Алла Дубинская - Пикник на краю одиночества Страница 7

– А ты тут недурно устроился, – заключила я свой осмотр.

– Спасибо за оценку, мамочка, – усмехнулся Скио. – Да ты проходи, не стесняйся. Этот дом твой в такой же степени, что и мой.

От этих слов у меня защемило внутри не то оттого, что мне совсем не хотелось обживаться здесь не то от странной нежности, захлестнувшей мои мысли на мгновенье. Я нерешительно прошла вперед.

– Ты не дрейфь, садись на тахту, – подбодрил меня мой спутник, раскладывая на столе приобретения, сделанные в твоем автомобиле.

– Хорошее название, – от неловкости прокомментировала я, присаживаясь на топчан.

– А ты об этом, – обернулся ко мне Скио и усмехнулся. – Странно, что ты удивляешься. Насколько я помню в жизни тоже все так устроено. Одно существует на самом деле, называется по-другому. Мне отец показывал пленку со своей поездкой в Германию. Так то, что у нас пальто называется, похоже, так и назвать то нельзя.

Я была поражена.

– Когда же ты сюда попал. У нас давно все не так.

Скио взглянул на меня с интересом.

– Два года четыре месяца с погрешностью недели в две.

– Эта твоя погрешность не две недели, а лет десять, пятнадцать должна быть.

– Не может быть, – перебил меня Скио и продолжал задумчиво: – Я календарь не вел только первые несколько дней. Хотя, – он улыбнулся. – Говорят, время – вообще понятие относительное.

Скио снова занялся опустошением твоего рюкзака, а я некоторое время сидела, молча, наблюдая за ним, потрясенная тем, что услышала. Скоро меня стал охватывать ужас от безысходности моего положения. Стали посещать страшные догадки, которые не хотела додумывать, опасаясь сделать окончательный вывод о своем будущем. И как всегда, когда у меня начинается паника, я постаралась перевести мысли в другое русло. Но сейчас это как-то плохо получалось, и я решила поговорить со Скио. Все равно о чем.

– Этот старичок, Гередэ – сумасшедший?

Скио обернулся.

– Самое-то дело, что нет. Он назначил себя кем-то вроде заместителя пастыря среди нас. Выслужиться хочет. Ему кажется, что прояви он подобострастие и пастырь его отметит за его старание. Он попал сюда раньше всех. Говорят, до этого он был каким-то небольшим чином в КГБ, и даже вроде убежденным сталинистом. И теперь он с такой же убежденностью верит в пастыря. Только тут другое дело. Еще говорят, что он и пастыря то никогда сам не видел. Он, конечно, считает по-другому, но, когда речь заходит о пастыре молчит с глубокомысленным видом.

– Он вроде бы не вредный, – предположила я. – За что ты так с ним?

– Ну, наши с ним отношения – это вообще особая история, – усмехнулся мой собеседник. – Он меня пытается опекать, не знаю, с чего я ему так приглянулся. Так что между нами всегда бои местного значения.

– А что он тут про веру толковал, я не поняла? – вспомнила я разглагольствования старика.

– Он тут теорию создал. Хочет быть здешним мессией. Что-то вроде прибежища для всех сирых и убогих.

– Да у вас тут жизнь не очень-то радостная, – поежилась я. – Зачем ты так зло? Людям надо во что-то верить, наверное.

– Ну и точка зрения у тебя! – хмыкнул Скио. – Значит, если тяжело живется, стоит в кого-то поверить, на кого-то сложить ответственность за то что происходит. Похоже, вы со стариком споетесь.

– Ты меня не понял. Я просто хотела сказать, людям, мне кажется, это свойственно, в тяжелую минуту искать себе заступника.

– Ты-то сама в кого-то веришь? – примирительно поинтересовался Скио.

– Во что-то, конечно, верю.

– Во что-то все верят. Это не ответ, – решительно заявил мой оппонент: – Я спросил, в кого-то ты веришь? В смысле, что кто-то несет ответственность за тебя и твои поступки помимо тебя.

– Насчет поступков, нет, конечно. Но в остальном я еще не определилась.

– Атеистка, значит, – заключил Скио.

– Если ты имеешь в виду мое отношение к вере, то я не атеист, просто неверующая. Моя мама говорит, что между ними есть разница. Первый пытается навязать свое неверие другим, а второй просто определяется сам.

Скио улыбнулся.

– Если верить твоей маме, то я, мамочка, разделяю твои убеждения.

