Алексей Шамонов - Лабиринт двухгодичника Страница 8

Шагать в строю со всем дивизионом после общеполкового построения и не сильно портить общую картину Трофимов мог. Но подходить строевым шагом с рапортом к дежурному по части при заступлении начальником караула у Игната совершенно не получалось. Точнее, получалось только первое движение.

Трофимов ещё в школе на уроках НВП чётко усвоил, что движение надо начинать с левой ноги. А вот дальше всё было куда сложнее. Жёсткие яловые сапоги – а хромовые он ещё не получил – никак не позволяли вытянуть ступню параллельно асфальту, и создавалось впечатление, что лейтенант специально хочет показать дежурному свои ещё не успевшие стесаться каблуки.

Со следующим была совсем беда: после отдачи рапорта надо было развернуться через левое плечо на сто восемьдесят градусов и встать во главе шеренги своего караула.

У Трофимова никак не получался этот нехитрый в глазах кадровых военных манёвр. То разворот был неполный, и приходилось идти не по прямой, а как бы описывая дугу. То правая рука, которой Игнат отдавал честь при докладе дежурному, опускалась не на первом шаге, после чего движение рук предательски не согласовывалось с ногами, и строевой шаг Трофимова при этом больше напоминал движения никуда не торопящегося лыжника на заводских соревнованиях. А то не удавалось поймать линию шеренги строя, и приходилось делать дополнительный короткий шаг. Частенько эти неприятности случались с лейтенантом не по одному, а все сразу.

Первое время некоторые офицеры специально чуть задерживались и подходили к плацу, где совершался ритуал заступления в караул, чтобы перед выездом домой немного поразвлечься неуклюжестью двухгодичника.

Через несколько месяцев Трофимову всё же удалось существенно подтянуть строевую подготовку, но не более того. Он, конечно, мог бы специально тренироваться и в итоге добиться того, чтобы в этом разделе службы ничем не отличаться от кадровых офицеров. Но делать этого он не хотел. Для него эта строевая неподготовленность была своеобразной маркой, показывающей окружающим, что он вовсе не профессиональный военный, а просто недавний студент, который через два года снова вернётся в привычную и комфортную для него обстановку.

Трофимов уже собирался идти с позиции домой, когда к нему в капонир зашёл Плющев.

– Привет, Игнат. Мне доложили, что у тебя завтра выходной. Собираешься конец мочить? – спросил тот, садясь на стул, рядом с Трофимовым.

У здешних офицеров эта фраза означала поездку в город.

– Да, надо бы съездить развеяться. Если найду себе компанию, то поеду. Одному что-то не хочется.

– Если поедешь, то зайди в ателье, узнай, готова ли моя шинель? – попросил Фёдор, доставая из кармана квитанцию.

– Ладно, зайду. Хорошо, что напомнил, заодно узнаю, может, и мою уже пошили, а то не за горами осень, и как бы не пришлось снова щеголять в парадной шинели.

– А ты когда её заказал? – поинтересовался Плющев.

– Да уже почти три месяца прошло.

– Ну, тогда можешь и не спрашивать. Раньше чем через полгода после снятия мерки ещё никто ничего не получал.

– Да ладно, не трепись, такого не бывает!

– Такого не бывает у тебя в штанах.

Плющев и Матвеев заканчивали одно военное училище, Пушкинское, и потому использовали в разговоре одинаковые жаргонные выражения.

– Это у вас на гражданке всё быстро делается, а на военной службе так оно и есть, и ты в этом ещё не раз и по разным поводам убедишься. Могу поспорить, что в наряд на Новый год ты пойдёшь в парадной шинели, как в принципе и подобает на праздник.

– А почему ты считаешь, что именно мне придётся идти в наряд на Новый год?

– А кому же ещё идти, как не тебе? Всё предельно ясно и понятно. Ваш дивизион в конце декабря заступает на дежурство, а ты там по сроку службы самый молодой офицер. Так что другого не дано. Не может же целый старший лейтенант позволить себе встретить Новый год без бокала шампанского. Так что здесь, поверь мне, даже и обсуждать нечего.

– Ну, посмотрим. До Нового года надо ещё дожить, а точнее – дослужить. Может быть, к этому времени я совершу какой-нибудь подвиг, и мне досрочно дадут сразу капитана, и тогда в праздник пусть дежурят всякие там старлеи, – размечтался Игнат. – Пока ты здесь топчешься, давай сыграем в нарды. Хочу потренироваться, а то Крупицын и Коноплянка у меня постоянно выигрывают.

– Давай, – согласился Плющев. – Минут двадцать у нас есть. В короткие или длинные?

