Алексей Леснянский - Отара уходит на ветер. Повесть Страница 7

Свист бича. Восьмёрка в воздухе. Щелчок с оттяжкой. Глухой стон рухнувшего на землю Вовки. Истошный крик роженицы. Шок у городских.

Сплюнув, Санька спешился, привязал Орлика и направился к палатке.

– Куда?! – вырос перед ним парень с фото команданте Че на футболке.

– В п…у, – доложил Санька.

– Не пущу! – сказал парень, и челюсть его затряслась, в глазах наметилась влага.

– Э, давай без истерик.

– Назад!

– Да пойми ты, дурень.

– Назад!

– Заклинило?

– Назад!

– Вован! – не сводя с парня глаз, крикнул Санька. – Кончай боль свою лелеять! Видишь – дурак! Скажи, чтоб рассосался!

Отбросив обиду, Вовка поднялся с земли и утёрся рукавом. Его лицо было наискось перечёркнуто красной чертой, как орфографическая ошибка в диктанте. Все взгляды устремились на него.

– Он спец! – сказал Вовка. – Ему без разницы! Что семечко из подсолнуха! Что яйцо из курицы! Что жеребёнка из кобылы! Он может такое…

– Короти речь, роженицу глянуть надо! – перебил Санька.

– Короче, у вас нет выбора! – послушно закруглился Вовка.

– Слыхал? – сказал Санька стоявшему перед ним парню. – У тебя нет выбора, поэтому будешь делать, что скажу. Конкретно тебе нужно звонить в скорую, а не стоять у меня на пути. «БиЛайн» тут не берёт. Другой оператор нужен. Какой – не знаю. – Санька указал на противоположный берег. – Рыбака видишь в камыше? Засекай место. Он оттуда базарил по мобиле. Сгребаешь сотовые с разными операторами и дуешь туда на всех парах. Может, рыбак уже переместился с нужного пятачка. Тогда тупо курсируешь вдоль берега и ловишь связь. – Видя, что парень близок к нервному срыву, Санька похлопал его по плечу. – Не боись – поймаешь. Когда всё закончится, свечку за «Мегафон» поставишь. Или там за «МТС». Всем трезветь. Иди».

Санька вошёл в палатку и бегло осмотрелся. В центре на синем надувном матрасе лежала девушка. Вокруг роженицы громоздились какие-то сумки, вповалку валялись вещи. Ноги девушки были согнуты в коленях и широко расставлены, глаза – закрыты. Она тяжело дышала. Схватки временно отступили.

– Здравствуйте, Аня, – сказал Санька. – Так же Вас зовут, кажется. Я Ваш акушер буду.

– Вы? – открыв глаза, спросила девушка и, отвернувшись, простонала: «Уйдите… Мне в город надо».

– Вы, наверно, смущаетесь? Не надо этого. Я небрезгливый, да и дело житейское.

– В город… В город отвезите…

Санька присел на корточки, мельком взглянул между ног девушки, быстро переместился, взял роженицу за руку и весело сказал:

– А у дитя, скорей всего, другие планы. Тута, говорит, буду вылазить – в Сашкиной степи.

Губы Ани тронула усталая улыбка.

– Тебе лет-то сколько, Сашка?

– Восемнадцать без одиннадцати месяцев. Скоро в армию. А тебе?

– Девятнадцать… Не бросишь меня?

– Бля буду, – присягнул пастух, как умел, и скрепил слова лёгким пожатием ладони роженицы.

– А справишься?

– Вместе справимся, – успокоил Санька. – Я пастух. Знаком с родами с детства. У меня такой опыт, что я на тебя сейчас смотрю и еле зевоту сдерживаю. Настолько всё привычно… Сколь месяцев отходила?

– Семь.

– Нормально, – махнул рукой Санька, ничем не выдав подступившего к сердцу холодка. – Легко ходила?

– На сохранении одно время лежала.

– Ничё страшного, бывает, – подбодрил Санька.

– Это ты на поляне ругался?

– Не ругался… Так – поспорили малость… Рабочий момент…

– А-а-а, – вдруг застонала девушка и в крик: «Ма-а-а-ма-а-а-а!»

– Держись, Ань, – бросил Санька. – Блажи на всю степь, легче будет. Я махом.

Пастух вышел на улицу, наклонами головы хрустнул шейными позвонками и подошёл к компании. Молодёжь обступила его.

– Короче, так, – сказал он. – Палатка, в которой она лежит, под роддом не канает, не развернуться в ней. Вот вы, пацаны, большую разобрали. Зря. Собирайте опять, туда её перенесём. Ещё полотенце чистое нужно, в которое я младенца заверну.

