Мария Голованивская - Знакомство. Частная коллекция (сборник) Страница 7

Приходить в себя не всегда приятно. Это зависит от того, что там, в «себе», тебя ждет. Кого-то розовая долина, кого-то сеть навязчивых идей, кого-то – мир фантастических чудовищ, кого-то бездонное озеро ожиданий, а кого-то красный арбуз с зеленой кожурой и черными семечками.

Не дрейфь. Сумели разрыть, сумеем и засыпать. Вопрос только в том, что положить внутрь. Если не придумаем, могут и по рукам надавать. Мелко накрошим и запихаем, а потом засыпем и концы в воду.

Грузовой транспорт перевозит грузы. Пассажиры – не груз, они летают самолетами, ездят поездами, плавают на пароходах. Я и мои друзья – ходим пешком. Мы и транспорт, и грузы, и пассажиры. Мы даже почти самолеты.

Мне не нужен ни катер, ни пароход, ни яхта, ни вилла, ни дом в деревне, ни машина, ни самолет, ни меха, ни кожа, ни золото, ни бриллианты, ни деньги, ни бархат, ни дорогая посуда, ни кошки, ни собаки, ни женщины, ни мужчины. Мне не нужно оружие, не нужны советы и добрые пожелания, не нужны вопросы и ответы, а за все остальное, что у меня, к счастью, есть, я нижайше благодарю всех, кому я этим обязан. Аминь.

Что такое удовольствие? Результат грандиозной уборки, после которой не осталось ни одной пылинки, и каждый солнечный луч бесконечное количество раз отражается в натертых до блеска поверхностях?

Преданные глаза только что высеченного раба?

Утихшая боль, утоленные голод, жажда?

Идеально отрепетированное природой слияние разгоряченных тел? Преодоленное препятствие, прозрение, озарение?

Скука – это когда человек лишился удовольствий и смирился с этим. Все в прошлом великие, когда перестают быть великими, скучают. Они как слоны, млеющие на солнце и обсыпающие себя красной пылью.

Из чего лучше надираться – из фамильного бокала или из майонезной баночки?

А вселенская тоска, что такое вселенская тоска?

А непреодолимое противоречие, что такое? А воздаяние по заслугам?

В одной книжке написано, что, чтобы нравиться мужу, нужно реже мыть полы. В другой – сказано, что главное общность мировоззрения. А где правильно?..

Вопросы – враг удовольствия. Большинство ответов – тоже враг удовольствия.

Хотя о каком удовольствии можно думать, если кругом враги?

Нужно иметь терпение. Иногда взять себя в руки, иногда просто смириться.

Иногда нужно потерять терпение. Выпустить себя из рук, взбунтоваться. Но ни то, ни другое в конечном счете не доставит удовольствия. И то и другое мучительно.

Белок, желток, скорлупа, соль, хлеб, масло, солнце, искрящееся на лезвии хлебной пилочки, – завтрак – мое любимое пятое время года.

Никого ни в чем не убедишь, ведь у каждого свои резоны. Но достаточно иногда случайно, косвенно вызвать в памяти собеседника дорогой для него образ или напомнить значимую для него ситуацию, например, удар мокрым полотенцем за пролитый суп, полученный от издерганной мамы в возрасте пяти лет, как начинают твориться чудеса. Эти чудеса и называются неадекватным поведением.

Опускаешь три копейки – получаешь стакан газировки с лимонным сиропом.

Завтракать наспех – безумно вредно, а главное обидно. Полупрожеванная серая котлета не нужна ни тебе, ни твоему организму. Вот увидишь. Свободный человек всегда завтракает не спеша.

Ничто не вызывает такой ревности, как яростный хохот обожаемого существа, вызванный не твоим остроумием.

И вообще, что грустно, то досадно, что досадно, то обидно, а что обидно – забыть и выбросить.

За усталостью следует отчаяние, за радостью покой. Мои родители обиделись на меня еще в первый год моей жизни. Подойдет папа – плачу, подойдет мама – отворачиваюсь. Мне, вероятно, больше всех нравилась бабушка. Я думаю, потому, что ее сознание не было обременено всякими идеями о воспитании, и ей ничто не мешало бесконечно потакать моим прихотям. «Это ты во всем виновата!» – говорили бабушке хором папа и мама. Но на меня они затаили. Сейчас, задним числом, я их понимаю. Неприятно, конечно. Я ужасно сожалею, что так получилось, и я прошу у вас, дорогие родители, прощения за совершенные мною бестактности.

Цвести в горшке – удел комнатных растений. Мне очень не хочется цвести в горшке. Мне хочется цвести там, где запоет душа. А кто ее знает, где она запоет? Спускаешься по лестнице, хлопаешь дверью подъезда и попадаешь в затопленный солнцем, захламленный, крошечный дворик, и тут же расцветаешь. Человек расцветает и вянет всякий раз непредсказуемо, иногда абсолютно некстати вдруг возьмет да и зацветет, а иногда ни с того ни с сего, посреди всеобщего ликования, также внезапно расстроится и завянет.