– В длинные. Короткие мне не очень нравятся.

– А я, наоборот, больше люблю короткие. И что же за подвиг ты собираешься совершить? Может быть, тогда и меня возьмёшь в помощники? Я тоже хочу капитана досрочно, – кидая кости, проявил любопытство Фёдор.

– Нет, тебя не возьму. Ты же из первого дивизиона. И на подвиги вы не способны. Только геройские офицеры нашего подразделения готовы на подобные поступки в мирное время! – гордо изрёк Трофимов. – Как там, кстати, ваш колодец? – поинтересовался Игнат.

– Четыре кольца опустили, осталось два из привезённых.

– А ты уверен, что этого хватит?

– Ну, если не хватит, то придётся добыть ещё парочку, но, надеюсь, до этого не дойдёт: глина уже пошла мокрая, вот-вот и вода появится, – уверенно предположил Фёдор. – А насчёт подвига – могу тебе подсказать одну идею из школьного прошлого. Хотя в этом деле есть свои нюансы. Если ты и совершил подвиг, то совсем не обязательно, что люди его воспримут таковым. В героизме, кроме всего прочего, важно то, как твой поступок оценят окружающие.

– Очень любопытно излагаешь. Предвижу что-то нетривиальное. Давай, рассказывай, что это за подвиг ты совершил в столь юном возрасте. Может, мне это и пригодится.

– Конечно, пригодится. Но совершил его не я, хотя сути дела это не меняет. Помню, один мой одноклассник в классе, наверное, седьмом обиделся на директора школы за то, что тот, застукав его в подвале за курением, отодрал за уши и отобрал украденную у отца початую пачку «Беломора». Одноклассник мой затаил обиду и, недолго думая, этим же вечером через незакрытую форточку залез в запертую школу и навалил перед дверью кабинета директора кучу. Скандал наутро был грандиозный. Товарища моего в итоге выгнали из школы и поставили на учёт в милиции, но в наших глазах он ещё долго ходил в героях. Так что можешь воспользоваться моей подсказкой, – улыбнулся Фёдор.

– Ух, повезло, куш выпал, – прервал рассказ Плющева Трофимов, передвигая четыре фишки на шесть полей. – Идея, конечно, хороша, явно прослеживается перспектива. Но не того, что тебе дадут капитана, а что призна́ют дебилом. Хотя, с другой стороны, задача-то будет выполнена, такого едва ли назначат в новогодний наряд, – резюмировал Игнат.

– Ну, на тебя не угодишь. Не буду тебе больше ничего подсказывать… Кстати, иногда бывает так, что если человека признали ненормальным, то это очень даже для него полезно.

– Что-то я таких людей в своей жизни не встречал. Хотя дебилы попадаются постоянно. Впрочем, нет, по прочитанной литературе пару подобных случаев припоминаю.

– Про литературу ничего сказать не возьмусь. А вот пример из реальной жизни привести могу. Недавно наш комдив рассказал мне такую историю, – уже вполне серьёзно, даже с какой-то нехарактерной для него трагичностью в голосе продолжил Плющев. – Лет пятнадцать назад служил в нашей части офицер… не помню, как он его называл, пусть будет Иванов. Обычный, средне, так сказать, статистический военнослужащий. Звёзд с неба не хватал, но службу нёс исправно, не хуже, чем все остальные.

Но шло время, ему уже скоро тридцатник, а он всё ещё старший лейтенант. Сына в школе дразнить стали, что он, как и его папа, недоделанный. На супругу жёны офицеров стали исподтишка смотреть с ехидной улыбкой. Офицеры, которые начали служить несколькими годами позже него, уже давно капитаны, а он всё ходит с тремя маленькими звёздочками на погонах.

А всё почему? Не приглянулся он тогдашнему командиру полка из-за того, что на груди у него был не «поплавок», а «рыбий глаз», то есть закончил он не высшее, а среднее военное училище; не состоял в партии; к командованию не подлизывался; ни на кого не стучал. Офицер просто честно делал свою работу.

Иванов всё терпел и терпел. Надеялся, что назначат его наконец на капитанскую должность и присвоят очередное звание. Но когда сын пришёл из школы избитый одноклассниками, а жена, заплаканная от унижения, из магазина, Иванов не выдержал и наутро написал рапорт об увольнении. А через неделю отправил жену и сына на родину, к своим родителям.

Это сейчас из армии стало легко уволиться. Не хочешь служить – пиши рапорт и через два месяца свободен. А в те времена если ты получил погоны, то, будь любезен, отдай Родине двадцать пять лет, а в сорок пять – добро пожаловать на заслуженную военную пенсию. Ни о каком досрочном увольнении и не заикайся.