– Так замажется же, – вырвалось у одной из девушек.

– Вот твою вытиралку и возьму, – ухмыльнулся Санька. – Ты, гляжу, та ещё чистоплюйка. Нам такие стерильные сейчас ой как нужны… И воду вскипятить надо будет.

– А где её взять?.. С озёра, что ли?.. Водопровод не покажешь? – посыпались реплики.

– В степи всё есть, – самоуверенно улыбнувшись, выдал Санька. – А чего нет – довезут. Сливайте с радиаторов. Мало будет – у рыбаков возьмёте.

– Тебе бы самому не мешало грязищу смыть, – сказал Вовка.

– То загар… Ну да ладно. Водяру на руки польёшь.

– Дезинфекция?

– Блажь… Нас, богатых, не поймёшь. На конях на миллионы наматываем, водкой руки моем. – Санька обратился ко всем: «Пятнадцать минут на подготовку даю. Время есть. А на крики забейте, это нормально всё».

Молодёжь забегала, но уже осмысленно. В полевых условиях стало возводиться родильное отделение. Санька взял бинокль и прошёл к озеру. Поймав в перекрестье мужа роженицы, увидел, что рука у парня приложена к уху, а губы шевелятся.

– Кажись, дозвонился, – облегчённо вздохнул пастух и подозвал друга: «Иди сюда. Я насчёт водки не шутил. Тащи всю. И мыло».

– Думаешь, всё получится? – вылив вторую бутылку на руки Саньке, спросил Вовка.

– Если на небе грех с водярой простят.

– Я серьёзно.

– Не знаю… Дрожь в руках чё-то, вибрация нездоровая.

– Чё это?

– Да девчонка хорошая. Не овца какая-нибудь.

– Разве это те помешает?

– А ты думал… На автомате действовать не получится. Как с родной придётся. А сердце при таком деле в отключке должно быть. Красивая к тому же… Блин, одни минусы!

– Ты в своём уме? Какая красивая! Там же кровища, слизь всякая.

– К дерьму я давно привык, а к красоте – никак.

– Ещё скажи, что она тебе нравится в таком состоянии.

– И чё такого, – сказал Санька. – Она сейчас настоящая, вся фальшь с неё слетела. Ну да ты не поймёшь.

– Почему же?

– Потому что у нас разные миры. Ты ж до сих пор не догоняешь, как Петруха объезжает дикого жеребца, а в городе дорогу боится перейти. Тут примерно то же самое. Я в палатке с таким столкнулся, что до сих пор как чумной. Прикинь, девчонка как бы и стесняется тебя, и тут же готова впустить сам понимаешь «куда».

– Это от боли всё. У тебя бы так – и ты бы так.

– Не всё так просто. Глаза у неё странные. Там будто страшно мудрое животное сидит. Интересно, что это?

– Фиг знает, – сказал Вовка. – У Лёхи с «Изыха» потом спросим. Он же вроде как писатель, должен знать.

– У Леснянского-то?.. Не, он по любой не в курсях. Да и никакой он не писака. Разве на седле можно что-нибудь толковое накалякать? Для такого дела добротный стол нужен, кабинет специальный, усидчивость опять же. А этого по всей степи носит, как перекати-поле. Нормальные писатели пять минут абзац пишут, а этот – пять километров по пересечённой местности.

– Так он кочевой, может, литератор, – предположил Вовка. – Такие тоже наверняка бывают. Типа, разновидность.

– Ни фига. Писатель должен сидеть за дубовым столом в городе Москве, на крайняк – в Туле. Так у писателей заведено. А этот один раз возле навозной кучи пописывал. Для духовитости предложений – не иначе. Нет, он, конечно, не виноват, что туда его овец потянуло, а всё же.

– Если чё, у него именные путинские часы имеются, сам видал.

– Спёр, – сделал вывод Санька. – Хотя нет. В этом плане он такой же лупень, как и ты – ни украсть, ни покараулить. Подделка, значит.

– А вдруг прогремит он. Бывает же.

– Чабан этот?.. Ни в жизнь. Объясняю. Мы с ним тут сцепились, когда наши отары чуть не смешались. Моя вина была. Ему бы сказать культурно, если он такой уж прям писатель: «Александр, Вы, пожалуйста, следите за своими грубошёрстными проказницами, не подпускайте их так близко к моим тонкорунным шалуньям». А он так трёхэтажно выразился, что я сразу понял – не Пушкину он коллега, а мне…

Конец ознакомительного фрагмента.