту космическую программу втиснулась, – налила ещё домашнего Муха.

– Думаешь, связи? – почувствовал я его тёплые приливы.

– Джульбарса знаешь? Так вот, он её любит время от времени, прямо с тренировок забирает. Солидный пёс, чем она его купила, стерва? – Разгорячилась Муха и забегала вокруг Шарика, словно тот знал, чем хороши стервы.

– Знаю… В конечном итоге всех тяготит богатство, особенно чужое, – лениво наблюдал он за остервенением молодой женщины.

– У тебя-то как? В отпуск летом собираешься? – Муха вытащила из кастрюли с бульоном огромную говяжью кость. Мясо аппетитно держалось за косточку. Видно было, что Шарику очень хочется разомкнуть эти объятия своими зубами: предательская слюна, которая, словно паутина, потянулась всем своим желанием к полу, сдала его с потрохами. Однако он был начеку, вовремя прервал её полёт, сверкнув языком и лязгнув зубами.

– Не знаю, я же только работать начал. Хочу перевестись в отдел по борьбе с наркотиками. Там работа почище, и морду взрывом не оторвёт, если что, – оторвал он кусок мяса от голяшки.

– Правильно, риск хорош, только когда ничем не рискуешь, – вылизала последние капли домашнего пьяная Муха и подлетела совсем близко к уху гостя, – ещё будешь?

– А есть? – тщательно пережёвывая говядину, ответил Шарик.

– Обижаешь, – уже выкатывала на стол новую ёмкость Муха, игриво повизгивая в ритме собачьего вальса.

– Ты тоже любишь классику? – снова закрыл тот глаза.

– Да, это мой любимый композитор, только не помню, как его звали, – начала она соблазнительно зализывать свою подмышку.