Человек ведет себя иногда как тюльпан, иногда как нарцисс, иногда как роза, иногда как кактус, иногда как пальма, а иногда даже как Иудино дерево.

Выпиваешь вечером стакан кефира и чувствуешь, что ведешь правильный образ жизни. Похлопываешь себя для верности ладонью по животу, вытираешь кулаком губы.

До чего же приятно вести правильный образ жизни! Относиться к себе чутко, ухаживать за собой с любовью. Быть одновременно и слесарем и машиной, породистым рысаком и конюхом, иконой и реставратором. Как приятно смотреть в будущее, извлекать уроки из прошлого.

И вот награда: хорошее зрение, крепкие зубы, свежий вид, легкость в движениях. Не могу без боли смотреть, как многие достойнейшие люди гробят себя. Тащат в рот что попало, курят, пьют, а под глазами – синяки, кожа серая, зубы дырявые и желтые, изо рта болотом пахнет… Разве такой человек может служить примером?! Все так называемые удовольствия, если взглянуть на них трезво, таковыми не являются! Потакать своему неразумному организму – непростительная слабость. Следует с собой бороться и побеждать. Ставить себе же ногу на грудь. Это главное, что отличает человека от животных, и это отличие

спасительно.

А то потом будешь бежать за уходящим поездом, а силенок, чтобы догнать, – не хватит. Так он и укатит, а ты останешься здесь. Загудит на прощание, мигнет огнями, и даже не оглянется на горстку беззащитных, машущих ему вслед носовыми платками людишек.

Я промакиваю салфеткой слезы, которые катятся по моим щекам. Люди! Братья и сестры! Мне жаль вас! Жаль!!

Сейчас лето. Ко мне влетела муха. Черненькая, маленькая, глупенькая. Мне тебя тоже жаль, слышишь, муха?!

Последние несколько дней я тебя совершенно не узнаю. Что случилось?

Вошла молодая особа и долго что-то мне объясняла. Возразить в общем нечего. Все «за» и «против» давно известны. То разводишь руками, то беспомощно их складываешь. Расстегиваешь верхнюю пуговицу на рубашке.

Сколько же страниц в этой книге? Толстая, тяжелая, на каждой странице множество мелких плотных строчек.

Как раз в этот момент зазвонил телефон. Мы поговорили минуты две-три и договорились о встрече.

Я ставлю чайник.

Мне нравится размеренность жизни, ее едва уловимый ритм, без яростных взрывов большого барабана и резкой трескотни тарелок. Плавная, ненавязчивая мелодия не утомляет ни своим однообразием, ни своей претенциозностью. Она звучит, она создает мягкий однородный тон, окрашивает все в теплые, органично перетекающие друг в друга тона.

Обещали, что летом будет ужасная жара. А это значит: красные лица, острые запахи, рев автомобилей, раскаляющихся на солнце, мягкий асфальт. Это значит, что все будут стараться занять место в тени и ждать наступления вечера.

Очень приятно видеть гуляющих летними вечерами разряженных, загорелых людей. Их голоса и смех не раздражают, они звучат мягко, как будто кто-то рассказывает сказку засыпающему ребенку. Даже ленивый не устоит и тоже выйдет проветриться, искупаться в теплых летних сумерках. И хорошо, если никто не испортит ему настроения, потому что никто в этом смысле так не рискует, как ленивый.

Я любуюсь собой в своих словах, так же как Нарцисс любуется своим отражением в ручье. Я не ищу никакого отражения, не пытаюсь сложить свой мозаичный портрет из высказываний и оценок других. Мне не нужно ничего вне меня, чтобы себя увидеть. Мне нужны только мои собственные слова.

Горы, окружности, петли прилипают к бумаге, как легкое кружево, которое медленно образуется благодаря стараниям костяного крючка.

В солнечную теплую погоду хочется выглядеть шикарно, источать аромат, небрежно захлопывать дверцу кремового «мерседеса». В дождь же наоборот. В табачном киоске привлекает только «Дымок», в магазине «Одежда» – джинсы за семь шестьдесят, и так далее. В дождь чувствуешь себя бродячим непризнанным поэтом или живописцем, в солнечный день – кинозвездой с нескончаемым рядом безупречных фарфоровых зубов.

В этот самодеятельный театр одного актера не нужно покупать билета, а спектакли длятся почти столько же, сколько в древней Греции. Масса преимуществ. Приходите – посмотрите.

– Вот кончится дождь, и я пойду. Я не настолько спешу, чтобы промочить себе ноги. Поэтому можно еще посидеть, если хочешь, конечно.