За моей спиной раздался тихий напряженный звук. Скио сразу насторожился. Правая створка косо приоткрылась. В щели просунулась голова старика. Только сейчас я сумела разглядеть его лицо. Загорелое, испещренное морщинами, как обезвоженный перец, с коротким прямым носом, искривленным в хитрой ухмылке тонким жеваным ртом под ним и парой маленьких хитрых необычайно ярких для такого лица и такого возраста голубых глаз. Общее впечатление довершала густая желто-белая шевелюра, торчащая в разные стороны как на портретах Эйнштейна.

– И какие же я скажу, долгожители в вашей родне! – он, похоже, налег на приоткрытую створку своей тростью, стараясь проникнуть к нам. – Мое почтение, – церемонно кивнул мне.

– Гередэ, тебя тут никто не ждал. Если пожрать пришел, то и вовсе нечего. А говорили мы с мамой, а не с тобой.

– Да, мальчик ваш тут несколько одичал без вас, – на мгновение, прекращая свои попытки, доверительно обратился ко мне непрошеный гость: – Я ведь, позвольте, случайно услышал, уже постучаться хотел, когда этот занимательный факт дошел до моих ушей.

– Что же не постучался? – огрызнулся Скио.

– А мы только что про вас вспоминали, – постаралась я разрядить обстановку.

Старичок удовлетворенно протиснулся в дверь, очевидно, считая мое вступление в разговор разрешением войти.

– А с дураками всегда так, – улыбнулся он. – Только вспомнишь его, он и появится.

Я рассмеялась.

– Ну вот, теперь мы от него не отделаемся, – недовольно высказался в мою сторону Скио.

А старик уже тут как тут устроился рядом со мной на «тахте».

Глава четвертая

– Прохладно, – сказала я просто, чтобы что-то сказать, ежась скорее от присутствия рядом неприятного старика, чем от холода.

Правда, у меня начали ныть ноги, как всегда от сырости. Стылый холодок неумолимо поднимался вверх по моим икрам.

Старик с любопытством взглянул на меня.

– В этакой куртке и вам холодно? – похоже, искренне изумился он.

Я поджала под себя ноющие конечности и поежилась.

– Не то чтобы холодно. Просто у меня больные ноги, а тут бетонный пол.

– Ничего, сейчас печку затопим.

Услышала из-за спины. Я обернулась. Скио встал на одно колено рядом с тахтой и с сосредоточенным видом принялся извлекать какой-то предмет. Наконец он вытащил на свет нечто виденное мной, пожалуй, только в военных фильмах. Что-то вроде печки-буржуйки.

– Самодел, – с долей бахвальства пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд.

– Да, парень у вас башковитый, нечего сказать, – угодливо заявил старик.

Дальше, некоторое время мы оба, молча, наблюдали, как Скио ловкими быстрыми движениями достает сложенные под столом сухие ветки, распиленные на четыре части березовые чурочки и растапливает ими печку.

– Придвинься поближе, – взял меня за руку, заботливо обратился ко мне.

Только тут я поняла, как устала за этот длинный и весь предшествовавший ему день. Мне захотелось прилечь на тахту, я сладко предвкушала, как стылое помещение наполнится теплом. Этой воображаемой идиллии мешало только одно – присутствие непрошеного гостя. И тут в первый раз я почувствовала в отношении Гередэ то раздражение, которое испытывал к нему Скио. Я очнулась через секунду, словно на мгновение уснула. Очнулась, потому что Скио сидел на корточках передо мной, держа мои руки в своих ладонях и глядя в глаза. Я даже не могу объяснить точно с каким чувством. Может, это было сочувствие, а может еще что-то, но так, будто он обо мне беспокоился.

– А я все-таки думаю, что вы прекрасно сохранились для матери этого мальчика, – раздался хриплый голос старика.

Я вся напряглась и мгновенно возвратилась к реальности. Опять появился страх и мысли о тебе. Скио резко поднялся, выронив мои руки из своих ладоней.

– Гередэ, я собираюсь терпеть тебя в том случае, если ты проведешь вечер так, чтобы мы не чувствовали твоего присутствия. А еще лучше будет, если ты просто сгинешь, чтобы мы не вспомнили о тебе до утра.

Я прислонилась к бетонной стене и вытянула ноги к огню. Теперь меня не коробила резкость Скио по отношению к старику. Сам старик после замечания Скио втянул голову в плечи и насупился. Не то обиделся, не то испугался. Но я ошиблась. Я не успела даже почувствовать, как тепло подбирается к моим застывшим пальцам, как он оживился.

– Дорогие мои, как вы смотрите на то, чтобы поесть?

– Кроме твоего обращения, все остальное не лишено смысла, – мрачно отозвался Скио. – Учти только одну деталь, когда есть хочется, а нечего, такой вопрос звучит как оскорбление.

– Я совсем не имел желания опустошать ваши запасы, – уничижительно продолжал его собеседник.